Пять лет. Пять лет кропотливых поисков, ухода, любви — и всё в мусорном пакете. Маргарита стояла посреди гостиной, сжимая пустой глиняный горшок с отколотым краем. Её любимый, самый первый — теперь пустая скорлупа. А остальная коллекция суккулентов громоздилась в углу чёрным мусорным мешком.
— Что здесь происходит? — дверь хлопнула, Андрей замер на пороге, переводя взгляд с жены на мусорный пакет.
— Спроси у своей матери, — Маргарита с трудом узнавала собственный голос — такой холодный, звенящий от ярости.
Словно по команде, из кухни выплыла Елена Викторовна с фарфоровой супницей в руках — такой же старомодной, как и она сама с идеально уложенной сединой и ниткой жемчуга на морщинистой шее.
— Андрюшенька! — просияла она. — А я тебе борщ разогрела. Тот самый, который ты любишь, с говядиной на косточке.
— Мама, ты что сделала с растениями Риты? — Андрей кивнул на мусорный пакет.
Елена Викторовна поджала губы:
— Это же кактусы, милый. Колючие, ядовитые. С ребёночком разве можно такое держать? — она перевела взгляд на едва заметный живот невестки. — Все педиатры скажут — нельзя.
— Я и есть педиатр, — Маргарита с хрустом сжала горшок, — и знаю, что мои растения безопасны. А ещё знаю, что вы сделали дубликат наших ключей без разрешения, перестроили кухню и выбросили мою коллекцию. Как вы это называете? Заботой?
— А как же ещё? — изумилась свекровь. — Конечно, заботой! Андрюша, объясни своей жене...
— Мама, это правда, что ты сделала ключи без спроса? — Андрей потёр виски, словно у него болела голова.
— Какой «спрос» между родными людьми? — всплеснула руками Елена Викторовна. — Я вам добра желаю! А вдруг Рита дома одна, ей нехорошо станет? Или пожар? Как я попаду?
— Позвоните в дверь? — ядовито предложила Маргарита. — Или, может быть, дождётесь приглашения?
— Ну зачем ты так, дочка? — ласковый тон свекрови резанул хуже ножа. — Я же только помочь хочу. Чтобы всё было правильно для малыша. У меня опыт всё-таки.
— Да, у вас опыт, — закивала Маргарита, чувствуя, как предательски дрожат губы. — Опыт вламываться в чужую жизнь. Знаете, этот горшок, — она подняла свою драгоценность с отколотым краем, — я купила, когда сдала первый экзамен в медицинском. А этот кактус, — она ткнула в мусорный пакет, — привёз мой папа из Астрахани, когда ещё был жив. Они мне дороги. Они мои.
Голос всё-таки сорвался, и Маргарита ненавидела себя за эту слабость.
Елена Викторовна фыркнула:
— Какая трагедия! Любит тряпки и кактусы больше собственного ребёнка.
Андрей, бледный и растерянный, метался взглядом между двумя женщинами:
— Так, стоп. Давайте просто...
Его прервал звонок в дверь. Долгий, настойчивый, почти отчаянный.
— Я открою, — Маргарита рванулась в прихожую, радуясь поводу прервать неприятный разговор.
На пороге стояла соседка сверху — Анна Петровна, сухонькая старушка с вечно растрёпанными седыми волосами и удивительно живыми голубыми глазами. Сейчас эти глаза были мутными от боли, а желтоватое лицо покрылось испариной.
— Деточка, — прошептала Анна Петровна, пошатнувшись, — там кошка... зацепилась... помоги...
Но профессиональный взгляд Маргариты уже заметил, как соседка держится за левую руку, как часто и поверхностно дышит.
— Анна Петровна, вам плохо? — Маргарита подхватила старушку, которая начала оседать. — Андрей! Немедленно вызывай скорую! Помоги мне её уложить!
Елена Викторовна замерла в дверях кухни, сжимая супницу, пока Маргарита с мужем укладывали старушку на диван. Гнев и обида отступили перед привычной собранностью врача.
— Сколько продолжается боль? — Маргарита проверяла пульс — слабый, нитевидный. — Отдаёт куда-нибудь? В лопатку? В челюсть?
— Полчаса... да, в руку и под лопатку, — шептала Анна Петровна. — Я думала, пройдёт...
— Лекарства принимаете? — Маргарита расстёгивала душивший старушку воротник. — Андрей, мою сумку, быстро! Елена Викторовна, принесите воды, пожалуйста.
Профессиональный тон невестки словно выдернул свекровь из оцепенения. Она бросилась на кухню, загремела посудой, а Маргарита уже раскрывала сумку, доставая тонометр и стетоскоп.
— Возможно инфаркт, — быстро говорила она подоспевшему с лекарствами мужу. — Давление низкое. Дай нитроглицерин из синей коробочки.
Её руки двигались уверенно, чётко, словно и не дрожали минуту назад. Она положила таблетку под язык старушке, продолжая говорить ровным, успокаивающим тоном:
— Скорая скоро будет, Анна Петровна. Дышите глубже. Вот так, молодец. Сейчас станет легче.
Елена Викторовна с чашкой воды застыла над диваном, наблюдая, как руки невестки — тонкие, с длинными пальцами и коротко остриженными ногтями — проверяют пульс, меряют давление, придерживают голову пожилой женщины. Уверенные руки врача. Руки, знающие своё дело.
Когда приехала скорая, Маргарита чётко доложила ситуацию. Врач с уважением кивнул:
— Молодец, коллега. Вовремя среагировали.
— У меня мать умерла от инфаркта, — тихо ответила Маргарита. — Я знаю, как это выглядит.
***
Маргарита с детства мечтала о большом доме, где хватит места для всех — родителей, братьев и сестёр, которых у неё не было, но очень хотелось. Им с мамой и папой всегда было тесно — сначала в однокомнатной квартире, потом, после смерти отца, — в крохотной съёмной комнатушке.
В ординатуре она жила в общежитии, потом снимала студию на окраине. Крошечный кактус на подоконнике стал её первым настоящим имуществом, маленьким кусочком дома. А потом появились другие — бабушки-знакомые дарили отростки, папа привозил экзотические экземпляры из командировок. Суккуленты не требовали много внимания, но отзывались на заботу — росли, цвели, размножались. Она переставляла их с места на место, любуясь композицией, представляя, как однажды у неё будет целая оранжерея в собственном доме.
Андрей ворвался в её жизнь внезапно — высокий, немного нескладный, с мягкой улыбкой и внимательными серыми глазами. Он пришёл лечить племянника и остался на кофе. Потом ещё на один. Потом на ужин. Маргарита полюбила его спокойствие, основательность, надёжность. С ним было уютно, как с плюшевым медведем из детства — большим, тёплым и домашним.
Через год они поженились, сняли квартиру побольше. А потом его мать — элегантная, властная Елена Викторовна — предложила помощь с первым взносом на квартиру. В её доме. В соседнем подъезде.
— Это идеально! — восклицала свекровь. — Мы рядом, но не мешаем друг другу. Когда появятся дети, я смогу помогать.
Маргарита колебалась. Ей хотелось своего пространства, подальше от слишком активной свекрови. Но Андрей так загорелся идеей...
— Понимаешь, — говорил он, сжимая её руки, — мама одна. Ты же знаешь, отец давно умер. Ей тоже нужна семья. И потом, когда у нас появятся дети, бабушка рядом — это ведь здорово?
И Маргарита согласилась. Теперь, стоя посреди гостиной над мусорным пакетом с выброшенной коллекцией, она понимала, какую совершила ошибку.
Сначала всё шло неплохо. Елена Викторовна заходила раз в неделю, приносила пироги, интересовалась работой, звала на семейные обеды. Но когда Маргарита сообщила о беременности, свекровь словно с цепи сорвалась.
Ежедневные визиты. Бесконечные советы. Критика всего — от питания до одежды. «Врачи всякое скажут, а я на собственном опыте знаю».
Маргарита пыталась намекать, что ей неприятно вмешательство. Пыталась объяснять Андрею, что её профессиональные знания не меньше ценны, чем жизненный опыт его матери. Но муж только отмахивался:
— Ну что тебе стоит? Она же заботится. Это же мама.
Дубликат ключей был последней каплей. Елена Викторовна просто зашла однажды утром, когда они завтракали, и положила перед сыном связку своих ключей:
— На всякий случай. Вдруг что-то случится.
Маргарита заговорила о личных границах, о том, что нельзя просто так вламываться в чужой дом, но свекровь только фыркнула:
— Какие ещё границы между родными людьми?
Андрей, как всегда, пытался сгладить:
— Ну что ты, Риточка. Это же просто ключи. Это же мама.
***
Анну Петровну увезли в больницу. Врач сказал, что они вовремя вызвали скорую — серьёзный приступ стенокардии мог перерасти в инфаркт.
— Вы спасли ей жизнь, — сказал он Маргарите перед уходом. — Не каждому пожилому человеку так везёт с соседями.
Когда двери закрылись, в квартире повисла тяжёлая тишина. Елена Викторовна неуверенно мяла в руках полотенце:
— Может, чаю? — предложила она. — После такого волнения?
Маргарита покачала головой:
— Мне нужно убраться здесь. И спасти, что осталось от моих растений.
Она опустилась на колени перед мусорным пакетом и принялась бережно доставать повреждённые суккуленты. Некоторые можно было спасти — пересадить, подлечить. Другие были безнадёжно раздавлены.
— Вот этот, — Маргарита подняла маленький кактус с ярко-розовой верхушкой, — я купила, когда закончила ординатуру. А этот эхеверию мне подарила первая пациентка, которая выздоровела под моим наблюдением.
Она говорила тихо, словно сама с собой, но Елена Викторовна слушала с растерянным лицом.
— Я не знала, — наконец выдавила свекровь. — Думала, просто цветы.
— Для вас — просто цветы, — пожала плечами Маргарита. — Для меня — история жизни. Как ваши фотоальбомы.
Андрей, наблюдавший за ними, тихо вздохнул:
— Мам, может, ты оставишь нас? Нам надо поговорить.
Елена Викторовна вздрогнула, но кивнула:
— Конечно, я понимаю. Извини... те.
Неожиданно она выглядела постаревшей и потерянной — морщины обозначились резче, плечи ссутулились.
— Я просто хотела помочь, — пробормотала она, направляясь к выходу.
— Знаете, — внезапно сказала Маргарита, — то, что случилось с Анной Петровной... Это могло произойти с каждым. В том числе с вами.
Елена Викторовна остановилась:
— Ты о чём?
— Если что-то случится, если вам будет плохо, я всегда помогу. Как врач. Для этого не нужны ключи от нашей квартиры. Достаточно позвонить в дверь.
Свекровь долго смотрела на неё, потом медленно кивнула и вышла.
Прошла неделя. Елена Викторовна не появлялась, только звонила сыну узнать, как дела. Маргарита спасала оставшиеся растения, работала в больнице, пыталась не думать о свекрови. Но что-то грызло её изнутри — нехорошее чувство, что всё неправильно, что нужно что-то исправить, но она не знает как.
В пятницу вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла Елена Викторовна с коробкой в руках:
— Можно войти? — спросила она непривычно тихо.
Маргарита молча посторонилась.
— Я хотела извиниться, — сказала свекровь, ставя коробку на стол. — За растения. Это не вернёт твою коллекцию, но... может быть, начало новой?
В коробке лежали три аккуратных суккулента в керамических горшочках.
— Продавец сказал, что они безопасны для детей, — добавила Елена Викторовна, нервно теребя край блузки. — Я проверила. Несколько раз.
Маргарита не знала, что сказать. Этот жест был таким неожиданным.
— Спасибо, — наконец произнесла она. — Это... мило с вашей стороны.
— Я видела, как ты помогла Анне Петровне, — внезапно произнесла свекровь. — Ты настоящий профессионал. Я в больнице её навещала. Она без конца о тебе говорит. «Моя соседка-доктор, моя спасительница»...
— Просто делала свою работу, — смутилась Маргарита.
— Нет, — Елена Викторовна покачала головой. — Это было... впечатляюще. Как ты изменилась — из расстроенной девочки в собранного врача. Я раньше не задумывалась, насколько серьёзная у тебя профессия.
Они сели за стол, и Маргарита предложила чаю. Свекровь согласилась, продолжая неуверенно мять салфетку.
— Почему вы так вмешиваетесь в нашу жизнь? — спросила Маргарита неожиданно для самой себя. — Неужели думаете, что мы с Андреем не справимся?
Елена Викторовна вздрогнула и опустила глаза:
— Это сложно объяснить.
— Попробуйте, — Маргарита налила чай в чашки. — У нас вечер, и нам некуда спешить.
Свекровь долго молчала, вертя в руках ложечку.
— Знаешь, — начала она наконец, — у меня тоже была свекровь. Антонина Павловна. Она Андрюшу не любила.
Маргарита нахмурилась:
— Как такое возможно? Не любить собственного внука?
— Очень просто, — Елена Викторовна невесело усмехнулась. — Она меня не любила. Считала, что я недостаточно хороша для её сына. А по её мнению, плохая мать и ребёнка плохого вырастит. И когда Игорь, мой муж, погиб...
Она запнулась, отхлебнула чай.
— Она попыталась забрать Андрюшу. Совсем. Подала в суд, чтобы лишить меня родительских прав. Говорила, что у меня нет денег, что я не справляюсь, что ребёнок растёт запущенным. Мы судились полтора года. Представляешь? За моего собственного сына.
Маргарита потрясённо смотрела на свекровь:
— Я не знала...
— Я выиграла, — продолжала Елена Викторовна. — Но она не успокоилась. Приходила в детский сад, говорила воспитателям, что я плохая мать. Караулила у подъезда, кричала, что я довела сына до могилы. Андрюша плакал, не хотел к ней... а потом, когда подрос, начал стыдиться меня. Спрашивал, почему бабушка меня так не любит.
Елена Викторовна вытерла глаза салфеткой:
— Когда ему исполнилось четырнадцать, она умерла. Знаешь, что я почувствовала? Облегчение. А потом вину. За это облегчение.
Маргарита молчала, внезапно ощутив комок в горле. Ещё недавно она ненавидела эту женщину за её властность, самоуверенность, нежелание считаться с чужим мнением. А теперь видела в ней прежде всего мать, которая отчаянно боролась за своего ребёнка. И боялась потерять его снова — уже через внука.
— Я, наверное, боюсь, — тихо сказала свекровь. — Боюсь, что буду для тебя тем же, чем Антонина Павловна была для меня. И тогда я не смогу видеться с внуком.
— Но мы никогда не говорили, что отстраним вас от ребёнка, — мягко заметила Маргарита.
— Знаю. Умом понимаю. Но страх сильнее. Столько лет прошло, а я всё ещё просыпаюсь иногда в холодном поту — снится, что Андрюшу у меня отбирают.
Видеть обычно собранную и властную свекровь такой уязвимой было странно. Маргарита вдруг подумала, что за самоуверенным фасадом скрывается та же неуверенность и страх, что и у неё самой — врача с многолетним стажем, которая втайне боялась, что не справится с ролью матери.
— Я тоже боюсь, знаете, — призналась она. — Боюсь, что сделаю что-то не так. Что не смогу быть хорошей матерью. Что не справлюсь.
— Ты? — изумилась Елена Викторовна. — Но ты же такая уверенная!
— Снаружи, — Маргарита слабо улыбнулась. — Знаете, иногда, когда я принимаю сложные роды, и ребёнку плохо, и матери страшно... я делаю всё по учебнику, но внутри холодею от ужаса — вдруг я что-то упущу?
Елена Викторовна смотрела на неё с новым пониманием:
— И как ты справляешься?
— Делаю шаг за шагом то, что должна. А страх... страх просто живёт где-то рядом.
Они проговорили весь вечер — о страхах, о детстве Андрея, о будущем малыше. Маргарита рассказала, каково это — расти без бабушек и дедушек, как она мечтала о большой семье. О том, что да, ей хотелось бы помощи свекрови после родов — но не контроля, а поддержки. Елена Викторовна слушала, кивала, иногда вставляла короткие комментарии. И под конец призналась:
— Ты не похожа на свою маму?
— Совсем не похожа, — покачала головой Маргарита. — Она была мягкой, тихой. Я больше в отца пошла.
— А я боялась, что Андрюша женится на копии моей свекрови, — вздохнула Елена Викторовна. — И история повторится.
— Не повторится, — твёрдо сказала Маргарита. — Если мы все будем стараться.
Когда Андрей вернулся с работы, он застал необычную картину: жена и мать сидели на кухне, разбирая старые фотоальбомы.
— Смотри, Рита, это Андрюша в три года, — Елена Викторовна показывала пожелтевшую фотографию. — Уже тогда был серьёзным.
— Думаю, малыш будет на него похож, — улыбнулась Маргарита.
— Что здесь происходит? — удивился Андрей.
— Мы говорим о будущем, — ответила Маргарита. — И немного о прошлом.
В последующие недели отношения между Маргаритой и свекровью постепенно налаживались. Елена Викторовна училась спрашивать разрешения, прежде чем что-то менять в их квартире, а Маргарита старалась чаще приглашать свекровь на совместные прогулки и обсуждение подготовки к рождению малыша.
Но хрупкий мир оказался непрочным. С приближением третьего триместра беременности тревога Елены Викторовны снова начала расти. Она стала чаще заходить «просто проверить», приносить газетные вырезки о «жутких случаях», происходивших с беременными женщинами, и намекать, что Маргарите пора уходить в декрет.
Андрей, к удивлению Маргариты, всё чаще соглашался с матерью:
— Может, и правда пора сбавить обороты? — спросил он как-то за ужином. — Ты слишком много работаешь.
— У меня нормальный график, — возразила Маргарита. — Только консультации, никаких дежурств.
— Всё равно на ногах целый день, — покачал головой муж. — В твоём положении...
— В моём положении что? — Маргарита начала закипать. — Беременность — не болезнь, Андрей.
— Ты так говоришь со всеми своими пациентками? — вспыхнул он. — «Не волнуйтесь, беременность — не болезнь, продолжайте пахать»?
— Конечно, нет!
— Тогда почему с собой так?
Маргарита глубоко вздохнула:
— Потому что я чувствую себя абсолютно нормально. И врач говорит, что всё хорошо.
— Врачи... — Андрей осёкся, оборвав себя на полуслове.
— Что «врачи»? — прищурилась Маргарита. — Договаривай, раз начал.
— Ничего, — Андрей отвернулся. — Просто мама говорит, что врачи могут ошибаться.
— А твоя мама, значит, не может? — Маргарита отодвинула тарелку. — Знаешь, я устала доказывать, что тоже имею право на мнение. Даже о собственной беременности.
— Я не это имел в виду, — пробормотал Андрей, но Маргарита уже встала из-за стола.
Когда на следующий день ей позвонили из медицинского центра и предложили выступить с докладом на конференции в Санкт-Петербурге, Маргарита сразу почувствовала — это станет очередной проверкой их хрупкого перемирия. Но отказаться не могла — это был шанс представить результаты работы с детьми, страдающими редким генетическим заболеванием. Её исследование могло помочь сотням семей.
— Ты с ума сошла? — Андрей метался по комнате, пока Маргарита, сжав губы, собирала вещи в дорожную сумку. — Ехать на конференцию в твоём положении? Мама была права — тебе нельзя думать ни о чём, кроме ребёнка!
— Вот именно поэтому я и еду, — Маргарита аккуратно сложила блузку. — Моё исследование поможет детям с синдромом Прадера-Вилли. У них будет шанс на нормальную жизнь.
— А шанс нашего ребёнка родиться здоровым? — Андрей схватил блузку и швырнул обратно в шкаф. — Ты подумала об этом? В поезде трясёт, вокзалы, толпы людей, стресс!
— Я на седьмом месяце, не на девятом, — Маргарита подняла блузку и снова сложила её. — Врач сказал, что противопоказаний нет.
— К чёрту твоего врача! — Андрей сорвался на крик. — Почему ты такая эгоистка?
Эти слова обожгли, как пощёчина. Маргарита замерла, глядя на мужа расширенными глазами:
— Эгоистка? Потому что хочу помочь больным детям?
— Потому что думаешь только о своей карьере! — выплюнул Андрей. — А как же семья? Как же наш ребёнок?
— Наш ребёнок будет гордиться матерью, которая спасает других детей, — тихо сказала Маргарита. — А не той, которая бросила любимое дело ради... чего? Чтобы сидеть дома и слушать нотации свекрови?
В этот момент дверь открылась, и в квартиру вошла Елена Викторовна. Без стука, без звонка — просто повернула ключ в замке.
— Я слышала крики, — она переводила встревоженный взгляд с сына на невестку. — Что случилось?
— Мама! — Андрей бросился к ней, как в детстве. — Объясни ей! Она хочет ехать на какую-то конференцию. В Питер. На поезде. Одна!
— Ты ей позвонил? — глухо спросила Маргарита. — Позвал на помощь? Двое на одну?
— Конечно, позвонил! — огрызнулся он. — Кто-то же должен вразумить тебя!
— Вразумить? — Маргарита почувствовала, как горло сжимает спазм. — То есть я, по-твоему, не в своём уме? Просто потому что хочу на два дня съездить на медицинскую конференцию?
— В твоём положении это безумие! — отрезал Андрей.
— Коллеги беременные едут, а мне нельзя? — Маргарита повернулась к свекрови. — Вы ведь тоже так считаете, да? Что я не имею права на профессию? Что должна сидеть дома и вязать пинетки?
Елена Викторовна нахмурилась, разглядывая полусобранную сумку:
— Рита, ты сама врач. Ты знаешь, какие могут быть риски.
— Знаю, — кивнула Маргарита. — Минимальные. Я консультировалась со своим гинекологом.
— Врачи... — Елена Викторовна поджала губы.
— Что, опять «врачи»? — Маргарита разозлилась. — Я тоже врач, между прочим! Педиатр с восьмилетним стажем! Вы же видели, как я работаю, как помогла Анне Петровне. Почему вы не доверяете моему профессиональному мнению? Почему не доверяете мне как матери?
— Потому что ты ставишь карьеру выше ребёнка! — крикнул Андрей.
Маргарита вдруг ощутила дикую усталость. Она прошла мимо мужа и свекрови, села в кресло и закрыла глаза.
— Знаете, в чём проблема? — сказала она тихо. — Вы оба уверены, что знаете лучше меня, что мне нужно. Что хорошо для моего ребёнка. Что я должна чувствовать и делать. И если я не соответствую вашим ожиданиям — значит, я плохая мать.
— Рита, никто так не... — начал Андрей.
— Нет, именно так, — оборвала она его. — «Эгоистка». «Думаешь только о карьере». «Ставишь работу выше ребёнка». Но вы даже не спросили, почему для меня так важна эта конференция.
Она погладила свой округлившийся живот:
— Синдром Прадера-Вилли — редкое генетическое заболевание. Дети с ним испытывают постоянный голод. Неутолимый. Они едят до тех пор, пока буквально не лопнут. Родители запирают холодильники на замки, прячут еду. А дети страдают. И умирают — от ожирения, от осложнений. Моя методика помогает им контролировать аппетит без изнуряющих диет. Это работает, понимаете? И я хочу рассказать об этом коллегам, чтобы они могли помочь своим пациентам.
Она перевела дыхание и продолжила:
— И знаете что? Я действительно люблю свою работу. Люблю помогать детям. Это делает меня эгоисткой? Тогда я эгоистка. И я хочу, чтобы мой ребёнок гордился своей матерью. Чтобы знал, что женщина может быть и врачом, и мамой одновременно. Что не нужно выбирать между семьёй и делом, которое любишь и в котором помогаешь другим.
Андрей молчал, глядя в пол. Елена Викторовна стояла, скрестив руки на груди.
— Я еду на эту конференцию, — твёрдо сказала Маргарита. — И не потому, что не забочусь о ребёнке, а потому, что забочусь о нём и о других детях тоже. А после возвращения... — она глубоко вздохнула, — я думаю, нам нужно серьёзно поговорить о нашей жизни. Потому что так больше нельзя.
Она встала и продолжила собирать вещи. Андрей выглядел растерянным:
— Что значит «поговорить о нашей жизни»? Ты... ты хочешь развестись?
— Я хочу, чтобы ты определился, — отрезала Маргарита. — Кто я для тебя — жена и равноправный партнёр или подчинённая, которую нужно «вразумлять» при каждом случае несогласия с твоей матерью.
В этот момент телефон Елены Викторовны зазвонил. Она рассеянно взглянула на экран:
— Анна Петровна, — удивилась она. — Странно, почему...
Елена ответила на звонок, и лицо её изменилось:
— Что? Когда? — она в панике посмотрела на Маргариту. — Да, да, она здесь. Сейчас поднимемся!
— Что случилось? — Маргарита мгновенно переключилась в режим врача.
— У Анны Петровны опять приступ, — дрожащим голосом ответила свекровь. — Просит тебя. Не хочет скорую.
Маргарита выхватила из сумки косметичку с лекарствами и кинулась к двери:
— Упрямая старуха! Андрей, хватай мою рабочую сумку! Живо!
Они втроём бросились наверх. Анна Петровна полусидела в кресле, тяжело дыша. Лицо синюшное, на столике — разбросанные пузырьки с таблетками.
— Доктор... Риточка... — прошептала старушка. — Прости... не хотела... скорую... Таблеток... наглоталась...
Маргарита быстро оценила ситуацию — передозировка нитроглицерином. Давление, скорее всего, упало до критических значений.
— Анна Петровна, вы невозможная пациентка, — строго сказала Маргарита, измеряя пульс. — Сколько таблеток вы приняли?
— Три... нет, четыре... не помню. Сердце... болело так...
— Андрей, позвони в скорую, — распорядилась Маргарита. — Елена Викторовна, найдите в холодильнике что-нибудь сладкое — сок, варенье, конфеты. Срочно.
Свекровь метнулась на кухню, а Маргарита быстро осмотрела старушку:
— Зрачки расширены, давление критическое. Анна Петровна, обещайте, что после этого пойдёте на полное обследование. Иначе я лично упеку вас в больницу на месяц.
Пожилая женщина слабо кивнула:
— Обещаю... только не бросай меня...
— Не брошу, — Маргарита сжала её руку. — Но и вы меня не пугайте так больше.
Три следующих часа они провели у соседки. Маргарита стабилизировала давление, дала необходимые лекарства, провела базовый осмотр. Елена Викторовна сварила бульон и напоила им старушку, Андрей настроил автоматические напоминания о приёме лекарств на её мобильном.
Когда Анна Петровна наконец задремала, они тихо вышли в коридор.
— Ей нельзя оставаться одной, — сказала Маргарита. — Хотя бы сегодня.
Елена Викторовна решительно кивнула:
— Я останусь с ней. Всё равно спать не могу от этой... — она запнулась, — от бессонницы.
— Спасибо, — искренне сказала Маргарита, внезапно ощутив страшную усталость. — Она могла умереть, понимаете? Из-за собственного упрямства.
— Как будто я кого-то напоминает, — буркнул Андрей себе под нос.
Маргарита резко обернулась к нему:
— Ты сравниваешь меня с пожилой женщиной, которая чуть не умерла от передозировки сердечными препаратами?
— Ты не понимаешь...
— Нет, это ты не понимаешь! — вспыхнула Маргарита. — Анна Петровна испугалась скорой и больницы. Запаниковала. В её возрасте это нормально! А я — взрослая женщина, врач, которая советовалась со специалистами и принимает обдуманное решение о поездке. Неужели ты не видишь разницы?
Андрей смотрел в пол, упрямо сжав губы:
— Я просто боюсь за тебя и ребёнка. Это так сложно понять?
— Я понимаю, — Маргарита вздохнула. — Правда понимаю. Но твой страх не должен превращаться в клетку для меня. Иначе... иначе я просто задохнусь.
— И что тогда? — Андрей поднял на неё глаза. — Уйдёшь? Заберёшь ребёнка?
Маргарита ощутила, как сердце сжалось от боли за этого большого, растерянного мужчину, который сейчас выглядел испуганным мальчиком.
— Почему ты сразу о худшем? — тихо спросила она. — Я хочу, чтобы мы были семьёй. Настоящей. Где уважают друг друга. Где поддерживают мечты и стремления. Где доверяют.
Елена Викторовна, молча наблюдавшая за ними, вдруг сказала:
— Поезжай на свою конференцию, Рита.
Маргарита изумлённо повернулась к ней:
— Что?
— Поезжай, — повторила свекровь. — Ты должна. То, что я сегодня видела... как ты действовала с Анной Петровной... это было...
Она запнулась, подыскивая слова:
— Ты знаешь, что делаешь. Всегда знала. И я должна научиться тебе доверять. Должна отпустить. — Она повернулась к сыну: — И ты тоже, Андрюша. Рита не я. И ты не твой отец. И всё будет иначе. Просто нужно... отпустить страх.
Андрей смотрел на мать широко открытыми глазами:
— Мама?
— Я всегда боялась, — тихо сказала Елена Викторовна. — За тебя. За себя. За ваш брак. Мне казалось, я должна всё контролировать, иначе случится что-то... непоправимое. Но сегодня я видела, как Рита спасла Анну Петровну. Своими знаниями. Своим опытом. Своим умением. И подумала — кто я такая, чтобы указывать ей, как жить?
Маргарита шагнула к свекрови и осторожно взяла её за руку:
— Спасибо, — прошептала она. — Вы не представляете, как это важно для меня.
Елена Викторовна неловко похлопала её по плечу:
— Тебе нужно отдохнуть перед поездкой. Поезд рано, да?
— В шесть утра, — кивнула Маргарита.
— Я останусь с Анной Петровной, а вы идите домой, — решительно заявила свекровь. — И, Андрюша, — она строго взглянула на сына, — не смей больше спорить с женой. Она знает, что делает.
Андрей неуверенно улыбнулся:
— Не буду. Наверное. Если только иногда.
Маргарита тоже улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло. Она знала, что не всё решено, что впереди ещё много сложных разговоров и ситуаций. Но сегодня был сделан важный шаг. К доверию. К уважению. К настоящей семье.
***
— Миша, держи крепче! — Андрей придерживал двухлетнего сына, который цеплялся пухлыми ручками за ствол миниатюрного деревца. — Вот так, молодец! Теперь поливай!
Малыш схватил игрушечную лейку и с восторженным визгом начал поливать новый суккулент в коллекции мамы. Вода растекалась по столу, попадала на пол, на одежду, но никто не возражал.
— Мой садовник, — Маргарита с улыбкой наблюдала за сыном и мужем. Её коллекция разрослась до внушительных размеров — теперь вдоль всего окна тянулись полки с десятками растений разных форм и размеров.
— Вы с бабушкой его разбаловали, — проворчал Андрей, вытирая лужи. — Теперь готовьтесь, будет поливать всё подряд.
— Бабуля! — Миша заметил Елену Викторовну, входящую в квартиру (теперь всегда со звонком), и бросился к ней. — Мы лес!
— Какой чудесный лес! — свекровь подхватила внука на руки и поцеловала в макушку. — А я тут пирог принесла. С яблоками. И Анну Петровну встретила, она тоже к нам собирается на чай.
За два года многое изменилось. После той ночи с Анной Петровной и поездки на конференцию (которая, кстати, прошла отлично), их отношения с Андреем стали другими. Непростыми, но искренними. Они учились слушать друг друга. Доверять. Уважать границы. Иногда ссорились — куда без этого? Но теперь умели признавать ошибки и находить компромиссы.
Елена Викторовна тоже изменилась. Она всё ещё любила давать советы и иногда забывалась, начиная командовать, но быстро спохватывалась и извинялась. А главное — она стала настоящей бабушкой для Миши: заботливой, но не навязчивой. Магариту особенно умиляло, как свекровь бережно хранила все рисунки внука, его первые «поделки» из пластилина, записывала его забавные высказывания.
Звонок в дверь возвестил о приходе Анны Петровны. Пожилая соседка, несмотря на возраст, выглядела бодрой и помолодевшей — регулярные медицинские обследования, правильные лекарства и, главное, общение с молодой семьёй словно дали ей второе дыхание.
— Внимание всем! — торжественно объявила Анна Петровна, входя в гостиную. — У меня новость!
— Дайте угадаю — отличные анализы? — улыбнулась Маргарита.
— Лучше! — старушка сияла. — Я записалась на компьютерные курсы! Буду осваивать этот ваш интернет.
— Ух ты! — восхитился Андрей. — А я как раз подумывал обновить ваш ноутбук. Там уже Windows устарела.
— Это чтобы с правнуками по видеосвязи общаться, — подмигнула Анна Петровна Маргарите. — С теми, которых вы мне ещё подарите.
Маргарита смутилась, но тут её выручил звонок мобильного — из больницы.
— Да, слушаю. — Она отошла в сторону, потом повернулась к семье: — Мне нужно срочно в больницу. Привезли ребёнка с осложнениями после гриппа, состояние тяжёлое.
— Конечно, иди, — Андрей подхватил сына. — Мы тут справимся.
— Я приготовлю ужин к твоему возвращению, — добавила Елена Викторовна.
— А я с малышом поиграю, — Анна Петровна уже протягивала руки к Мише. — Мы с ним лес поливать будем!
Маргарита улыбнулась, глядя на эту импровизированную команду. Её семью. Неидеальную, со своими сложностями и острыми углами, но настоящую. С Андреем, который научился поддерживать, не контролируя. Со свекровью, которая нашла баланс между заботой и уважением. С сыном, который рос окружённый любовью сразу нескольких поколений.
Она поцеловала Мишу, помахала остальным и поспешила к двери. Работа звала — там, в больнице, её ждал маленький пациент, которому она была нужна. И Маргарита знала, что может спокойно уйти — дом будет в надёжных руках. Там, где раньше были только страхи и границы, теперь царили доверие и любовь.
На пороге она обернулась и окинула взглядом эту картину — муж с сыном, бабушка, соседка, коллекция суккулентов на окне, солнечный свет, играющий на стёклах. Её дом. Её крепость. Её семья.
— Обещаю не задерживаться, — сказала она, улыбаясь.
— Мы будем ждать, — ответил Андрей. — Сколько нужно.
И в этих простых словах было всё — обещание, поддержка, уважение, любовь. То, ради чего стоило пройти через все сложности. То, что делало их по-настоящему семьёй.