Кухня в тот вечер казалась особенно тесной. Светлана поставила тарелку борща перед мужем и присела напротив. Ужин — единственное время, когда они действительно разговаривали. Валера устало шмыгнул носом и потянулся за хлебом.
— Слышь, Свет, тут такое дело... — он отхлебнул из ложки и посмотрел в телефон, словно речь шла о чем-то обыденном. — Мне премию обещали, да начальник опять передумал. В общем, с завтрашнего дня ты кредит за мою машину платить будешь.
Светлана замерла с вилкой в руке. Тишина повисла между ними — густая, как остывающий борщ.
— Что, прости? — она моргнула несколько раз, пытаясь осознать услышанное.
— Да чего непонятного-то? — Валерий посмотрел на нее с легким раздражением. — Двадцать три тысячи каждый месяц, до выплаты осталось... — он пошевелил пальцами, подсчитывая, — ну, год и три месяца. У тебя же зарплата нормальная, потянешь.
Внутри все сжалось. Недавно выплаченный кредит за стиральную машину, мамины лекарства, подготовка племянницы к школе... И ведь эта машина ей самой не нужна — за рулем только Валера.
— Но я же... — начала Светлана и тут же осеклась, встретившись с его взглядом.
— Что? — он положил ложку. — У тебя деньги на всякую ерунду находятся, а тут семейный вопрос.
«Ерунда» — это курсы дизайна, на которые она наконец решилась пойти. Три месяца копила.
— Хорошо, — кивнула она почти автоматически. Слово вылетело прежде, чем она успела подумать. Как всегда.
Валерий удовлетворенно хмыкнул и вернулся к еде, будто вопрос был решен еще до того, как задан. Впрочем, так оно и было.
— Борщ в этот раз удался, — сказал он, уже переключившись на другую тему. — А хлеб свежий купила? Вчерашний какой-то сухой был.
Она машинально отвечала, улыбалась, собирала со стола. Но внутри разливалось что-то холодное и противное. Не обида даже — брезгливость к самой себе.
«Почему я согласилась? Почему опять?» — вопросы гудели в голове, не находя выхода.
За окном постепенно темнело. Светлана мыла посуду, автоматически вытирая тарелки и расставляя их по полкам. Руки двигались сами, а мысли были далеко.
Валера ушел в гостиную смотреть футбол. Слышался приглушенный гул телевизора, изредка — его комментарии к игре. Обычный вечер. Все как всегда.
Но что-то надломилось внутри. Крошечная, почти незаметная трещина. Она еще не знала, что это — начало.
Первые сомнения
Часы показывали начало второго ночи. Валера давно уже спал, посапывая и изредка бормоча что-то сквозь сон. А Светлана сидела на краю кровати с ноутбуком на коленях, щурясь от голубоватого света экрана.
Цифры. Холодные, неумолимые цифры в таблице расходов не желали складываться иначе, как с минусом. Она пробовала разные комбинации, убирала то одну строчку, то другую. Ничего не получалось.
«Ну хорошо, — подумала Светлана, — значит, на курсы дизайна не хожу».
Курсы... Три месяца копила. Утром пораньше вставала, чтобы не на такси, а на автобусе. На обед не брала, перебивалась чаем с печеньем... Впервые за долгие годы решилась сделать что-то для себя.
И вот теперь — двадцать три тысячи ежемесячно на машину, которую она даже не водит.
Желудок неприятно сжался. Светлана закрыла крышку ноутбука и отложила его на тумбочку. В темноте спальни слышалось только размеренное дыхание мужа да тиканье старых часов, оставшихся от бабушки.
«А что, если не соглашаться?» — мысль вспыхнула внезапно, обжигающе ярко, и тут же погасла под грузом привычных страхов. Что он скажет? Как отреагирует? Начнутся упрёки, молчание неделями, а то и похуже...
Светлана осторожно легла рядом, стараясь не разбудить Валеру. Потолок расплывался перед глазами — то ли от усталости, то ли от непрошеных слёз.
Пятнадцать лет вместе. Сначала было по-другому. Или ей только казалось? Может, она просто не замечала раньше, закрывала глаза, списывала на «мужской характер»?
Когда это началось — эта странная игра в одни ворота? Когда его желания стали законом, а её — прихотью? Когда она в последний раз сказала «нет»?
Память услужливо подкинула картинку пятилетней давности: отпуск, который они не взяли, потому что Валера решил купить новый телевизор. И десятилетней: день рождения мамы, на который она не поехала, потому что у Валеры были «планы с друзьями». И вчерашний день: борщ, который она не хотела варить, но сварила, потому что «ну что тебе, сложно что ли?»
Мелочи. Бытовые, незначительные мелочи, из которых соткана жизнь. Жизнь, в которой её желания всегда стоят последними в списке.
А теперь ещё и эти двадцать три тысячи...
Светлана повернулась на бок, глядя на профиль спящего мужа. Знакомые до последней морщинки черты. Когда-то любимые. Сейчас — вызывающие только глухое раздражение.
«Я не хочу, — подумала она вдруг с удивительной ясностью. — Я правда не хочу платить за эту чёртову машину».
Мысль была такой простой и очевидной, что Светлана даже улыбнулась в темноте. Почему раньше это казалось таким сложным — просто не хотеть?
Под одеялом она сжала кулаки. Завтра. Завтра она скажет ему «нет». Обязательно скажет.
С этой мыслью она наконец провалилась в беспокойный сон.
Разговор с подругой
Городской парк дышал весной — свежей листвой, ароматом сирени и беззаботным щебетом птиц. Совсем не в такт настроению Светланы.
— Он что, серьёзно так и сказал? — Маринка даже жевать перестала, так и замерла с надкушенным пирожком. — «Теперь ты будешь платить»? Вот так просто?
Светлана кивнула, разглядывая носки своих туфель. Встретиться взглядом с подругой было стыдно.
— И ты согласилась? — в голосе Марины звучало искреннее недоумение.
— А что мне оставалось делать?
— Что делать? — Марина фыркнула. — Да послать его куда подальше с такими запросами! Или хотя бы спросить, почему это вдруг твоя обязанность? Машина-то его!
Скамейка под ними была старая, деревянная, с облупившейся краской. Светлана машинально поковыряла ногтем зелёную щепку.
— Легко сказать... Ты не знаешь, какой он бывает, когда злится.
— Бьёт, что ли? — Марина вдруг напряглась.
— Нет! Что ты... — Светлана даже руками замахала. — Просто... тяжело становится. Молчит. Или наоборот — придирается ко всему. Посуда не так вымыта, ужин не вовремя, запах духов раздражает... Проще сразу согласиться, чем потом две недели как на пороховой бочке сидеть.
— И давно это у вас? — Марина отложила пирожок, не донеся до рта.
Светлана пожала плечами.
— Не знаю... Так постепенно всё. Раньше спорили, потом... потом просто стало проще соглашаться.
— А помнишь, какой ты была в институте? — Марина улыбнулась. — Староста группы, первая на все собрания, всегда своё мнение. Помнишь, как ты декану выдала, когда он практику в январе поставил?
Светлана невольно улыбнулась. Помнила, конечно. Тогда все восхищались её смелостью. Где теперь та девчонка?
— Слушай, а у вас всё... нормально вообще? — Марина повернулась к ней всем корпусом. — Только честно.
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Светлана растерялась.
— В каком смысле?
— В прямом. Вы счастливы вместе? Тебе с ним хорошо?
«Хорошо ли мне?» — вопрос эхом отозвался внутри. Когда она в последний раз задавала его себе?
— Не знаю, Марин, — голос предательски дрогнул. — Я как-то привыкла уже... Пятнадцать лет всё-таки.
— А с чего ты решила, что привычка — это хорошо? — Марина накрыла её руку своей. — Свет, ты только не обижайся, но... со стороны это выглядит, будто он тобой помыкает, а ты позволяешь. И с каждым годом всё хуже, судя по твоим рассказам.
Что-то болезненно кольнуло в груди. Наверное, так чувствует себя человек, который годами ходил с занозой, настолько привыкнув к боли, что перестал её замечать — а теперь кто-то указал на эту занозу и предложил её вытащить.
— Он меня любит, просто... — начала Светлана и замолчала, не зная, как закончить фразу.
— Любит? — Марина покачала головой. — Слушай, я, конечно, не эксперт, но по-моему, любовь — это когда человеку важно, чтобы тебе было хорошо. А не чтобы ты оплачивала его хотелки в ущерб себе. Почему ты вообще до сих пор это терпишь?
«Почему терплю?»
Вопрос повис в воздухе. Правда в том, что у Светланы не было ответа.
— Наверное, боюсь, — прошептала она наконец. — Перемен, одиночества... не знаю.
— А так — не страшно? — Маринка прищурилась. — Еще пятнадцать лет вот этого всего?
Грудь сдавило от этой перспективы. Нет, это было гораздо страшнее.
— Знаешь, — сказала Светлана, и собственный голос показался ей вдруг незнакомым, — я, кажется, не буду платить за его машину.
И улыбнулась — впервые за долгое время по-настоящему.
Отказ
Утро выдалось хлопотным. Светлана проснулась раньше будильника — сказалась бессонная ночь. Мысли крутились вокруг вчерашнего разговора с Мариной, вокруг машины, денег, всей их жизни с Валерой.
Она приготовила завтрак, собрала сумку на работу. Руки двигались привычно, но внутри всё замирало от предстоящего разговора.
Валера появился на кухне заспанный, в футболке и домашних штанах, почесывая щетину. Плюхнулся за стол и уткнулся в телефон.
— Кофе налей, — буркнул он, не поднимая глаз от экрана.
Светлана поставила перед ним чашку и села напротив. Сердце колотилось где-то в горле.
— Валер, я хотела поговорить насчёт машины.
— М-м? — он отхлебнул кофе, не отрываясь от телефона.
— Я не буду платить за твою машину, — сказала она ровно.
Он поднял глаза — недоуменные, чуть раздраженные.
— Чего это вдруг?
— Потому что это твоя машина, Валера. Не моя. Я на ней даже не езжу.
Он отложил телефон, и это почему-то испугало её больше, чем если бы он закричал.
— Слушай, мы вообще-то семья. Или ты забыла? У меня сейчас с деньгами туго, а тебе что, жалко?
— Дело не в жалко, — она сцепила пальцы, чтобы не выдать дрожь в руках. — У меня тоже свои планы на деньги были.
— Какие ещё планы? — Валера фыркнул. — Опять свои безделушки покупать собралась?
— Я на курсы дизайна хотела пойти.
— На курсы? — он рассмеялся, словно услышал анекдот. — Тебе сорок лет, какие курсы? Ты что, дизайнером заделаться решила на старости лет?
Каждое слово — как пощёчина. Но странным образом они не ранили, а только укрепляли её решимость.
— Да, на курсы. И мне не сорок, а тридцать восемь, — Светлана выпрямила спину. — И дело даже не в этом. Просто я не хочу платить за твою машину. Это твоя ответственность, не моя.
Валера смотрел на неё так, словно видел впервые.
— Это что, бунт? — он усмехнулся, но в глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу. — Ты чего это вдруг? С кем-то наговорилась? Маринка твоя, да? Вечно она тебе мозги пудрит.
— При чём тут Марина? — Светлана покачала головой. — Я просто... я не буду платить за машину, и всё.
Слова, наконец произнесённые вслух, принесли странное облегчение. Словно тяжесть, которую она носила на плечах годами, вдруг исчезла.
Валера побагровел.
— А я говорю — будешь! — он стукнул ладонью по столу, так что чашки подпрыгнули. — Это, между прочим, семейный вопрос! Я тебя содержу, между прочим!
— Не содержишь, — тихо, но твёрдо сказала Светлана. — Я всегда работала. И сейчас зарабатываю не меньше твоего. А счета мы делим пополам, хотя квартира досталась мне от бабушки.
Она и сама не знала, откуда взялись эти слова. Они просто всплыли из глубины, из того места, где она прятала правду от самой себя.
— Да что с тобой такое? — Валера смотрел на неё с недоумением и злостью. — Ты совсем офигела?
Светлана встала из-за стола, взяла свою сумку.
— Мне пора на работу. И разговор окончен. Я не буду платить за твою машину.
Сердце колотилось где-то в ушах, ладони вспотели. Но в груди разливалось новое, почти забытое чувство — гордость за себя.
— Эй, ты куда? — крикнул Валера ей вслед. — Мы не договорили!
Но Светлана уже закрывала за собой дверь. Внутри дрожало и пело что-то невыносимо лёгкое, почти счастливое.
Она сказала «нет». Впервые за долгие, долгие годы.
Молчаливое противостояние
Три дня. Три долгих дня Валера не разговаривал со Светланой. Точнее, не разговаривал нормально — только отрывистые фразы по делу, с таким видом, будто каждое слово причиняет ему физическую боль.
«Передай соль».
«Закрой форточку».
«Где пульт?»
Светлана узнавала эту тактику — она называла её про себя «замораживанием». Раньше она не выдерживала и дня такого обращения. Начинала суетиться, заглядывать в глаза, готовить любимые блюда, извиняться — хотя часто даже не понимала, за что именно. Лишь бы вернуть мир в дом, лишь бы не чувствовать себя виноватой.
Но сейчас что-то изменилось. Внутри, в самом потаённом уголке души, зародилось новое чувство — спокойное, уверенное знание своей правоты.
Вечером третьего дня Светлана устроилась на диване с книгой. Не с кулинарным журналом, не с глянцем, а с настоящим романом, который давно хотела прочитать, но всё откладывала — то ужин, то стирка, то «Валере скучно одному телевизор смотреть».
Муж ходил по квартире с таким видом, словно его незаслуженно обидели. Хлопал дверцами шкафов, громко вздыхал, звенел чашками на кухне. Светлана не реагировала, погрузившись в чтение.
— Чай будешь? — буркнул он наконец, появляясь в дверях.
Она подняла глаза от книги:
— Спасибо, буду.
«Первый шаг к примирению», — отметила она мысленно. Обычно такие «оттепели» заканчивались тем, что она шла на уступки. Сейчас Валера явно ждал того же.
Он принёс ей чай — крепкий, с лимоном, как она любит. Сел рядом, включил телевизор.
— Слушай, насчёт машины... — начал он как бы между прочим. — Я тут подумал. Ты можешь платить не весь кредит, а половину. Я же не зверь какой, всё понимаю.
Светлана отложила книгу и посмотрела на мужа. По-настоящему посмотрела, может быть, впервые за много лет. Морщины у глаз, седина на висках, знакомое до последней чёрточки лицо... Когда-то она любила его до умопомрачения. Но что осталось теперь?
— Нет, Валера. Я не буду платить ни половину, ни четверть. Это твоя машина, твой кредит.
Он скривился, словно надкусил лимон.
— Да что с тобой такое? Ты как с цепи сорвалась! Что я такого сделал-то?
В другое время она бы начала оправдываться, объяснять. Но сейчас просто покачала головой:
— Ничего ты не сделал. Просто я... изменилась.
Он фыркнул и отвернулся к телевизору, всем видом показывая, что разговор окончен. Но через пять минут не выдержал:
— И что, ты теперь так и будешь? Изменилась она, видите ли!
— Буду, — просто ответила Светлана.
Вечер тянулся в напряжённом молчании. Валера демонстративно зевал, когда она проходила мимо. Громко комментировал новости, словно разговаривал сам с собой. Потом вдруг стал рассказывать, какой хороший телефон купил себе его коллега Витька.
— Класс, — только и сказала Светлана, не поднимая глаз от книги.
Раньше она бы уже ухватилась за этот крючок. «Дорогой, наверное?» — спросила бы с тревогой, понимая, к чему идёт разговор. А потом началось бы: «Вот у всех жёны как жёны, понимают, что мужику тоже нужно что-то для себя...»
Но сейчас она молчала. И это молчание было не вынужденным, не от страха, а... спокойным. Почти умиротворённым.
Валера в конце концов сдался и ушёл спать, громко хлопнув дверью спальни.
А Светлана осталась в гостиной. Впервые за долгое время она чувствовала себя... сильной. Нет, не так. Настоящей. Словно нашла саму себя после долгих лет забвения.
Она поставила чашку на стол и улыбнулась своему отражению в тёмном оконном стекле.
«Привет, — мысленно сказала она этой новой, незнакомой женщине с решительным взглядом. — Рада, что ты вернулась».
Уход
Неделя тянулась медленно. Каждый вечер Валера находил новый способ показать свое недовольство — то демонстративно проверял счета и вздыхал, то жаловался на усталость от работы «где все на нем держится», то рассказывал, как другие мужики хвастаются заботливыми женами.
В пятницу вечером Светлана собирала небольшую дорожную сумку, методично складывая вещи: пара джинсов, футболки, косметичка. Валера стоял в дверях спальни, прислонившись к косяку, и наблюдал за ней с нескрываемым раздражением.
— И куда это ты собралась? — спросил он наконец, когда молчание стало невыносимым.
— К Марине на дачу, на выходные, — Светлана аккуратно свернула свитер.
— К Марине? — он хмыкнул. — А меня спросить не хочешь?
Она подняла глаза, встретившись с ним взглядом.
— А должна?
Валера опешил. За пятнадцать лет брака она никогда не позволяла себе такого тона. Всегда предупреждала, спрашивала, согласовывала. «Валерочка, ты не против, если я...», «Валер, можно я...»
— Ну знаешь, — начал он, подбирая слова, — я как бы муж. Имею право знать, где моя жена шляется.
— Не шляется, а едет к подруге на выходные, — спокойно поправила Светлана. — И я тебе только что сказала.
Она застегнула сумку и выпрямилась. Что-то новое появилось в ее осанке — гордость, достоинство? Валера не мог понять, и это его злило еще больше.
— А как же я? — он развел руками. — Кто ужин готовить будет?
— В холодильнике есть борщ на два дня, котлеты тоже. Справишься, — она пожала плечами.
Валера начинал закипать. Последнюю неделю она как будто играла по каким-то своим правилам. Не реагировала на намеки. Не пыталась подлизываться или извиняться. Просто... делала то, что хотела.
— А если я не разрешу?
Светлана посмотрела на него долгим взглядом. Усмешка тронула уголки ее губ.
— Не разрешишь? — переспросила она тихо. — Валер, я еду к подруге. На два дня. Не навсегда. Хотя...
Она замолчала, подхватила сумку и направилась к двери. Валера молча следовал за ней, не зная, что сказать. Такого раньше не бывало. Он всегда знал, как управлять женой — надавить, пожаловаться, поманипулировать. Сейчас все его приемы словно перестали работать.
В прихожей Светлана обула туфли, накинула легкое пальто.
— Я вернусь в воскресенье вечером, — сказала она, глядя в зеркало и поправляя волосы. Не на него — в зеркало.
— Как хочешь, — процедил Валера, скрестив руки на груди. — Только потом не удивляйся...
— Чему? — она повернулась к нему.
— Ну, мало ли, как жизнь повернется, — он смутно намекал на что-то, сам не зная на что. Припугнуть, вызвать тревогу — обычно действовало безотказно.
Но Светлана лишь улыбнулась. Впервые за долгое время — открыто, искренне.
— Я уже ничему не удивлюсь, Валера, — сказала она спокойно. — И кстати, я еду не на два дня. Я еду на неделю. Может, дольше. Мне нужно подумать.
— Что? — он опешил. — Какую еще неделю? Ты с ума сошла? А работа?
— У меня накопились отгулы, я взяла отпуск на пять дней, — она застегнула пальто. — Не переживай, квартиру не запущу. Можешь сам за собой посуду помыть, в кои-то веки.
Светлана стояла у двери — такая знакомая и такая чужая одновременно. Валера вдруг почувствовал себя маленьким и потерянным. Пятнадцать лет она была предсказуемой, понятной, управляемой. А теперь...
— Ты что, уходишь от меня? — спросил он, и в голосе прозвучала настоящая растерянность. Даже страх.
Светлана покачала головой.
— Я не знаю, Валера. Правда не знаю. Но мне нужно разобраться. В себе. В нас. Во всем.
Она открыла дверь. На пороге обернулась:
— Позаботься о себе, ладно? Ты же взрослый мужчина.
И ушла, оставив его одного в квартире, которая вдруг показалась слишком большой и пустой.
Валерий один
Первый вечер без Светланы Валерий провёл в злорадном удовлетворении. Развалился на диване, закинул ноги на журнальный столик (чего она терпеть не могла), включил футбол на полную громкость и открыл пиво. Свобода!
К полуночи квартира казалась непривычно тихой. Слишком тихой. Он поймал себя на том, что прислушивается — не звякнет ли посуда на кухне, не зашумит ли вода в ванной. Раздражённо тряхнул головой и отправился спать.
Утро субботы началось с головной боли и смутного чувства дискомфорта. Валерий долго лежал, глядя в потолок. Обычно по субботам Светлана готовила блины или сырники. Аромат кофе просачивался под дверь спальни...
— Ну и ладно, — пробурчал он, поднимаясь. — Сам себе хозяин.
На кухне его встретил вчерашний бардак — немытая кружка, крошки, пустая бутылка из-под пива. Он поморщился и полез в холодильник. Как и обещала Светлана, там стояла кастрюля с борщом и контейнер с котлетами. Но почему-то есть не хотелось.
Весь день прошёл в странном оцепенении. Валерий бесцельно переключал каналы телевизора, залипал в телефоне, пытался читать спортивные новости. Несколько раз брался за уборку, но бросал на полпути.
К вечеру воскресенья нервы сдали. Он позвонил Светлане. Она не ответила.
— Ну и пожалуйста, — сказал он пустой квартире. — Подумаешь.
К среде в холодильнике закончилась еда, а в квартире — чистые тарелки и носки. Раньше Валерий даже не задумывался, сколько домашней работы выполняла жена. Теперь каждая мелочь требовала решения: что приготовить, где купить продукты, как разобраться со стиркой.
— Да что за чёрт! — рявкнул он, когда стиральная машина выдала какую-то ошибку и отказалась запускаться.
Он позвонил матери, и та приехала — помогла с уборкой, постирала, приготовила обед.
— Светка-то где? — спросила она, разливая суп по тарелкам.
— К подруге уехала, — буркнул Валерий. — На неделю.
Мать хмыкнула:
— И с чего это вдруг?
Он неопределённо пожал плечами, не желая признаваться, что жена практически сбежала от него.
— Что у вас стряслось-то? — не унималась мать, всегда чуявшая неладное. — Опять деньги не поделили?
— Да ничего не стряслось, — огрызнулся Валерий. — Просто... не знаю. Изменилась она. Стала какая-то... другая.
— Другая? — мать усмехнулась. — Или просто перестала во всём соглашаться?
Валерий вздрогнул. Неужели это было так очевидно?
— Ты о чём?
Мать села напротив, внимательно глядя на сына.
— Валерка, я ведь не слепая. Ты с ней как с прислугой обращаешься. Всегда так было. А она молчала, терпела. Видать, натерпелась.
— Да ладно! — возмутился он. — Я о ней забочусь! Я...
И запнулся, не находя продолжения.
— Заботишься? — мать покачала головой. — Когда в последний раз ты спрашивал, что ей нужно? Чего хочется? О чём мечтает?
Валерий смотрел в тарелку с супом. Молчал.
— Вот то-то и оно, — вздохнула мать. — Я тебя не осуждаю, сынок. Но... может, стоит задуматься?
После её ухода квартира снова опустела. Валерий бродил из комнаты в комнату, не находя себе места. На глаза попался счёт за кредит — тот самый, из-за которого всё началось. Двадцать три тысячи ежемесячно. За машину, которую он взял, потому что «у всех нормальных мужиков есть тачка». Хотя можно было обойтись чем-то подешевле...
В четверг вечером, разогревая остатки супа, он вдруг замер у плиты.
— Чёрт, — прошептал он. — Я и правда скотина.
Воспоминания хлынули потоком — как Светлана вставала на час раньше, чтобы приготовить ему завтрак. Как отказывалась от встреч с подругами, если у него были «планы». Как всегда улыбалась через силу после его выходок, стараясь сохранить мир в доме.
А он... он просто привык. Привык, что его желания — закон. Что её роль в их браке — обслуживать и соглашаться.
Валерий опустился на стул, обхватив голову руками.
— Светка, — прошептал он. — Куда же ты делась?
Находит дневник
На пятый день отсутствия Светланы Валерий все-таки взялся за уборку. Пыль, крошки и разбросанные вещи начали его раздражать. Странно, раньше он этого будто не замечал — просто потому, что чистота возникала сама собой, невидимыми стараниями жены.
В спальне он открыл шкаф в поисках чистых наволочек — постельное белье пора было менять. Копаясь на верхней полке, случайно задел коробку, стоявшую в углу. Та соскользнула вниз, ударилась об пол, и содержимое рассыпалось по ковру.
— Чтоб тебя, — проворчал Валерий, опускаясь на колени и собирая выпавшие предметы.
Фотографии — старые, еще их свадебные. Несколько засушенных цветков. Билеты в кино. Открытка — «Любимой жене в день рождения», его собственным почерком, но год на штемпеле — 2010-й. Четырнадцать лет назад... Неужели последняя открытка была так давно?
На дне коробки лежала простая тетрадь в тканевой обложке. Валерий взял ее в руки, повертел. Ничего особенного — обычная записная книжка. Он открыл наугад, и взгляд зацепился за свое имя.
«...опять Валера отказался ехать к маме. Говорит, ему скучно. А мне как быть? Мама уже третий раз зовет, обижается...»
Валерий нахмурился. Перевернул страницу.
«...купила новую блузку, так он сказал, что я выбрасываю деньги на тряпки. А сам вчера взял новую удочку — четвертую! Зачем она ему? Рыбачить ездит раз в год...»
Это был дневник. Дневник Светланы, который она вела все эти годы. Валерий знал, что должен закрыть тетрадь, вернуть ее на место. Это личное. Но не мог оторваться.
«12 марта. Сегодня попросила Валеру сходить со мной на выставку. Так хотелось! Он поморщился и сказал, что это скукотища. А вечером потащил меня к своему другу смотреть какой-то боевик. Я весь вечер просидела в углу, пока они обсуждали машины и футбол...»
«5 мая. Опять поссорились из-за денег. Мне так хотелось новые шторы в спальню, но Валера сказал, что это блажь. А через неделю притащил домой большой телевизор. Даже не спросил меня...»
«18 сентября. Пятнадцать лет вместе. Он забыл. Я купила вино, приготовила его любимый ужин. А он пришел поздно, поел и уснул перед телевизором. Так больно...»
Валерия бросило в жар. Он листал дневник, и перед ним разворачивалась совсем другая история их брака — не та, которую он себе представлял.
«10 января. Сегодня предложила пойти на курсы дизайна. Валера рассмеялся. Сказал, что в моем возрасте учиться новому глупо... Почему он всегда так? Почему для него мои желания — всегда блажь, каприз? Иногда я ненавижу себя за то, что не могу ему возразить...»
Самые свежие записи были датированы последними неделями:
«3 марта. Не могу поверить. Он просто заявил, что я должна платить за его машину! Как будто это само собой разумеется. И ведь я опять согласилась... Почему? Когда я разучилась говорить "нет"?»
«4 марта. Всю ночь высчитывала бюджет. На курсы точно не хватит. Придется отказаться... Как же я устала отказываться от своих желаний ради его прихотей!»
«6 марта. Разговаривала с Маринкой. Она права — это ненормально. Почему я позволяю ему решать за меня? Почему мое всегда менее важно?»
И последняя запись:
«8 марта. Сказала ему "нет". Впервые за долгие годы. Он в шоке. Я тоже. Но внутри... внутри такое чувство свободы! Как будто открыла окно в душной комнате. Я больше не буду молчать. Хватит.»
Валерий закрыл тетрадь и прижал ее к груди. В горле стоял комок. Перед глазами — лицо Светланы. Усталое, печальное... и такое родное.
«Господи, — подумал он. — Что же я наделал?»
Пятнадцать лет рядом с женщиной, которая задыхалась в их браке. Пятнадцать лет он не замечал, что ее желания, мечты, надежды — все приносилось в жертву его комфорту.
Ему вспомнилось вдруг, какой она была в молодости — веселой, решительной, с горящими глазами. Когда это погасло? Когда она превратилась в тень, в молчаливую исполнительницу его капризов?
Он бережно положил дневник обратно в коробку и вернул ее в шкаф. Потом опустился на кровать и закрыл лицо руками.
Вдруг с ужасающей ясностью Валерий понял, что может потерять жену. Не просто на неделю — навсегда. И он это заслужил.
Возвращение Светланы
Дверь поддалась с трудом — то ли замок барахлил, то ли руки дрожали. Светлана переступила порог родной квартиры и замерла, прислушиваясь. Из гостиной доносился приглушенный голос диктора — кажется, новости. Валерка дома.
Она прикрыла дверь и сняла туфли, стараясь не шуметь. Семь дней у Маринки пролетели странно — словно месяц прошел. Или год. Светлана чувствовала себя другой, будто кожу сменила.
«А как он? Изменился? Или все по-прежнему?» — мысли путались.
Переставляя сумку в угол прихожей, Светлана вдруг заметила: чисто. Не просто прибрано, а выдраено до блеска. Пол, зеркало, обувная полка... Даже тот дурацкий плед на вешалке, что вечно валялся комом, аккуратно сложен.
«Неужто мать вызвал на помощь?» — подумала она и шагнула в гостиную.
Валера вскочил с дивана, выключая телевизор. На секунду они застыли, разглядывая друг друга, словно чужие.
— Привет, — сказала она, не узнавая собственный голос.
— Здравствуй, — он нервно провел ладонью по волосам. — Вернулась...
Это прозвучало не вопросом, а выдохом облегчения. Светлана огляделась — по квартире словно смерч порядка пронесся. Ни пылинки, нигде ничего не валяется, даже цветы на столе — свежие, ее любимые, в той самой вазе, которую она три года назад купила, а Валерка ворчал: «Куда нам еще эту хрень?»
— Ты... прибрался, — она не смогла скрыть удивление.
— Ага, — он кивнул. — Только не смотри на кухне в левый ящик — там бардак. Не успел разобрать.
Светлана невольно улыбнулась, представив, как все ненужное запихивалось туда в панике перед ее приходом.
— И ужин есть, — добавил он. — Сам готовил. Ну, мать звонила, подсказывала, но руками я все делал.
Из кухни и правда тянуло чем-то вкусным. Светлана растерялась — она была готова к холодному приему, к обидам, к упрекам. Может, даже к скандалу. Но не к этому.
— Валер, послушай, — начала она, собираясь с мыслями. — Нам надо серьезно...
— Погоди, — он шагнул ближе. — Можно я сначала?
Он говорил сбивчиво, то и дело запинаясь — совсем не похоже на прежнего самоуверенного Валерку. О том, как тяжко было одному. Как впервые понял, сколько всего она делала по дому. Как пересмотрел кучу роликов о стирке и готовке.
— Знаешь, что я понял? — он с тоской улыбнулся. — Я не просто эгоист. Я — законченный придурок.
Светлана молчала. Слова, что она готовила всю неделю — о самоуважении, о праве на свои желания, о равном вкладе в семью — застряли в горле.
— Помнишь машину? — спросил он. — Кредит? Я позвонил в банк. Переоформил полностью на себя. И извини, что вообще заикнулся... это моя блажь, мне и платить.
Он смотрел в пол, теребя край футболки, как нашкодивший школьник.
— А еще, — продолжил, не дожидаясь ответа, — я узнал про твои курсы. Дизайн интерьеров, да? Я записал телефоны. Три школы, на выбор. Если хочешь... ну, я подумал, можно с лета начать.
— Ты так боишься, что я совсем уйду? — тихо спросила Светлана.
Он поднял глаза — покрасневшие, уставшие.
— Боюсь до чертиков, — честно признался он. — Но дело не только в этом. Я... я, кажется, только сейчас понял, как тебе жилось все эти годы. И мне стыдно, Свет. Очень.
Она смотрела на этого незнакомого Валерку — растерянного, искреннего. Впервые за столько лет он видел в ней не придаток, не обслугу, а человека. Живого человека с желаниями и мечтами.
— Я не знаю, получится ли у нас, — сказала она, чувствуя, как дрожит голос. — Легче ведь не станет. Привычки не меняются в один день.
— Знаю, — он кивнул. — Но я хочу попробовать. Правда хочу. Только останься.
Она шагнула к окну, разглядывая знакомый до последней ветки двор. Столько лет прожито... неужели все насмарку?
— Ладно, — сказала она наконец. — Давай поужинаем для начала. А там посмотрим.
Он просиял, бросился на кухню. Светлана слышала, как загремели тарелки, и улыбнулась. Она не знала, простит ли его. Не знала, изменится ли он на самом деле. Но почему-то очень хотелось верить — у них еще есть шанс все исправить.
Вместе, но по-новому
— Светлана Андреевна, зайдите на минутку, — Михаил Степанович приоткрыл дверь своего кабинета и заговорщицки подмигнул.
Светлана отложила чертежи, поправила выбившуюся прядь и направилась к начальнику. Сердце привычно екнуло — вызов к директору всегда волнителен, даже когда отношения добрые.
— Присаживайтесь, — Михаил Степанович жестом указал на кресло. — Чай, кофе?
— Ничего, спасибо, — она улыбнулась. — Что-то случилось?
— Случилось, — он хитро прищурился. — Помните проект реконструкции гостиницы «Заря»? Который вы курировали?
Светлана кивнула. Еще бы не помнить — три месяца пота и крови, бессонных ночей и придирок заказчика.
— Приняли, — Михаил Степанович откинулся в кресле. — Без единой доработки. Старик Кузнецов, который вечно всем недоволен, сказал, что наконец-то увидел проект с душой. Представляете?
Она не сдержала улыбку. Конечно, представляла — она вложила в этот проект всю себя. Всю свою новую себя.
— Рад сообщить, что с первого числа вы — руководитель проектной группы, — директор протянул ей папку. — Здесь приказ о повышении и, разумеется, прибавка к зарплате.
— Спасибо, — только и смогла выдавить Светлана, принимая документы.
— Не мне спасибо, — Михаил Степанович покачал головой. — Себе. Вы словно переродились за последние полгода. Помню, как вы пришли ко мне проситься на те курсы дизайна... Я еще думал: зачем инженеру с пятнадцатилетним стажем? А теперь вижу — очень даже зачем.
После работы Светлана не поехала сразу домой. Сегодня был ее день — вторник, йога. Полтора часа, когда она принадлежала только себе. Когда-то мысль отлучиться из дома ради своего удовольствия вызывала чувство вины. Теперь — нет.
Студия встретила тихой музыкой и ароматом благовоний. Светлана переоделась, расстелила коврик в любимом углу зала.
— Светик, привет! — Нина, соседка по коврику, помахала рукой. — Как успехи?
— Повышение получила, — Светлана не смогла сдержать гордую улыбку.
— Ого! — Нина всплеснула руками. — Поздравляю! Муж, небось, гордится?
Светлана на мгновение задумалась.
— Знаешь, да. Кажется, правда гордится.
Раньше Валерка отмахивался от ее рабочих достижений. «Подумаешь, бумажки перекладывать», — говорил он. Но с тех пор многое изменилось.
Дома вкусно пахло. И на кухне гремели кастрюли — явно мужские руки хозяйничали.
— Я вернулась, — крикнула Светлана, разуваясь.
Валерка выглянул из кухни, вытирая руки полотенцем.
— Как йога? — спросил он. — Голова не болит больше?
— Прошла, — она улыбнулась. — Инструктор показал новое упражнение для шеи, сразу легче стало.
Раньше он бы фыркнул: «Выбросила деньги на ветер, голова и так прошла бы». Теперь просто кивнул:
— Вот и хорошо. Ужин через пятнадцать минут. Переоденься пока.
В шкафу Светлана нашла свежевыглаженную домашнюю футболку — опять Валеркина работа. Он теперь часто помогал по дому. Не всегда, конечно. Случались и срывы, и старые повадки прорывались. Но он правда старался.
За ужином Валера разливал по тарелкам свое фирменное жаркое.
— Слушай, — начал он, подкладывая ей картошку. — Звонил сегодня в банк. Последний платеж по машине внес. Кредит закрыт.
— Поздравляю, — Светлана улыбнулась. — Теперь свободный человек, долгов нет.
— Ага, — он хмыкнул. — Слушай, помнишь, ты говорила, что хотела бы к морю этим летом? Я прикинул — теперь, когда кредит закрыт, вполне можем себе позволить. Две недели, как ты хотела.
Она замерла с вилкой в руке. Странное чувство — удивление пополам с благодарностью. И гордость за него. Бывший Валерка никогда бы не вспомнил ее мечту. Никогда бы не отложил свои хотелки ради ее желаний.
— Спасибо, — она накрыла его ладонь своей.
— За что? — он пожал плечами. — Это же наш общий отпуск. Обоим в радость.
Он замолчал, словно подбирая слова.
— Знаешь, Свет... я тут подумал, — начал он неловко. — Может, тебе пора водить начать. Ну, права получить. Машина-то теперь совсем наша, а пользуюсь только я. Несправедливо.
Светлана рассмеялась — так неожиданно это прозвучало. Когда-то она заикнулась о правах, а он отрезал: «Женщина за рулем — обезьяна с гранатой». С тех пор она и не заговаривала об этом.
— Что смешного? — он чуть нахмурился.
— Ничего, — она покачала головой. — Просто... ты сильно изменился, Валер.
Он на мгновение смутился, потом улыбнулся:
— Да уж. Жаль, что не раньше. Столько лет потеряли...
— Не потеряли, — она сжала его руку. — Просто по-другому прожили. Всякое бывало — и хорошее тоже. А теперь... теперь будет еще лучше. Правда?
Он кивнул, и в глазах его была та самая нежность, которую она почти забыла за годы брака. За окном стемнело, но Светлане казалось, что в квартире стало светлее. Сердце в груди билось спокойно и уверенно. Она знала — впереди еще будут и ссоры, и обиды, и недопонимание. Но никогда больше она не потеряет себя. И, кажется, Валерка это понял и принял.
«Как странно, — подумала она, глядя на мужа, — иногда достаточно просто сказать «нет», чтобы всё изменилось».