Я смотрела, как они расхаживают по моей квартире, как дома, — Валентина с мужем Игорем. Их наглость просто зашкаливала. Они даже не постеснялись явиться без предупреждения, с огромными сумками и таким видом, будто имеют полное право на всё, что здесь находится.
Мне шестьдесят два года. Я — Нина Петровна Соколова, вдова, двадцать лет проработавшая учительницей русского языка и литературы. Всю жизнь я жила честно, по совести, и вдруг — такое нахальство.
— Мы у тебя ненадолго, — небрежно бросила Валентина, моя двоюродная племянница, — мы тут немного поживём. В Москве сейчас такая сложная ситуация с арендой!
Игорь молча таскал чемоданы, даже не удосужившись спросить моего разрешения. Их двухлетний сынишка Тимофей уже успел размазать джемом диванную подушку, которую я вышивала два месяца назад.
«Боже мой, как же они не понимают элементарных приличий?» — простонала я про себя.
— Вы что, серьёзно? — я постаралась, чтобы мой голос звучал твёрдо, но спокойно. — Я живу одна, у меня совсем небольшая квартира.
Валя махнула рукой, словно отмахиваясь от моих возражений:
— Ну что ты, тётя Нина! Мы же родственники. Потерпишь немного. Игорь сейчас ищет работу, а жильё в столице — это же целое состояние.
Их наглость была настолько чудовищной, что я даже растерялась.
Двадцать лет назад, когда умер мой муж Константин, эта самая Валентина даже не подумала мне помочь. А теперь явилась, как король на именины.
— Мы надолго, — добавил Игорь, — максимум на полгодика.
Полгодика! Представляете? Они собирались поселиться у меня на полгода, при этом даже не удосужившись спросить согласия.
Я смотрела на их довольные физиономии и понимала: борьба только начинается. И я была готова дать им настоящий бой.
Первым делом я решила навести порядок. Пока Валя суетилась с чемоданами, а Игорь осматривался, прикидывая, как они будут устраиваться, я взяла тряпку и начала оттирать джемовое пятно с дивана. Мои руки дрожали от едва сдерживаемого раздражения.
— Тимофейка, деточка, — сюсюкала Валентина, — не бегай так близко к тёте Нине, она старенькая.
Старенькая? Я? Да я еще в свои шестьдесят два могу дать фору любой молодухе! Внутри всё клокотало от обиды и унижения. Двадцать лет назад, когда умер мой Константин, никто из родственников не протянул мне руку помощи. А теперь явились, как завоеватели.
— Вам кровать в комнате или диван? — холодно спросила я.
— Диван устроит, — небрежно бросил Игорь. — А комнату заберём под детскую.
Я прекрасно понимала их игру. Они не просто приехали перезимовать — они хотели захватить мою территорию, мой личный мир, который я создавала годами. Каждая вышитая подушка, каждая фотография на стене — это была моя жизнь, моя память.
Вечером, когда Валентина с Игорем устраивались на диване, а Тимофей возился с игрушками, разбрасывая их по всей гостиной, я варила себе успокоительный чай. Руки всё еще немного подрагивали.
Нет, так не пойдёт, — думала я. — Они не могут просто взять и поселиться здесь, как будто это их квартира.
Утро началось с грохота и криков.
Тимофей опрокинул на пол мою любимую фарфоровую статуэтку — подарок Константина к нашей серебряной свадьбе. Черепки разлетелись по паркету, как осколки моих надежд на спокойную жизнь.
— Ой, ничего страшного! — Валентина даже не попыталась извиниться. — Куплю тебе новую.
Купит она! Эту статуэтку мне привёз муж из служебной командировки тридцать лет назад. Она была не просто вещью — она была частью моей истории.
— Тебе не кажется, что нужно быть аккуратнее? — процедила я сквозь зубы.
Игорь развалился в кресле, листая мой старый журнал. Даже не подумал помочь убрать осколки или успокоить ребёнка.
— Слушай, тёть Нин, — начал он будничным тоном, — у нас же сложная ситуация. Работы нет, денег — кот наплакал. Потерпи немного.
«Потерпи» — повторила я про себя. Как будто моя жизнь — это какое-то временное неудобство для них.
После завтрака они устроили настоящий погром.
Валентина разложила свои вещи практически по всей квартире. Мои аккуратно разложенные альбомы с фотографиями оказались брошенными на пол, а на столе, где я обычно занималась рукоделием, теперь громоздилась гора их вещей.
«Потерпи» — эхом звучало в моей голове.
Но я решила — пора действовать. Я достала старый альбом с телефонными номерами. Кое-какие связи у меня ещё остались.
«Посмотрим, кто кого переупрямит» — подумала я, доставая телефон.
Первый звонок я сделала Инне — бывшей коллеге, которая теперь работала в районной администрации. Её голос был деловитым и строгим.
— Нина Петровна? Что случилось? — насторожилась Инна.
Я коротко, без лишних эмоций, объяснила ситуацию. Валентина с семьей заняла мою квартиру без согласия, фактически устроив настоящую оккупацию.
— Понимаешь, — продолжила я, — они даже не спросили разрешения. Просто заявились и живут, как у себя дома.
Пока я разговаривала, Игорь демонстративно включил мой телевизор на громкость, а Тимофей начал стучать игрушечным молотком по серванту с дедушкиными наградами.
— Приезжай, — твёрдо сказала Инна. — Заодно и документы посмотрим.
Через час она появилась с увесистой папкой. Высокая, собранная, с короткой стрижкой — настоящий профессионал, который знает себе цену.
— Покажи-ка мне договор найма, — потребовала она.
Валентина растерялась. Никакого договора, разумеется, не было.
— Вот именно, — процедила Инна. — Временное проживание без письменного соглашения — это уже нарушение.
Игорь попытался было возмутиться, но Инна одним взглядом осадила его. Профессиональный взгляд человека, который привык решать проблемы.
— У вас есть две недели, — чётко сказала она родственничкам. — Либо съезжаете добровольно, либо будет принудительное выселение.
Валентина побледнела. Игорь нервно теребил воротник рубашки.
«Моя очередь», — подумала я, глядя на их перепуганные физиономии.
На следующий день атмосфера в квартире стала совсем другой.
Валентина и Игорь переговаривались шёпотом, а Тимофей больше не носился по комнатам с прежней беспечностью. Они почувствовали, что почва уходит из-под ног.
Днём позвонил мой младший брат Витя. Мы не виделись лет десять, но сейчас он узнал о ситуации от Инны.
— Ну ты даёшь, сестрёнка, — усмехнулся он в трубку. — Не ожидал, что ты так быстро их прижмёшь.
Я промолчала. Годы одиночества научили меня немногословности и точным действиям.
К вечеру Валентина не выдержала:
— Тётя Нина, может, договоримся? — её голос стал слащавым, как в детстве, когда она просила у меня карманные деньги.
— Договориться? — я посмотрела ей прямо в глаза. — О чём?
Игорь понял, что проиграл. Он собирал вещи, косясь на меня исподлобья. Валя всхлипывала, делая вид, что вот-вот расплачется.
«Слишком поздно, — подумала я. — Слишком поздно просить прощения».
Через три дня квартира снова стала моей.
Тихой, аккуратной, точно такой же, какой была до их появления.
Неделю спустя, когда всё утихло, Виктор заехал ко мне попить чая. Он смотрел с какой-то смесью уважения и удивления.
— Знаешь, Нина, — сказал он, — не ожидал от тебя такой твёрдости.
Я молча разливала чай в старые фарфоровые чашки. Те самые, которые уцелели.
— В жизни нельзя быть слабой, — ответила я. — Особенно когда речь идёт о твоём доме.
Виктор кивнул. И я поняла, что дело было не только в квартире. Это была моя малая победа — над обстоятельствами, над наглостью, над теми, кто считает, что может просто взять и переступить чужие границы.
Мой дом остался моим. И это было главное.