Капучино в моей чашке остывал. Я смотрела на него, но не видела — взгляд проваливался куда-то внутрь, в пустоту, поселившуюся во мне последние дни.
— Люда, ты так похудела! Диета? — Вера придвинула ко мне чашку ближе и положила на блюдце пирожное, маленькое, с идеальной шапкой крема. — Угощайся, за мой счёт.
Я покачала головой. Даже мысль о еде вызывала странную тошноту.
— Какая диета... — мой голос звучал тише, чем обычно. — Просто аппетита нет уже неделю.
Вера нахмурилась. Её взгляд — как рентген, всегда насквозь. Я знала этот взгляд пятнадцать лет, со студенческой скамьи. Сейчас он препарировал меня, вскрывая все слои защиты.
— Что-то случилось?
Мои пальцы непроизвольно потянулись к обручальному кольцу. Тонкое золото, гладкое, тёплое от моей кожи. Я начала крутить его — привычка, появившаяся в последнее время. Как будто пыталась что-то открутить. Освободиться.
— Гриша... — слова застряли где-то между горлом и языком. Комок, который невозможно проглотить. — Он... В общем, на нашу годовщину...
— Дай угадаю, — Вера перебила, её голос стал легче, словно отодвигая возможную драму, — подарил что-то не то?
За окном кафе шумел Невский. Пятничный вечер, начало марта, люди спешили — кто домой, кто на встречи. Наше маленькое кафе на углу Садовой существовало как будто в параллельной вселенной: тихая музыка, приглушённый свет. Наше с Верой убежище последние пять лет — с тех пор, как я стала женой Гриши, а она развелась со своим Сергеем.
— Хуже, — вздохнула я, отпивая холодный кофе. Его горечь показалась уместной. — Помнишь, я тебе рассказывала, что у нас с Гришей договор: дарить друг другу подарки примерно одинаковой стоимости?
Вера кивнула, её глаза не отрывались от моего лица, как у психолога на сеансе.
— Я копила три месяца, чтобы купить ему эти часы швейцарские, которые он в торговом центре разглядывал... — в памяти вспыхнул момент: Гриша, прильнувший к витрине, его глаза загорелись, но он тут же отошёл — "дорого". — Думала, обрадуется.
Сердце снова сжалось, как тогда, когда я вскрывала коробку со своим подарком.
— А он мне подарил... кухонный комбайн.
Произнесла — и сама услышала, как нелепо это звучит. Словно анекдот из серии "муж и жена".
— Что? — Вера поперхнулась латте. — Комбайн? На годовщину свадьбы?
— Угу, — я усмехнулась, чувствуя, как глаза начинает щипать. Моргнула быстро-быстро, отгоняя непрошеные слёзы. — «Чтобы тебе было легче готовить», — процитировала его слова, и они повисли между нами, нелепые и тяжёлые.
— И сколько стоил этот... подарок? — Вера выделила последнее слово интонацией, превращая его в нечто противоположное.
— В три раза дешевле часов, — я сглотнула комок в горле. Глубоко вдохнула. — Понимаешь, дело даже не в деньгах... А в том, что это чёртов кухонный прибор! Как будто я ему домработница, а не жена.
Воспоминания накрыли внезапно, как высокая волна.
Пять лет назад. Выставка современного искусства, куда нас затащил общий друг. Гриша в тёмно-синем свитере, его смех, когда мы смотрели на инсталляцию из старых телевизоров. "Это называется современное искусство? Да я в детстве такое на даче в сарае видел!". Его глаза — тёплые, с лучиками морщинок в уголках. Я тогда ещё подумала — вот человек, с которым не страшно состариться.
Он говорил, что я "как глоток свежего воздуха" в его размеренной жизни. А я видела в нём надёжную пристань, человека, с которым можно построить будущее.
Первые годы брака казались идеальными. Мы путешествовали — Прага, Барселона, Рим. Строили планы — дом за городом, общий бизнес когда-нибудь. Поддерживали карьеры друг друга — его в инженерном бюро, мою в дизайне интерьеров.
А потом что-то начало меняться. Незаметно, как морские камешки стираются волнами.
— Людочка, — голос Веры вернул меня из воспоминаний. Её рука накрыла мою. — Ты говорила ему, что тебя это задело?
— Пыталась, — я машинально потёрла переносицу. Мигрень подкрадывалась, как всегда в моменты стресса. — Но он не понял... Сказал, что это практичный подарок, что он долго выбирал самую хорошую модель. И что я теперь смогу делать эти... как их... смузи!
Последнее слово вылетело как пуля, с такой горечью, что сидящая за соседним столиком женщина обернулась. Я поймала её взгляд — внимательный, немного удивлённый.
— Мужики... — вздохнула Вера. — Всегда одно и то же. Сначала обещают золотые горы, а потом дарят кухонные гаджеты. Мой бывший на пятилетие свадьбы подарил мне набор сковородок, представляешь?
Я горько усмехнулась. Раньше я всегда думала, что у нас с Гришей всё по-другому. Что мы выше этих обывательских стереотипов. Когда в компаниях шутили про "дарить жене на 8 марта новый половник" — мы переглядывались с пониманием: это не про нас.
Видимо, ошибалась.
— А самое обидное, — продолжила я, размешивая остывший кофе, металлическая ложка звякала о фарфор, отбивая ритм моего раздражения, — что он даже не заметил моего разочарования. Надел часы, поцеловал меня и сказал: «Спасибо, дорогая, именно то, что я хотел».
Я сделала паузу, вспоминая его следующие слова, от которых внутри всё перевернулось.
— А потом... потом он заявил, что вечером к нам придут его коллеги с жёнами, и хорошо бы мне приготовить что-нибудь особенное. Мол, можно использовать новый комбайн.
— О господи! — Вера закатила глаза. — И что ты сделала?
— Ничего, — я пожала плечами. Перед глазами встала картина: я, в новом платье, купленном специально для годовщины, стою на кухне и нарезаю овощи для гостей мужа. — Улыбнулась и пошла готовить. Что мне оставалось? Закатить скандал?
Вдруг за соседним столиком раздался негромкий смешок. Я повернула голову и увидела ту самую женщину, что смотрела на нас. Элегантная, лет шестидесяти, с короткими серебристыми волосами и удивительно живыми глазами. Она сидела одна, с книгой и чашкой чая.
— Простите, — сказала она, заметив мой взгляд. Её голос был глубоким, с лёгкой хрипотцой. — Не могла не услышать вашу историю. Меня зовут Зоя Викторовна. И если позволите, у меня есть что сказать по этому поводу.
Я инстинктивно напряглась — кто она такая, чтобы вмешиваться? Но что-то в её глазах — мудрых и немного лукавых — заставило меня промолчать. Может, усталость от собственных мыслей, ходящих по кругу.
— Присаживайтесь к нам, — неожиданно для себя предложила я.
Зоя Викторовна пересела за наш столик, аккуратно переставив свою чашку. От неё исходил тонкий аромат хороших духов — не навязчивый, как у молодых девушек, а едва уловимый. На безымянном пальце левой руки блестело скромное, но явно старинное обручальное кольцо. Я невольно сравнила его со своим — новым, идеально круглым, безликим.
— Сорок три года в браке, — сказала она, перехватив мой взгляд. Её губы тронула лёгкая улыбка. — И знаете, что я поняла за эти годы? Мужчины и женщины говорят на разных языках. Особенно когда дело касается подарков.
— Это точно, — фыркнула Вера. — На языке моего бывшего «я тебя люблю» переводится как «вот тебе новая сковородка».
Зоя Викторовна улыбнулась шире, морщинки лучиками разбежались от глаз.
— А вы никогда не задумывались, почему они так поступают? — она посмотрела на меня. Её взгляд был мягким, но пронзительным. — Ваш муж... Гриша, верно? Он хорошо к вам относится в остальном?
Я задумалась.
Несмотря на обиду, которая жгла меня изнутри последнюю неделю, я не могла сказать, что Гриша плохой муж. Он всегда поддерживал мои начинания, гордился моими успехами в работе, никогда не повышал голос...
Картинки замелькали как в калейдоскопе: Гриша, приносящий мне чай, когда я работаю допоздна над проектом. Гриша, который научился делать массаж шеи, когда у меня болит голова. Гриша, запомнивший название моего любимого вина и всегда покупающий его к ужину в пятницу.
— Да, — неохотно признала я. — В целом, он... заботливый.
— Вот именно, — Зоя Викторовна слегка кивнула, словно подтверждая свою внутреннюю догадку. — Мой Николай на десятую годовщину подарил мне пылесос. Импортный, дорогущий по тем временам. А я ему — именные запонки с гравировкой.
— И вы не обиделись? — недоверчиво спросила я, представив этот контраст.
— Ещё как обиделась! — она неожиданно рассмеялась, и её смех оказался молодым, звонким. — Две недели с ним не разговаривала. А потом...
Она сделала паузу и отпила чай, держа чашку обеими руками — трогательный жест, почти девичий.
— Потом я поняла одну простую вещь. Для него этот пылесос был проявлением заботы. Он видел, как я мучаюсь со старым, советским, который весил тонну и гудел как самолёт. И он хотел облегчить мою жизнь. По-своему, по-мужски, это и было проявлением любви.
Я молчала, переваривая её слова. В памяти всплыло: Гриша, стоящий в дверях кухни, смотрит, как я нарезаю овощи вручную для сложного салата. "Ты уже час там возишься. Может, купить что-то, чтобы тебе было проще?" Я тогда отмахнулась, воспринимая это как обычный разговор. А он, получается, запомнил.
— Но это же унизительно, — возразила Вера, вертя в руках чайную ложку. — Сводить женщину к её домашним обязанностям.
— А кто сказал, что он сводит? — мягко возразила Зоя Викторовна. Её голос звучал как у мудрого наставника. — Может быть, он просто видит, что вы устаёте и хочет помочь? Мужчины часто мыслят практично. Они видят проблему и хотят её решить.
Я вспомнила, как Гриша однажды сказал, положив руки мне на плечи и массируя напряжённые мышцы: "Мне кажется, ты слишком много работаешь. А теперь ещё и готовишь для моих коллег..." Тогда я восприняла это как упрёк, но что если он действительно беспокоился?
— Что вы сделали с тем пылесосом? — спросила я Зою Викторовну.
— Использовала его от души, — улыбнулась она, и в её глазах мелькнули искорки веселья. — И каждый раз, включая его, вспоминала, что мой муж хотел как лучше. Знаете, в чём ошибка многих женщин? Они ждут, что мужчина будет читать их мысли. Угадывать желания. А потом обижаются, когда этого не происходит.
— Но я же прямо говорила Грише, что хочу на годовщину что-то романтичное! — воскликнула я, вспоминая наши разговоры перед праздником. — Намекала на парфюм, на украшения...
— Намекала? — переспросила Зоя Викторовна, выделяя это слово. — Или прямо сказали: «Дорогой, я хочу такие-то духи или такой-то браслет»?
Я смущённо опустила глаза. Конечно, я не говорила прямо. Оставляла на открытой странице сайта ювелирного магазина серьги, которые мне нравились. Брала пробник духов и демонстративно нюхала, говоря "как божественно пахнет". Думала, он догадается...
— Поговорите с ним, — мягко посоветовала Зоя Викторовна. — Не с позиции обиды, а пытаясь понять его мотивы. Объясните, что для вас важно, но и попытайтесь понять, что важно для него.
— А если он всё равно не поймёт? — спросила я, представляя наш разговор и лицо Гриши, недоумевающее, растерянное.
— Тогда в следующий раз, — с лукавой улыбкой сказала она, — просто составьте список того, что вы хотите получить в подарок, и дайте ему. Прямо так и скажите: «Выбери что-то из этого». Поверьте, большинство мужчин будут только благодарны за такую подсказку.
В этот момент мой телефон зазвонил. На экране высветилось имя Гриши — как будто он почувствовал, что мы о нём говорим. Сердце отчего-то дрогнуло.
— Алло? — ответила я, отойдя к окну, глядя на проносящиеся мимо машины.
— Людочка, привет, — голос мужа звучал необычно взволнованно. В фоне шумел офис — он ещё на работе. — Ты где сейчас?
— В кафе с Верой, как всегда по пятницам.
— Хорошо. Послушай... — он сделал паузу, и я услышала, как он выдохнул, словно собираясь с силами. — Я, кажется, понял, почему ты расстроилась из-за комбайна.
Я замерла, крепче сжимая телефон. Мысли заметались: неужели сам догадался? Или кто-то подсказал?
— Я вчера рассказал маме про наши подарки, — продолжил Гриша, и в его голосе звучало что-то похожее на смущение, — и она... в общем, она мне всё объяснила. Сказала, что я бревно бесчувственное.
Я невольно улыбнулась, представив свекровь, отчитывающую своего сорокалетнего сына. Алла Сергеевна — женщина старой закалки, но с потрясающим чувством такта и понимания человеческой психологии.
Однажды она мне сказала:
"Гриша — точная копия своего отца. Золотые руки, светлая голова, но эмоциональный интеллект как у табуретки. Его надо учить понимать чувства, как иностранному языку".
— Люда, я не хотел тебя обидеть, — в его голосе звучало искреннее раскаяние. Я слышала, как он ходит — вероятно, по своему кабинету, как всегда делает, когда волнуется. — Я правда думал, что помогаю. Ты всегда так устаёшь с этой готовкой...
— Гриша, я...
— Нет, подожди, — перебил он. — Я хочу загладить свою вину. Я купил билеты.
— Билеты? — эхом отозвалась я, чувствуя, как начинает бешено колотиться сердце.
— В Венецию, на следующие выходные. — Его голос вдруг стал мягче. — Ты же всегда хотела туда. И я забронировал номер в том отеле с видом на канал, про который ты говорила.
Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Венеция действительно была моей мечтой последние несколько лет. Мы часто говорили об этой поездке, но всегда находились причины отложить — работа, ремонт, другие планы.
— Спасибо, — только и смогла выдавить я.
— И ещё... Я выбросил этот дурацкий комбайн, — сказал Гриша, и я услышала в его голосе улыбку. — Прости меня, пожалуйста.
"Не надо было выбрасывать", — подумала я, но вслух сказала только:
— Я скоро буду дома. Поговорим.
Вернувшись к столику, я увидела, что Зоя Викторовна собирается уходить. Наши взгляды встретились, и она по-доброму улыбнулась:
— Всё в порядке? — спросила она, заметив моё изменившееся лицо.
— Да, — я улыбнулась в ответ, чувствуя, как напряжение последних дней начинает отпускать. — Кажется, мой муж только что доказал, что умеет учиться на своих ошибках.
— Рада это слышать, — она тепло улыбнулась в ответ. — Знаете, любовь — это не только романтика и страсть. Это ещё и умение слышать друг друга, меняться друг для друга. И иногда прощать неидеальные подарки.
Её слова отозвались где-то глубоко внутри. Любовь как работа, ежедневная, кропотливая. Не идеальная картинка из романтических фильмов, а живое, настоящее чувство, со всеми его несовершенствами.
Когда Зоя Викторовна ушла, мы с Верой ещё долго сидели в кафе. Я рассказала ей про звонок Гриши и про Венецию.
— Повезло тебе, — вздохнула подруга, допивая второй латте. — Мой бы в жизни не признал, что был неправ.
— Может, дело не в везении, — задумчиво произнесла я, глядя в окно на темнеющее небо Петербурга. — А в том, что нужно уметь разговаривать? По-настоящему разговаривать...
***
Венеция оказалась именно такой, как я мечтала. Солнечной, шумной, пахнущей морем и кофе. Узкие улочки, где можно потеряться, гондолы, скользящие по каналам, площадь Сан-Марко с голубями.
Мы с Гришей стояли на мосту, глядя на закат над каналом. Оранжевое солнце опускалось в воду, окрашивая её в оттенки меди и золота. Гриша обнял меня за плечи, его рука была тёплой и надёжной.
— Знаешь, я понял ещё кое-что, — тихо сказал он. — Я увлёкся карьерой, успехом... и стал меньше замечать тебя. Прости меня.
Я повернулась к нему и увидела в его глазах то же выражение, что и пять лет назад, на той выставке. Тепло, нежность, восхищение. Мой Гриша — тот, в которого я влюбилась, который всегда был за маской делового человека, занятого своими проектами и расчётами.
Закатное солнце золотило его волосы, подсвечивало морщинки у глаз — новые, появившиеся за эти годы. Я вдруг поняла, что мы оба изменились. И, может быть, разучились говорить друг с другом на одном языке.
— Я тоже должна попросить прощения, — сказала я, заправляя прядь волос за ухо — жест, который всегда выдавал моё волнение. — За то, что не говорила прямо о своих желаниях и обижалась, когда ты их не угадывал.
Гриша улыбнулся и достал из кармана маленькую бархатную коробочку. Моё сердце пропустило удар — как в те моменты, когда он делал мне подарки в первый год нашего знакомства.
— Это тебе. Дополнение к подарку на годовщину.
Внутри оказались серьги с венецианским стеклом — тонкая работа, переливающаяся всеми цветами заката. Точно такие, какие я разглядывала в витрине магазина, когда мы только приехали.
— Как ты узнал? — удивилась я, забыв на мгновение, что мы женаты пять лет, а не познакомились вчера.
Гриша взял серьги и аккуратно вдел их мне в уши. Его пальцы слегка касались моих мочек — нежно, почти благоговейно.
— Просто внимательно посмотрел, что тебе нравится, — ответил он, разглядывая результат. — Оказывается, это не так уж сложно.
В тот момент, стоя на венецианском мосту, я поняла, что Зоя Викторовна была права. Любовь — это не идеальные подарки. Это умение слышать друг друга, признавать ошибки и становиться лучше вместе.
А кухонный комбайн... Что ж, его я всё-таки попросила купить снова. Гриша удивился, но выполнил просьбу. В конце концов, это действительно полезная вещь. Только теперь, используя его, я каждый раз вспоминаю не обиду, а наш разговор на мосту в Венеции и то, как важно говорить на одном языке с любимым человеком. Даже если это язык неравноценных подарков, которые со временем обретают совсем иную ценность.
Прошло полгода после нашей поездки в Венецию.
Апрельский Петербург расцветал — робко, как всегда в северном городе. Я смотрела в окно кафе, наблюдая, как дождь превращает улицы в зеркала, отражающие огни вечернего города. Мы снова сидели с Верой в нашем любимом месте на углу Садовой и Невского.
— Людочка, у тебя всё хорошо? Ты какая-то задумчивая сегодня, — Вера помахала рукой перед моим лицом, возвращая меня в реальность.
Перед ней стоял капучино, перед мной — минеральная вода без газа. Это было главное отличие от наших обычных встреч, хотя Вера, казалось, ещё не заметила.
— Да, просто... — я замялась, перебирая в голове слова. Как сказать о том, что изменит всю мою жизнь? — У меня новости.
Вера заинтересованно подалась вперёд:
— Только не говори, что Гриша снова что-то не то подарил! — в её голосе звучала шутливая тревога.
Я рассмеялась, вспоминая наш прошлый разговор здесь. Как давно это было — и одновременно как недавно.
— Нет, что ты. После той истории он стал внимательнее. На 8 марта подарил мне сертификат в spa-салон и серебряный браслет, который я давно хотела.
Который я, кстати, прямо указала в списке возможных подарков — как и советовала Зоя Викторовна.
— Растёт мальчик, — одобрительно кивнула Вера. — Тогда что за новости?
Я сделала глубокий вдох. Моя рука непроизвольно легла на живот — пока ещё совсем плоский, не выдающий своей тайны.
— Я беременна.
Лицо Веры изменилось — глаза расширились, рот приоткрылся, а потом она расплылась в широкой улыбке:
— Людка! Это же замечательно! — она схватила меня за руку, её пальцы были горячими от чашки. — Сколько уже?
— Двенадцать недель. Мы долго скрывали, боялись сглазить, — я погладила живот, чувствуя необыкновенное тепло внутри. — Гриша сначала был в шоке, а потом... Ты бы видела его глаза, Вера.
— Могу представить, — Вера сжала мою руку крепче, её счастливая улыбка согревала. — А имя уже придумали?
— Если будет девочка — Зоя, — ответила я, и теплота разлилась по телу от одной мысли.
— Как та женщина? — догадалась Вера. — Которая тогда к нам подсела?
Я кивнула, вспоминая мудрые глаза Зои Викторовны. С того вечера мы не встретили её больше в кафе, как будто она появилась только для того, чтобы помочь нам с Гришей найти путь друг к другу.
Звякнул колокольчик у входной двери. На пороге стоял Гриша — в руках пакеты с продуктами, волосы влажные от дождя, улыбка такая родная. Он заметил нас и направился к столику.
— Не могла дождаться и рассказала? — спросил он, целуя меня в макушку. От него пахло свежестью весеннего дождя и домом.
— Прости, — улыбнулась я.
Гриша присел рядом, положил руку поверх моей на животе. Этот простой жест был полон такой любви и заботы, что у меня перехватило дыхание.
— Знаешь, — сказал он, глядя в глаза, — кажется, нам понадобится тот кухонный комбайн снова. Для детского пюре.
Мы рассмеялись втроём, и в этом смехе растворились последние сомнения. Иногда неправильный подарок может стать началом чего-то большего. А маленькие обиды превращаются в ничто перед лицом настоящего счастья — простого и уютного, как этот дождливый петербургский вечер, как тёплая ладонь мужа на моей руке и новая жизнь, зарождающаяся внутри.