В прошлой части я рассказывал, что представляет собой Брусиловский прорыв. Прочитать её можно здесь:
Ну а теперь настала пора объяснить, кто же всё-таки виноват в том, что эта грандиозная операция принесла столь скромные результаты.
И так, убедившись, что погнать в атаку командующего Западным фронтом генерала Эверта он не в силах, начальник штаба его императорского величества генерал Алексеев принимает единственное верное в этой ситуации решение - передаёт направление главного удара Брусилову. Правда, если верить Алексею Алексеевичу, Алексеев ещё раз попытался уломать его креститься благообразно двумя перстами, сторонясь бесовского троеперстия, тьфу ты, воевать по старинке, как нашими дедами заведено.
Накануне наступления начальник штаба якобы просил Брусилова не атаковать всеми армиями сразу, а выбрать единое направление удара, для чего даже предлагал сдвинуть дату начала артподготовки. Правда этот рассказ в мемуарах нашего героя как-то не очень вяжется с предыдущим абзацем, в котором тот же Алексеев наоборот настаивает на ускорение наступления, дабы помочь избиваемым итальянцам... Последнюю информацию подтверждают и другие источники.
На рассвете 22 мая 1916 года одновременно по всему Юго-Западному фронту заговорила артиллерия и началась Четвертая Галицийская битва, она же Ковельско-Станиславский прорыв, известный теперь исключительно как Брусиловский. И первые же дни наступления показали абсолютную правоту Брусилова. Каледин, Сахаров, Щербачёв и Лечицкий разыграли всё как по нотам. Более того, командармы Юго-Западного фронта проявили то, от отсутствия чего русская армия (да и не только русская) традиционно страдала - небывалое взаимодействие и взаимовыручку.
Тяжелее всего наступление шло у Щербачёва. Он периодически спотыкался о серьёзные оборонительные рубежи противника, но не тратил время на кровопролитные лобовые атаки. В таких случаях командующий 7-й армии обращался за помощью к соседям. Тогда Сахаров и Лечицкий со своей стороны надавливали на фланги противника, и австрийцы, опасаясь окружения, сами покидали хорошо укреплённые позиции. В результате на некоторых участках русские войска потеряли из виду бегущего неприятеля. Успех оказался настолько грандиозным, что Алексеев и император поверили в гений Брусилова. Окончательно разочаровавшись в Эверте, начальник штаба попросту стал отбирать у него целые корпуса и перекидывать их на Юго-Западный фронт.
Но тут выяснилось, что сам Алексей Алексеевич не в состоянии оценить масштабы реализованной им операции. Дело в том, что наступление блестяще удалось лишь трём из четырёх его армий. Нет, правофланговая 8-я армия Каледина поначалу ни в чём не уступала соседям. Но вскоре уперлась в неприступные вражеские позиции под Ковелем. Ситуация усугублялась ещё двумя неприятными обстоятельствами. Во-первых, путь к Ковелю лежал через труднопроходимые заболоченные леса. Во-вторых, его обороняли не расхлябанные австрийцы, а отборные немецкие части.
Брусилов был окрылён. Он не хотел ничего слушать. Алексей Алексеевич с упорством, достойным лучшего применения, гнал 8-ю армию на убой под вражеские пулемёты. Всё, что он получал от Алексеева с Западного фронта, безжалостно бросалось в ковельскую мясорубку. Почему талантливый стратег вдруг превратился в оголтелого фанатика? Есть версия, что тут никакого бизнеса - чисто личное.
8-я армия была ЕГО армией. Алексей Алексеевич сдал её Каледину, принимая командование над фронтом. Именно во главе 8-й армии Брусилов стал тем самым Брусиловым. Ведь до Первой Мировой войны последний раз он участвовал в боях... 37 лет назад молодым штабс-капитаном. Да, да, 8-я армия - это ПЕРВАЯ боевая воинская часть, которой он командовал. Практически всю свою военную карьеру Брусилов провёл на штабной и преподавательской работе. В истории русской армии лично я знаю ещё только одного такого полководца - легендарного Иосифа Владимировича Гурко.
В своих мемуарах Алексей Алексеевич во всём обвинял Каледина, утверждая, что если бы ему позволили самому выбрать себе преемника, Ковель бы пал. Увы, многие военные историки с ним не согласны. Просветлённый брусиловским гением Алексеев начал намекать командующему Юго-Западным фронтам, что незачем пытаться утопить Каледина в ковельских болотах, когда левый фланг уже не в состоянии догнать убегающих от него австрийцев. Но Брусилов не слышал. Наоборот, он начал... придерживать свои наступающие армии, стараясь выровнять их по струночке. Все попытки Алексеева пробудить в командующем Юго-Западным фронтом стратега разбивались о его твердолобое стремление взять Ковель любой ценой.
Закончилось это тем, что раздухарившийся Брусилов швырнул в ковельскую мясорубку элиту русской армии - её гвардию. Когда Николай II увидел, как основные ещё Петром I гвардейские полки превращаются в фарш, Алексей Алексеевич получил уже от императора строгий приказ прекратить истребление своего правого фланга (где кроме 8-й уже погибала и новая, Особая армия Гурко-младшего, сформированная из отобранных у Эверта корпусов) и развивать успешное наступление левого фланга.
Увы, приказ императора опоздал. Оторвавшись от преследования, австрийцы успели перегруппироваться и подготовить новые позиции, на которых и встретили наконец догнавших их Сахарова, Щербачёва и Лечицкого. К тому же ряды неприятеля пополнили прибывшие на помощь немцы. Успех Брусиловского прорыва превзошёл все ожидания, но... из-за твердолобости его творца русская армия упустила шанс ещё в 1916 году вывести Австро-Венгрию из войны. Как бы это повлияло на дальнейшую историю нашей Родины, остаётся только гадать.
Тем не менее, Брусиловский прорыв стал настоящим откровением для русской стратегии и любимым объектом косплея. Уже в декабре его попытался воспроизвести силами 12-й армии генерал Радко-Дмитриев (перешедший на русскую службу болгарин), добавив от себя изюминку - ослепив противника прожекторами (оказалось я тут малость напутал, прожектора применил на Северном фронте Куропаткин в феврале 1916 года во время наступления Гренадёрского корпуса, которым он командовал). Вполне возможно ему удалось бы повторить успех Брусилова, поддержи эту инициативу командование Северного фронта. Подозрительно напоминает Брусиловский прорыв и знаменитая Московская директива генерала Деникина, участвовавшего в этом наступление и считавшего себя учеником Алексея Алексеевича.
Как бы там ни было, но Брусилова Четвертая Галицийская битва сделала знаменитым. В 1917 году Временное правительство предложило ему пост верховного главнокомандующего. К сожалению, тогда Алексей Алексеевич пошёл на поводу у политиков, приняв участие в демократизации армии и тем самым ускорив её развал. Однако, несмотря на то, что большинство соратников Брусилова в Гражданскую войну оказались в рядах Белой гвардии, он продолжал пользоваться среди них огромным уважением.
Читайте в этом цикле: