С тех пор, как муж Елизаветы погиб, ее жизнь стала предсказуемой и однообразной. Уже больше семи лет она проводила каждый свой день на работе, а каждый вечер дома: готовила ужин, в одиночестве съедала его и ложилась спать. Брала дополнительные рабочие часы, лишь бы возвращаться домой позже и быстрее засыпать. В выходные вообще не покидала квартиру; никто никуда не приглашал, а она того и не хотела.
В один из темных зимних вечеров Елизавета в задумчивости возвращалась домой с работы через сквер. Единственное, что хоть немного отличало этот вечер от остальных — намерение посетить отделение банка.
Мысли лениво сменяли одна другую: что купить на завтрашний обед, не забыт ли дома паспорт, не стоит ли завести кошку, а если стоит, то сколько раз в день ее нужно будет кормить… Елизавета намеренно годами создавала себе кокон из таких простых и безопасных мыслей, старательно избегая всего, что может поменять рутину.
Добравшись, наконец, до банка, Елизавета взяла талон с номером очереди и расположилась на одном из мягких диванчиков. Рассеянно теребя в руках бумажку, она со скукой ожидала приглашения.
Через несколько минут по залу пронеслись резкие, громкие фразы — вестники надвигающегося скандала. Елизавета, повинуясь любопытству, как и все остальные, повернула голову на шум. За одним из столов по ту сторону стекла, сложив руки, будто в мольбе, сидел сотрудник банка — мужчина лет сорока пяти. Он тщетно пытался что-то внушить клиентке, но та не давала ему закончить ни одной фразы.
— Я внесла платеж по графику! Откуда взялись проценты? Вы хоть сами понимаете, как работает кредитка?
Мужчина все время пытался что-то сказать в перерывах между претензиями, но говорил тихо и, в отличие от своей собеседницы, выглядел растерянным и даже напуганным. От своих коллег —молодых парней и девушек, обслуживающих клиентов в банках — этот человек заметно отличался как возрастом, так и кротким нравом.
Елизавете стало жаль запуганного клерка, и, не будь она сама замкнутой и осторожной, возможно, даже решилась бы встать на его защиту. Ей вдруг почудилось что-то знакомое в этом странном человеке, и она принялась разглядывать его черты, перебирая воспоминания. Однако нужное все время ускользало.
Поскандалив еще немного, клиентка оставила свою жертву и покинула отделение, напоследок бросив пару язвительных комментариев на тему того, что ей ничем не смогли помочь. После ее ухода в банке, наконец, воцарилось привычное спокойствие.
— Клиент с номером двадцать девять, подойдите ко второму окну.
Елизавета, услышав свой номер, только сейчас осознала, что сотрудник, которого она разглядывала исподтишка, работал как раз из второго окна. Он еще не оправился от пережитого скандала и все еще выглядел слегка взволнованным.
— Здравствуйте, — произнесла Елизавета.
— Здравствуйте. Спасибо за ожидание. Слушаю вас, — тихим голосом, почти скороговоркой ответил мужчина.
Елизавета уже заметила, что он избегает смотреть людям в глаза.
— Мне нужно забрать дебетовую карту. Я получила уведомление, что она готова.
Сотрудник банка взял паспорт Елизаветы, раскрыл его и принялся что-то набирать на клавиатуре. Стандартная процедура.
Елизавета, наблюдала, как Евгений (она прочитала имя на бэдже) нервно стучит по клавишам. Немного погодя он вдруг перестал печатать и произнес:
— К сожалению, у нас возникла техническая неполадка. Нужно немного подождать…
Евгений вздохнул, быстро набрал номер на стоявшем рядом телефоне и принялся описывать возникшую проблему коллеге на другом конце провода. Когда он положил трубку, Елизавета сказала:
— Вечер у вас не задался сегодня.
Евгений кивнул и ответил неохотно:
— Вы правы. Приношу извинения.
— Ничего страшного. Я никуда не спешу.
Они замолчали. Елизавету не покидала мысль, что где-то уже видела Евгения.
— Извините, мы с вами знакомы?
Евгений впервые поднял на нее взгляд и покачал головой. Однако, уловив в его глазах замешательство, Елизавета все-таки вспомнила, где и при каких обстоятельствах они виделись. Другая прическа, одежда, совсем другой взгляд — но это определенно был он.
Прошло уже семь лет и три месяца с тех пор, как муж Елизаветы у нее на глазах был сбит автомобилем и скончался на месте.
Это Евгений был за рулем.
Он в ужасе выбрался из машины и, осознавая произошедшее, опустился на колени прямо на дорогу. Больше Елизавета не помнила ничего из того, что происходило в тот день.
Обстоятельства произошедшего для Елизаветы утяжелялись тем фактом, что перед трагедией случилась семейная ссора. Впоследствии Елизавета винила себя в гибели мужа, убежденная, что на дорогу в опасном месте он вышел именно из-за этого: был на нервах, а в таком состоянии немудрено потерять бдительность. Той же версии придерживались и в суде. Вина Евгения не была доказана. Нашлись и смягчающие обстоятельства.
Вдова в первое время после трагедии почти ничего вокруг не видела и не слышала, полностью ушла в себя. Она не должна была видеться с Евгением, но после суда он сам каким-то образом ее нашел и пытался поговорить. Память сохранила от этого разговора лишь короткие обрывки, в которых Евгений просил прощения и, кажется, плакал. Она тогда сказала ему что-то грубое и прогнала. Не из ненависти, а просто потому, что не могла ни слышать, ни говорить о произошедшем.
Несколько лет спустя вдова успокоилась и смирилась с потерей, признав в том, что случилось, трагическое стечение обстоятельств, в котором нельзя найти виноватого. На того, кто, по несчастью, убил ее мужа, она зла не держала. Елизавета вообще о нем не думала, и до этого дня они больше не встречались.
И вот Евгений сидит перед ней, и она видит, что он не может найти себе места: прячет взгляд и постукивает пальцами по столу.
— Я вспомнила вас, — произнесла Елизавета.
Евгений побледнел. Несколько секунд спустя он, проведя рукой по волосам, произнес:
— Я тоже вас вспомнил. Просто надеялся, что не узнаете меня, не станете тревожиться.
Елизавета не успела ничего ответить: в этот момент подошел другой сотрудник банка и принялся решать проблему с компьютером.
Тем временем, глядя на Евгения, измученного и постаревшего, Елизавета впервые за эти годы задумалась, что ведь он тоже тогда пережил трагедию. Пусть и по-другому, не как она сама, но он страдал. Этот тихий и мягкий, даже слабый, но, судя по всему, добрый человек, не мог легко перенести случившееся. Кто знает, что ему пришлось пережить, и какой след оставили в его жизни те горестные дни.
Елизавета и Евгений сидели друг напротив друга, размышляя каждый о своем. Неполадка между тем была устранена, и Евгений все- таки смог закончить процедуру выдачи карты. В процессе он старался не подавать виду, что что-то не так, но оставался бледным и молчаливым. Приняв карту из рук Евгения, Елизавета снова услышала его робкий голос:
— Знаете, мы могли бы поговорить с вами. Если позволите, конечно.
Она пожала плечами и, задумавшись ненадолго, произнесла:
— Не хочу. Не о чем.
Евгений слегка нахмурился и покачал головой.
— Понимаю. Я лишь надеюсь, что вы держитесь, и у вас все хорошо.
Елизавета поджала губы. Она сама не понимала, может ли быть довольной своей жизнью после того, что случилось. Однако и человек перед ней тоже не выглядел счастливым.
— Одно сказать могу: вы только себя не вините. Я знаю, что на вашем месте мог оказаться кто угодно, — произнесла она.
Она спрятала карту в кошелек и поднялась с места.
— Прощайте. Будьте счастливы, — сказал Евгений, впервые посмотрев Елизавете в глаза.
— И вы будьте счастливы, Евгений, — сказала Елизавета. — Я желаю этого вам.
Она слегка улыбнулась перед тем, как уйти. Евгений кивнул в знак прощания, а после, задумавшись о своем, грустно улыбнулся.
***
Каждый их этих двоих продолжил жить со своей ношей, но, когда они вспоминали эту случайную встречу, им почему-то было легче.
Автор: Инна Х.
Живи и радуйся
Дарья бродила по огромному магазину. В нем, как в лабиринте, легко можно было заблудиться – хитроумные маркетологи специально устроили все так, чтобы покупатели не смогли выбраться из плена товарного изобилия, угодливо разложенного на витринах.
- Все, что угодно для души! Чего изволите? Фруктов? Пожалуйста!
В плетеных корзинах (чтобы аппетитнее смотрелось) россыпью драгоценных великанских гранатов красуется спелая черешня. Так и просится в рот. В тонкой пушистой кожице, на ощупь напоминающей щечку невинного младенца, искусно, нарядным бочком обращенные к покупателю, так и манят к себе восхитительные персики. Груши радуют многообразием сортов. Экзотические бананы от зеленых до ярко-желтых, на любой вкус, соседствуют с красивыми, густо-красными, почти бордовыми яблоками. Гроздья винограда, прозрачного, медового, вальяжно свисают из искусно сделанных ящичков, призывая зевак: купите, купите, ну купите же нас!
Дарья полюбовалась налитыми южным, сладким соком, ягодами. Отошла. Проползла мимо холодильников, где за чисто протертыми стеклами тесно друг к другу стояли бутылки, бутылочки, баночки и коробочки с молочной продукцией. Молоко, йогурты, сметана, творог – десятки наименований, сразу и не разобраться, где что.
Можно было бы купить банку зерненного творога в сливках, бухнуть в него пару ложек вишневого варенья и с наслаждением съесть. Можно и сырка взять, козьего, например. Говорят, полезный. Или коктейля молочного со вкусом пломбира – раньше в городском кафе «Буратино» Дарья частенько такой сыну покупала. А теперь, гляди-ка, бери бутылку готового, да пей, сколько хочешь, и в очереди стоять не надо.
При мысли о Саше, сыне, сердце Дарьи тоскливо сжалось. Как давно это было: Сашке восемь лет, они сидят за столиком кафе и смеются. Сашка потягивает через трубочку коктейль, и трубочка, елозя по почти пустому донышку стакана, издает хрюкающие звуки. За Сашку делается даже неловко, но тот не замечает маминого смущения и заливисто хохочет. Где теперь Дарьин Сашенька? Нет его на свете. Его нет, и кафе «Буратино» тоже нет – в небольшом павильоне на Вокзальной улице теперь расположен модный суши-бар. Что это за суши-бар, Дарья не имеет никакого понятия – она пробегает мимо, стараясь даже не глядеть на витрину.
Около продолговатых ящиков с замороженными полуфабрикатами какая-то пара застряла:
- Да возьми ты сразу в упаковке. В них льда меньше! – говорит женщина средних лет, коротко стриженная, в смешных парусиновых штанах.
Но ее супруг не слушает: специальным совочком ссыпает в пакет красных, похожих на российскую медведку, то ли жуков, то ли раков неаппетитного, диковинного вида.
Мужчина – ровесник Саши. Он совсем не похож на сына Дарьи: Саша был высок и жилист, а этот, наоборот, коренаст и грузен. У Саши темные волосы и карие глаза, а у мужчины светлый ежик на круглой крепкой голове и глаза светлые. Разве что улыбка одинаково открытая и добрая. Дарья не удержалась:
- А что это такое вы сейчас берете?
Женщина ответила:
- Креветки. – Она взглянула на Дарью, и поспешно добавила: - Но они вам не понравятся.
- Почему?
- Ну… вы раков пробовали? – мужчина вмешался в разговор, - так они раков напоминают. Сваришь с укропчиком и трескаешь под пивко.
Дарья улыбнулась и призналась, что никогда не пробовала раков.
- Да ладно, уж любой парень наловит! – сказал мужчина.
- Да у нас в семье не было мужиков-то, одни девки. Отца убило на войне. Остались мама да нас трое. Какие там раки. Нет. Не пробовала.
В глазах незнакомого мужчины плеснулся жалостливый, понимающий интерес. И этот его интерес вдруг толкнул Дарью к нему ближе. Будто открылась запертая дверь, и кто-то ее ласково позвал внутрь, из морозной, стылой нежити в тепло уютного дома.
Плотину, тщательно сдерживаемую стеной долгого молчания, наконец прорвало. Дарья заговорила. Она рассказала незнакомцу про похороны мужа год назад, про то, как сын ушел вслед за отцом через три месяца. Про то, как она осталась совсем одна, и даже невестка не приехала, и внучка, наверное, не знает, жива бабка или нет. . .
. . . ДОЧИТАТЬ>>