«Уже на следующий день все разъезжались. Прощались тепло, суетливо, со слезами. Вале было грустно, но и радостно в то же время. Давеча за ужином Пелагея сказала, что мальчишки останутся у нее.
— Начальная школа в Высоком хорошая, Луке учиться надо, да и тебе, Валя, подмога. Ну как? Согласна ты?
— А оне? Согласные вы? — замирая от счастья, спросила Валя, глядя на пацанов.
Ей сразу приглянулись эти мальчишки: спокойные, добрые. Правда, какие-то колючие, что ли? Необласканные — подсказало женское сердце.
«Ничавой! Ничавой! Отогрею!»
— Согласные мы, бабка Валя! С тобой будем! У Малиновку местя ходить станем».
Часть 115
Пока ребята дошли до фермы, они уже многое знали друг о друге.
Настеньке было жаль Пахома, но еще больше ей было жаль Луку. Пахом взрослый — справится. А Лука мал еще совсем, а уже без мамки и папки остался. Настя не понаслышке знала, как это тяжело.
— Знаешь, Пахом, мне в жизни повезло. Мама взяла меня с собой из Гурзовки, потом отец нашелся. Но с ним я мало бываю, хотя он тоже здесь, в Высоком, живет, да и с мамой тоже почти не вижусь. Она же фельдшер, все время занята, люди к ней ходят, больные, она им помогает. Так вот: больше всего я рада тому, что у меня есть бабушка Валя! Всегда рядом, всегда мы с ней вместе. Люблю ее очень. А сейчас одна она осталась. Нет, ну мы видимся каждый день, конечно: и я к ней бегаю, иногда даже два раза. А что, три километра всего. И она приходит. Да только все равно… уж не одним домом. Тоскливо ей. Пахом… — Настя остановилась и серьезно поглядела на пацана: — И вам и бабушке будет так лучше. Оставайтесь в Высоком, с бабушкой Валей. Она и приголубит, и настряпает вам. Знаешь, какую затируху она готовит? А щи, а пироги! Мы вот сейчас молочка принесем, она тесто поставит: пирогов и блинов напечет. Пальчики оближешь! Трудно ей, Пахом. Работы много, и тоскливо. Особенно вечерами. Я помогаю во всем каждый день, говорю же тебе, но ведь зима на носу. Полетят белые мухи — из дому не выглянешь. Уж не побежишь в Малиновку с утра, коль буран метет в лицо. Оставайтесь, а? Прошу тебя! — и так она посмотрела на парня, что сердце его готово было выскочить из груди, а сам он чуть не крикнул: «Усе сделаю, как ты скажешь, Настасья. Да токма мене ба с тобою рядом быть».
Будто прочитав его мысли, Настенька сказала:
— Ну и ясных дней много впереди. Будем видеться: я к вам, вы к нам. А на зимних каникулах я тут буду две недели — мы уже с бабулей договорились, и мама не против. А там и лето недалеко. Ну что, Пахом? — Настя с надеждой глянула на парня. — Я бы и сама у бабушки осталась, но я и маму сильно люблю. Ну как я ее оставлю? С ней я должна быть!
— А у Малиновке хорошо? — с легким налетом тоски спросил Пахом.
— Да что там хорошего? — наигранно безразлично ответила Настя. — Стройка идет. Пыль, грязь везде.
Но Пахом, напротив, заинтересовался так, что глаза загорелись бешеным огнем:
— Стройка! Вот ба хочь одним глазком глянуть-то.
— Так глянешь. Хочешь, завтра с нами домой поедем, а потом сюда придем. Пока каникулы — можно шастать. А потом Луке в школу надо, да и тебе тоже. Ты чем заниматься думаешь?
— Так бабе Вале ж помогать стану, — опешил Пахом. — А потома тем же, чавой и усе мужики делають.
Настя покачала головой:
— Не думаю, что мама позволит тебе без образования остаться. В ремесленное на будущий год отправит — это точно. А пока в вечерку она тебя определит. У нас в Малиновке есть.
— Ну вот, значица, все ж таки с вами жить будем, — просиял парнишка.
— Так три раза в неделю они учатся. И сказала ж я, — досадно протянула Настя, — недалеко — три километра всего. Ты ж мужик. Что тебе эти три километра? Поди ж, за полчаса добежишь.
— Ня знай, часов нет у мене. Дажа ходиков ня было у нас. Ня знай, сколь это — полчаса. Много ли, мало ли.
…На обратном пути все серьезные разговоры закончили. Пахом расказывал байки из деревенской жизни: как на рыбалку ходили, да как охотился с батей.
— Ружья нет давненько у мене — продала бабка Матрена, када батька помер. Грит, баловство енто. А я бы, можат, кормил семью, хочь мясо ба было. А так… — парень махнул рукой. — Одну кашу ели, и то ня всягда.
В хату вернулись настоящими друзьями.
— И в огонь и в воду я за тебе, Наська, — пообещал Пахом, прежде чем ступить на Валин двор.
— Не надо ни в воду, ни в огонь. Сделай, как я прошу. Останьтесь с бабушкой.
— Так решили ж. Нешто ня понямши? Останемси!
В хате уж собрались все Федины мальчишки. Любаша была тут же, Пелагеи не было видно.
— Мать у медпункт подалась. Тама шибко севодни много народу набилось. Варька прибегла, — забирая бидон из рук Пахома, сообщила Валя.
Настя шепнула Пахому:
— А я что говорила? Мамы уже нет, а бабуля тут, и завтрак готов. Глянь.
— Ванятка, вот знакомьтеси! Енто брательник ваш ишшо один. Пахом.
Ваня встал и подошел к Пахому, подал руку.
— Здорово, брат.
Пахом дружелюбно пожал. Ему сразу понравился этот крепкий парнишка: открытый взгляд, добрые глаза.
Тут же подошли и другие пацаны. Мелкий Семка тоже важно протянул руку.
Лука подбежал к брату и тоже дал руку для приветствия, Пахом увидел в его глазах задорный блеск. Впервые за долгое время Лука был счастлив.
— Давайтя, давайтя за стол. Кашу вама стряпала, молока попейте усе.
…Деревенское время течет неспешно и размеренно…
Уже на следующий день все разъезжались. Прощались тепло, суетливо, со слезами. Вале было грустно, но и радостно в то же время. Давеча за ужином Пелагея сказала, что мальчишки останутся у нее.
— Начальная школа в Высоком хорошая, Луке учиться надо, да и тебе, Валя, подмога. Ну как? Согласна ты?
— А оне? Согласные вы? — замирая от счастья, спросила Валя, глядя на пацанов.
Ей сразу приглянулись эти мальчишки: спокойные, добрые. Правда, какие-то колючие, что ли? Необласканные — подсказало женское сердце.
«Ничавой! Ничавой! Отогрею!»
— Согласные мы, бабка Валя! С тобой будем! У Малиновку местя ходить станем.
…Так и стали жить: без особых потрясений жизнь потекла плавно и медленно.
Через пару недель Палаша была абсолютно уверена, что забеременела.
В тот день была очень сложная операция, длилась несколько часов.
Помывшись и немного отдохнув, Пелагея и Иваныч вышли во двор больницы. Погода располагала: солнышко чуть пригревало, и было не так холодно. Доктор достал папиросы и спички.
— Палашенька, еще бы и мне бросить. Как тебе это удалось?
— Иваныч, по той причине, по какой бросила я — у тебя не получится.
Палаша расцвела в счастливой улыбке.
Иваныч так и остался стоять с зажженной спичкой. Пришел в себя только тогда, когда огонь лизнул пальцы. Доктор вскрикнул, издав победный клич, горячо обнял жену. Он хотел многое сказать, но не мог. Слезы душили человека, который видел столько боли, смертей и горя, что хватило бы на десять жизней…
…Ближе к новому году у Иваныча и начальника стройки Сыромятникова состоялся разговор:
— Слушай, Сергей Иваныч, мне Аннушка все уши про вашу огромную семью прожужжала. Как я понял, в трех деревнях вы живете?
— Так точно, — по-военному ответил доктор.
— Сколько ж вас всего? — уточнил Василий Петрович.
— О, вопрос непростой. Я и не считал. У Любаши шестеро детей, муж и тетушка. Девять. Валя с двумя ребятами. Двенадцать. Ну и нас трое. Вот и считай. Это если не брать во внимание Тимоху с Варей и Анфису с Егором и детьми. А еще Настенькин отец с женой и с детьми.
У Василия Петровича глаза на лоб полезли.
— Ой, погоди. Кровных-то сколько?
— А этот вопрос еще интереснее. Кровные — Люба и Пелагея между собой. Настя и Андрей. Валя и Егор. Ну и дети их. Хотя с детьми.. — Иваныч тепло улыбнулся и махнул рукой. — С детьми сложно. Зачем тебе это, Василь Петрович?
— Да понимаешь ли, Сергей Иваныч, надо вот. Задумка у меня есть насчёт вашей семьи.
Татьяна Алимова
Все части здесь⬇️⬇️⬇️
Все материалы канала являются авторской собственностью и имеют сертификаты. Копирование и распространение строго запрещено.
Прочитайте еще один мой рассказ⬇️⬇️⬇️