У Раэ не было времени и сил, чтобы ужасаться тому, что его начало крутить от сильного голода. Он и так на бегу, еще в перелеске у города Илла осознал, что ванны Мурчин до конца его не излечили, и ведьма не спешила ему об этом говорить. Скорее всего, Мурчин полагалась на то, что успеет долечить Раэ шаг за шагом, даже с ним об этом не говоря. Только вот она не рассчитывала на то, что здоровье охотника в ближайшее время подвергнется еще одному испытанию.
Охотник плохо помнил, как пронесся на метле за спиной Мурчин под возражения Наравах и напоминания, что он должен все-таки находиться в школе, где его все обыскались. Хорошо помнил он только резкое рявканье Мурчин о том, что Наравах не понимает, что такое немощь простеца и не следует с него требовать так, как с колдуна. Кажется, Марморин летела за спиной Наравах на метле да помалкивала. Его внутренности глодал какой-то страшный нестерпимый голод.
Зато Раэ хорошо помнил, как в приемной Мурчин вцепился зубами в тушку полусырого кролика, которого не успели как следует запечь и рвал ее зубами, заталкивал большими кусками в себя, рискуя подавиться. По столу, в рукава, за пазуху так и текла еще не успевшая свернуться горячая кровь. Кролик был обглодан так, как Раэ никогда не обгладывал мясо, даже после постов. Только так он мог унять тот странный голод, который свел его живот. Затем пришел черед двух больших мясных голубей, которые успели-таки доготовиться, но были очень горячими. Их ему спешно обдували сильфы. Их Раэ смог уже есть более сдержанно, кажется, не теряя человеческий облик. Ему даже было в тот миг стыдно за себя, хотя ум до конца не прояснился и стыд был отметен. Но и голуби были обобраны до костей. Затем он смел с блюд все овощи, хлеб и запил обед большим ортогонским кубком красного вина с пряностями. Кажется, потом он лег на стол, ну так, чтобы передохнуть, ну совсем на минуточку, чтобы силами собраться и… задремал. Очнулся полностью раздетым в ванной с загадочной зеленой шипучей водой и то только на один миг, чтобы несколько испугаться шипения, убедиться, что от зеленой шипучей воды ему не больно и даже приятно. Но и ощутить до конца всю приятность той воды у него не получилось. Снова он провалился, как в темноту, в бездумный сон.
Сон…
Да, потом сон Раэ был неоднороден. То он истончался до того, что он ощущал, что лежит у себя в комнатке на свежей постели, чувствует свет сквозь веки и даже слышит голоса. Даже мог осмысливать чьи. Например, за дверью один раз послышался возмущенный голос Согди Барта и возражающий Наравах. Раэ даже успел осознать, что настырный колдун не дождался его в школе и примчался сюда. Но был совершенно спокоен и уверен: Согди не дадут его потревожить.
После этого охотник опять проваливался в блаженный бездумный покой, во время которого не появлялось ни одной мысли. Ум просто отдыхал. Затем снова сквозь сон возвращалось сознание, хотелось о чем-то потревожиться, но его окликал ласковый голос ведьмы, и он снова, как с горы, мягко скатывался в неведение и нераздумье.
Затем сон становился тонким полубредом. Раэ слыхал свой собственный стон, как будто он кому-то жаловался, хотя этим заниматься он точно не привык. Он чувствовал, как под веками скапливаются слезы и вытекают из-под век по щекам, как становится трудно дышать распухающим носом. Затем он ощущал, как тонкие пальцы с холодными коготками едва касаются его век, щек, губ, мягко вытирают его слезы, затекшие в уши, как над ним шепчут какие-то заклинания, и Раэ вновь скатывается в теплую бархатную теплоту без сновидений, поняв, что надо бы помолиться, но не вспомнив как.
Потом были сны, где он плывет, лежа на дне лодке, в долине Даалрай по реке Аргета-Уна, знакомой с детства. Он знает, что течение скоро вынесет его лодку в открытое море, и тогда он очнется, сядет на весла и доплывет до острова, где находится поместье Наура, и где ждет его мать.
И снова сон истончался, и он ощущал, как кто-то лежит рядом, шепчет уже не заклинания, а какие-то ласковые глупости ему на ухо и касается холодными коготками то зажатой шеи, то закаменевшего узелка мышц на плече, и будто кончиком пальца запускает ему под кожу какой-то разряд, как искорку, от чего зажим в забитой мышце мягко расслабляется и высвобождает застарелую усталость. И он снова погружается в глубокий сон, чтобы вынырнуть некоторое время спустя в другой, где он плывет на лодке домой…
Попадал он и в другой сон. В тот, где он осознал себя настолько, чтобы сесть на постели и оглядеть себя. Увидеть, что он в обычной серой робе, которую носил в Цитадели, что сквозь ставни оконца просачивается лунный свет, а на табурете, где стояла клетка то с альвами, то с обезьянами, теперь стояла лампа. Дверь в комнатушку была приоткрыта. И когда Раэ обратил на нее внимание, она осторожно, медленно отворилась полностью. На пороге стояла Мурчин в своем неизменном жемчужно-белом платье. И выражение лица у нее было… виноватое. Она просто молча смотрела на Раэ, не пытаясь что-то сказать. Да и охотник не знал, о чем говорить с ведьмой, проникшей в его сны. Через некоторое время Мурчин затворила дверь, так и не решившись войти в комнатушку охотника, тот еще немного посидел на своей лавке, затем улегся и из этого сна ушел в лечебный темный.
Окончательно Раэ проснулся на следующее утро под цвирканье альвов. Он обнаружил, что лежит на полу, куда, должно быть, мягко скатился, когда совсем перестал себя чувствовать, лежит в такой свободной расслабленной позе, в какой не спал с самого младенчества. На нем были тончайшая сорочка и подштанники до колен… сильфы его одели, как ребенка!
Малыши не желали будить Раэ, а просто сидели на подоконнике в рядок и наблюдали за ним, уже довольные тем, что на свободе.
Охотник легко поднялся и ощутил легкость во всем теле, как после бани, но ему не понравилось то, что он пробыл в колдовском лечебном сне. Да сколько на него сыплется магических воздействий! Если так дальше пойдет, то он может быть и до Мабона не дотянет. С опаской посмотрел не альвов. Те разом, стайкой слетели с подоконника и закрутились вокруг Раэ. Значит, они его до сих пор не покидают! И это после того, как он марается и марается о магию.
-Ох, малыши, не заслуживаю я вашей преданности, не заслуживаю, - вздохнул Раэ, встал на колени и принялся молиться, заливаемый светом зари, под пение малиновки. Его обнадежило то, что молитва шла легко... Возможно, потому, что рядом пристроились альвы и тоже молились?
«Мне просто нужен был отдых, любой отдых», - подумалось ему. Все его мысли собрались в один стройный ряд. И хотя над ним висела необходимость спуститься в подземелье, недоверие к Мурчин, страх вторжения в Семикняжие, на душе у него было удивительно легко и спокойно. Уверенность в том, что он будет делать, что должно и будь что будет. За него Хетте. Моди. Раэ будет делать то, что должно и пусть будет то, что будет. Может, на Раэ в тот час влияло присутствие альвов? Те тоже должны были ожидать невзгоды, но в то утро, здесь и сейчас, им было вместе хорошо… В то утро на свежую голову Раэ как никогда явственно понимал, что вернется в Семикняжие. Вместе с малышами.
Некоторое время он с ними возился, как с котятами, совершенно забывшись и даже не оглядываясь на время. Блаженные часы! Там, на балконе мягко брякали посудой сильфы и тянуло какими-то легкими сладостями. Никто не знал, что Раэ проснулся.
Затем, прислушавшись, убедился, что никого нет поблизости, что он в покоях один и с удовольствием выскользнул в туалетную комнату, где долго с наслаждением умывался, пересвистывался с альвами. Вот оно, счастье-то!
Потом он вновь ускользнул в свою комнату, довольный, что никем не был застан по пробуждении. Все так же светом зари заливало комнатушку… Город за окном пробуждался. Были слышны голоса проходивших и пролетавших обитателей Дарука. Однако альвы, которые сопровождали его по пятам, вдруг переменились. Сели на подоконник и как-то тревожно зацвиркали. Что-то стали высматривать из окна в небе.
-Ну, - спокойно вздохнул Раэ, - каких неприятностей нам ждать на этот раз?
И выглянул наружу. В небе, как стайка цветных птиц, реяли несколько цветных портшезов, поблескивавших на солнце металлическими частями. Они медленно по спирали спускались к замку Лэ. Сильфы на балконе зазвенели столовыми приборами все сильнее. Ох-х…А тут еще и послышался торопливый топот каблучков. Взволнованный голос Наравах:
-Нера, вафли уже подогреты?
-Да, сударыня…
-Вели сильфу держать их под салфетками, но не обдувать. Они от этого засохнут. Цветы переставь подальше от середины стола… и… все…. уносите курильницы с корицей! Как будто запах исходит от блюд…
-Сударыня Наравах, мне боязно, - вздох Неры.
-Да чего же ты?
-Я никогда не работала на приемах принцесс…
-Это всего лишь завтрак. Не бойся. Так, иди посмотри, не проснулся ли Фере! Если проснулся, попроси его сидеть тихо… отнесешь ему лекарство, еду и новое платье! Да – и альвов, альвов живо в клетку!
Нера затопала каблуками, без стука влетела в дверь к Раэ и, конечно, застала его на полу с альвами на плечах. Малыши при виде ведьмы, резко порхнули на подоконник. В руках у служанки был поднос с дымившимся завтраком, под мышкой – скатка одежды, на одном из когтей на кольце неловко висела клетка и неловко била ведьму по колену.
-Значит, так, Фере, - обратилась она к нему тоном задерганной служанки без всякого приветствия, - сидишь тут и не высовываешься! В этом пузырьке твое лекарство от ликанего яда! Быстро выпил и заткнулся! Съел все, что на столе, оделся и сиди тихо. Сейчас твоя мейден принимает принцессу Фэй, будущую мейден принца Лаара! Альвов – в клетку! Это приказ твоей мейден!
Раэ перевел взгляд на малышей, которые встали, как один, на подоконник, подняли хвостики, как скорпионы, что не вязалось с их милым видом, фыркали и смотрели в небо…Охотнику пришлось вспомнить, на кого они так ополчались…
Продолжение следует. Ведьма и охотник. Неомения. Глава 352.