Мария закинула в кастрюлю капусту, картошку и уселась рядом с хозяином дома. Они жили в соседях сколько она себя помнила, ходили друг к другу в гости, когда ещё была жива бабка Матрёна, вместе отмечали праздники, но никогда не разговаривали вот так, по душам. Дед Кирей на все расспросы об их с женой молодости отвечал шутками да прибаутками. Матрёна тоже скромно улыбалась и отмахивалась, бережно храня дорогие воспоминания в своём сердце. Теперь, сидя напротив деда Кирея и глядя в его бездонные печальные глаза небесного цвета, Мария задавалась вопросом: как же им удалось сберечь и пронести через такую тяжёлую и долгую жизнь свою любовь?
Пока она мысленно размышляла, Иван спросил:
- Стало быть дождалась тебя твоя Матрёна?
- Дождалась, - с гордостью ответил мужчина. - Победу мы встретили в Праге. Тогда, в мае сорок пятого, мы проводили наступательную операцию против отдельных частей немецких войск. У них был приказ Гитлера стоять до конца. И они стояли, огрызались. Но их сопротивление слабело с каждым днём. Несмотря на усталость наших войск после Берлинской операции, всюду был подхвачен лозунг: "Вперёд, на Прагу!" Наша задача была спасти её, не допустить, чтобы она была разрушена фашистскими варварами. И утром девятого мая советские войска при активной поддержке населения полностью очистили столицу Чехословакии от оккупантов. В следующие два дня враг начал сдаваться в плен.
- Дед Кирей, расскажи, что ты чувствовал, когда услышал слово "Победа!"? - поинтересовалась Мария, вызвав своим вопросом очередную паузу в его исповеди.
Помолчав некоторое время, мужчина устремил свой взгляд куда-то вдаль, будто вернулся в те далёкие годы, и принялся делиться воспоминаниями тех дней:
- Жители Праги встречали советских воинов ветками сирени, которая цветет в городе как раз в начале мая. Повсюду была сирень, а в воздухе витал её аромат. Никогда не забуду того восторга, который испытал, узнав о победе. Головой всё понимал, но в душе не верилось, что война окончена и враг повержен. Совершенно незнакомые люди подбегали к нам, обнимали, целовали и дарили охапками сирень. Сердце переполняла радость. Впервые за долгое время захотелось вздохнуть полной грудью.
- Ты сразу поехал к Матрёне? - не удержалась от вопроса Мария.
- Да, как только демобилизовался. Здесь никто нас не встречал так, как тогда в Праге. Мы ехали в кузове машин. Вдоль дороги стояли женщины с цветами. Они внимательно всматривались в лица солдат в надежде увидеть своего. На их лицах были улыбки и слёзы. Они бросали свои букеты нам и провожали долгим взглядом.
Мужчина замолчал. Он опять переживал эмоции тех далёких дней. Иван и Мария не мешали ему предаваться воспоминаниям. Наконец, дед Кирей снова заговорил.
- Когда я приехал в госпиталь, он всё ещё был переполнен ранеными бойцами. Из открытых окон раздавалось пение моей Матрёны. На лужайке разлеглись собаки, которые грелись на солнце. Казалось, они вместе со всеми наслаждались её пением. Я потихоньку подошёл к окну и заглянул. Взору представилась знакомая картина: всё те же стены, те же кровати, выстроенные в несколько рядов, раненые бойцы, не отводившие взгляда от звонкоголосой девушки и Она, моя Матрёна. Толи увидела, толи почувствовала, но через секунду она замерла и замолчала. Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга, но моё сердце в тот момент хотело выпрыгнуть наружу. В ушах аж звенела тишина. Я смотрю на Матрёну, а у неё слёзы из глаз градом льются. Она подбежала к окну и бросилась меня обнимать и целовать. Раненые молча наблюдали за нами. Наверное, каждый из них в тот момент представлял себя на нашем месте. Всем не терпелось вернуться домой, к своим родным. Тот день я помню, как вчера. Я был абсолютно счастлив. Через несколько дней мы поженились. Свадьбу играли в госпитале. Нас с Матрёной поздравляли все: доктора, медсёстры, пациенты. Все радовались за нас, как за самых близких. Помню, на ней тогда было платье, перешитое из белого халата и небольшой кусок марли на голове вместо фаты. При этом для меня она была самая красивая невеста. После свадьбы мы попрощались со всеми и уехали ко мне в деревню. Путь предстоял неблизкий, но вдвоём нам всё было нипочём. Рядом с Матрёнушкой у меня будто вырастали крылья. Я чувствовал, что вместе с ней все невзгоды преодолею. Узнав о моём возвращении, односельчане высыпали на улицу. Каждый хотел обнять, поцеловать и, конечно, посмотреть на молодую жену.
- А дома кто-нибудь ждал из своих? - спросил Иван.
- Из своих остались только мама и сестра Галка. Отец, как я уже говорил, погиб на фронте, закрыв меня от осколков. Было ещё два брата Никифор и Фёдор. Никифор ушёл в сорок третьем на войну, через год пришла похоронка. А с Фёдором приключился несчастный случай: пошёл на рыбалку зимой и провалился под лёд. И речка в наших местах, вроде бы, неглубокая, но спасти не удалось. Видно, судьба у него такая была.
- Жаль, - посочувствовала Маша. - А что стало с сестрой?
- Сестра после войны вышла замуж и уехала. Поначалу приезжала, а потом родила ребёнка, второго. Ездить стало некогда. Свой дом, хозяйство, заботы - не до поездок. Последний раз мы встречались на маминых похоронах, в августе девяностого. Галка пережила маму всего на полгода.
- А племянники? Я их никогда не видела в вашем доме, - припомнила Мария. - Вы не общаетесь?
- Нет. Они давно выросли, разъехались по разным городам, живут своей жизнью. Зачем им одинокий больной старик?
Девушка подошла к плите и закинула в кастрюлю пережаренные лук и морковь. Помешивая содержимое ложкой, она думала о том, как странно устроена жизнь. Родные по крови люди не нужны друг другу, а соседи порой становятся ближе родственников.
- Дед Кирей, а почему у вас с бабкой Матрёной нет своих детей? - вдруг спросила она, чем вызвала у хозяина дома новый прилив грусти.
Мужчина тяжело вздохнул и ответил:
- Во всём виновата проклятая война. Застудился я, да ещё ранение сказалось. Вот и не смог осчастливить свою Матрёну. Я даже готов был отпустить её, но она тогда сильно обиделась на меня, плакала и причитала: "Обещал любить всегда, а отступил при первом же испытании!" Мне тогда так совестно стало! Я подумал-подумал и предложил взять сироту на воспитание. Тогда по всей стране знаете их сколько ходило?
- Могу себе представить! - согласился Иван.
- Да ничего-то вы не можете знать и представлять об этом! - обрубил его дед. - Вы живёте, как у Христа за пазухой! А на нашу молодость пришлась только разруха. Война закончилась, а голод и холод остались. Нам пришлось всё восстанавливать, выстраивать заново. И мы не роптали. Жили, работали, влюблялись, заводили семьи, стремились к светлому будущему.
- Так сироту-то взяли? - осторожно спросила Маша.
- Взяли. В нашей деревне тогда жила бабка Лукерья. Дочь у неё была, Варвара, уже взрослая, всю войну жениха ждала с фронта. Но так и не дождалася. Война закончилась, а о нём - ни слуха, ни духа. Полгода прошло, и появился в нашей деревне "залётный" солдатик. Он, кажись, домой возвращался, да задержался, встретив Варю. Девка видная была! Перезимовал он у неё в доме, а весной его и след простыл. Поговаривали тогда, что жена у него где-то была. Уж не знаю, правда ли это? А только спустя какое-то время Варвара поняла, что беременна от него ребёночком. Ну, что было делать ей? Родила. Мальчонку Толиком назвала. А спустя ещё два года прознала она, что её ненаглядный вернулся из плена. Поехала Варя к нему в соседнюю деревню, а он, узнав о Толике, условие поставил: "Или он, или я!" Ну, баба - дура бросила дитя и была такова. Больше её в деревне нашей не видели. Толик с Лукерьей остался. Да только через год и её не стало - померла Лукерья. Жаль было мальчонку в детский дом отдавать. Мы с Матрёной и забрали его к себе.