В воздухе пахло приближающейся грозой. Тяжелые тучи ползли над городом, словно предвещая беду. Андрей стоял у панорамного окна своей квартиры на четырнадцатом этаже, рассматривая огни вечернего города. За его спиной разворачивалась семейная драма.
— Выбирай! — голос Марины звенел, как натянутая струна. — Или я, или твой сын. Третьего не дано.
Андрей медленно обернулся. Его новая жена — эффектная тридцатидвухлетняя блондинка в шелковом халате от «Виктории Сикрет» — стояла посреди гостиной, уперев в бока руки с наманикюренными пальчиками. В голубых глазах блестели слезы, но взгляд оставался жестким, как лезвие опасной бритвы.
Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь — это Димка заперся в своей комнате. Четырнадцать лет — возраст, когда проще спрятаться от проблем за железным замком, чем пытаться их решить.
— Мариш, давай поговорим спокойно, — Андрей устало потер переносицу. — Он же ребенок еще...
— Ребенок? — она истерически рассмеялась. — Этот полутораметровый монстр с прыщами? Который хамит мне при каждом удобном случае? Который специально разбрасывает грязные носки по квартире, хотя знает, как я ненавижу бардак? Да он же специально все делает, чтобы побольше выбесить меня!
В ее голосе звучала такая ненависть, что Андрей невольно поежился. Как могло так получиться? Когда эта красивая, уверенная в себе женщина превратилась в мегеру, готовую растоптать его сына? Его единственного сына!
Два года назад все было иначе...
Первая жена умерла от рака, оставив его с девятилетним пацаном на руках. Несколько лет они справлялись вдвоем — неуклюже, по-мужски, но справлялись. А потом появилась она — яркая, как экзотическая бабочка, раскрасившая его серые будни. На первом свидании Марина призналась, что обожает детей. На втором — что всегда мечтала о большой семье. На третьем — что готова стать Димке второй мамой.
Как же он купился на эту ложь...
— У тебя есть полчаса на размышления, — Марина швырнула на диван кожаную сумочку от «Гуччи». — Либо завтра твой отпрыск переезжает к твоей сестре, либо я подаю на развод.
Гром за окном прозвучал как насмешка небес. По стеклу забарабанили первые капли дождя.
— А знаешь, что он вчера еще выкинул? — она понизила голос до шепота. — Взял мою дорогущую помаду и написал на зеркале в ванной «Ведьма». Представляешь?
Андрей представлял. Более того — он видел эту надпись сегодня утром. И, честно говоря, впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на гордость за сына. Хоть кто-то в этом доме не боялся называть вещи своими именами.
Из комнаты Димки донеслись звуки «Рамштайн» на полной громкости. Марина поморщилась, как от зубной боли:
— Вот! Опять издевается! Знает же, что у меня мигрень!
— Я поговорю с ним...
— Нет уж, хватит разговоров! — она метнулась к бару, схватила бутылку мартини. — Два года я пыталась стать ему матерью. Готовила его любимые котлеты, водила в кино, покупала шмотки... А в ответ что? «Отстань», «Не лезь в мою жизнь», «Ты мне не мать»!
Она залпом выпила рюмку, поставила с таким стуком, что дно треснуло:
— А ты? Ты все это время стоял в сторонке! «Дай ему время», «Он должен к тебе привыкнуть»... Не привык! И знаешь что? Я тоже больше не хочу делать шаги навстречу!
В прихожей что-то грохнуло. Димка, видимо, решил выйти из комнаты. Судя по звуку, задел велосипед, прислоненный к стене.
— Куда собрался? — крикнула Марина.
— Не твое дело! — раздалось в ответ.
— Андрей! Ты слышишь, как он со мной разговаривает?
Андрей молча прошел в прихожую. Димка, красный от злости, пытался поднять упавший велик. В драных джинсах и черной футболке с черепами он казался особенно худым и несуразным.
— На улицу в такую погоду?
— К Вовке пойду. У него переночую.
— Вовка — это который с синей челкой? — встряла Марина. — Ну конечно, птицы одного полета! Такой же хулиган и двоечник!
Димка развернулся так резко, что велосипед снова грохнулся:
— Заткнись! Ты... ты... — он задыхался от ярости. — Стерва! Думаешь, я не знаю, зачем ты за отца замуж вышла? За квартиру эту! За машину! За...
— А ну прекрати! — Андрей схватил сына за плечо.
— Пусти! — Димка вывернулся. — Пускай правду знает! Пап, она же твои деньги тратит, как свои! А сама... сама с этим хахалем своим встречается!
В прихожей повисла мертвая тишина. Только дождь барабанил по карнизу да гром новым раскатами ворчал где-то вдалеке.
— Что ты сказал? — голос Андрея стал непривычно тихим.
— С каким хахалем? — одновременно с ним взвизгнула Марина.
— С тем... который на красном «Лексусе»! — Димка уже не мог остановиться. — Я видел, как он ее в торговом центре встречал! Три раза видел! И целовались они! А потом она врала, что на фитнес ходила!
Марина побелела. Потом вдруг рассмеялась — громко, истерично:
— Ну все! Приехали! Теперь этот маленький ублюдок будет меня шантажировать!
— Следи за языком, — процедил Андрей.
— А что, неправда? — она схватила зонт, сумочку. — Думаешь, он случайно нас застукал? Специально следил! Чтобы разрушить нашу семью!
— Какую семью? — Димка криво усмехнулся. — Ту, где ты притворяешься доброй мамочкой перед папой, а как он за порог — начинаешь командовать? Или ту, где ты шляешься по любовникам, пока он на работе пашет?
Удар прозвучал как выстрел. На щеке мальчишки расплылось красное пятно. Марина опустила руку, тяжело дыша:
— Вот теперь точно все. Андрей, у тебя есть ночь на размышления. Завтра я вернусь за ответом.
Хлопнула входная дверь. Димка молча поднял велосипед, закатил в свою комнату. Щелкнул замок.
Андрей остался один в темной прихожей. В голове крутился какой-то дурацкий рекламный слоган: «Когда чужая женщина становится родной». Родной... Как же он ошибся.
Ночь прошла как в тумане. Он курил на балконе, глядя на мокрый город. Пытался достучаться до сына — тот даже дверь комнаты не открыл. Под утро забылся тяжелым сном в кресле.
Разбудил телефонный звонок. Марина.
— Я беременна, — сказала она без предисловий. — Два месяца. Так что выбирать придется не только между мной и твоим сыном. Но и между двумя твоими детьми.
Андрей молчал, глядя, как за окном встает хмурое осеннее солнце.
— Ты там? — нетерпеливо спросила Марина.
— Да. И знаешь что? Я сделал выбор.
— И?
— Собирай вещи. Все. До последней шпильки.
— Что?!
— Я подам на развод. И на проверку ДНК заодно. Потому что, знаешь... после вчерашнего я уже ни в чем не уверен.
Она что-то кричала в трубку, но он уже нажал отбой.
Постучал в комнату сына:
— Дим, можно войти?
Молчание. Потом звук открывающегося замка.
Димка сидел на кровати, обхватив колени руками. Под глазами круги — похоже, тоже не спал.
— Прости, — сказал он глухо. — За вчерашнее. Я не хотел...
— Хотел, — Андрей сел рядом. — И правильно сделал. Иногда нужно, чтобы кто-то открыл папе глаза.
Сын поднял голову:
— А как же... ну, ребенок?
— Если он вообще есть. И если он мой.
— А если все-таки твой?
Андрей посмотрел на сына — худого, нескладного, с искусанными губами и упрямым взглядом. Так похожего на свою маму.
— Знаешь, что твоя мама сказала перед смертью? «Береги нашего мальчика. Он у тебя один такой».
— Пап...
— Подожди. Я тогда не совсем понял, что она имела в виду. А сейчас понял. Ты действительно один такой. И я не променяю тебя ни на какие новые семьи.
Димка шмыгнул носом:
— Даже если я правда хулиган и двоечник?
— По математике у тебя четверка.
— Натянутая...
— Зато честная.
Они помолчали. За окном просигналила машина — видимо, «Лексус» Маринкиного хахаля приехал за вещами.
— Пап, а можно я сегодня в школу не пойду? Голова болит.
— Можно. И знаешь что? Давай съездим на дачу к тете Тане? Там твой старый велик починим. Заодно шашлыков пожарим.
— Прогульщики, — фыркнул Димка, но глаза у него заблестели.
...Через месяц Марина действительно подала на развод. Беременность оказалась ложной тревогой — или умелой манипуляцией. Впрочем, это уже не имело значения.
Димка немного подтянул успеваемость. На выходных они с отцом стали ездить на велопрогулки — сначала вдвоем, потом к ним присоединился Вовка, оказавшийся вполне нормальным пацаном. Просто волосы синие. Подростковый бунт.
А еще через полгода в их дом пришла новая женщина — скромная учительница литературы Наташа, которая не пыталась стать Димке матерью. Она просто слушала его рассказы о компьютерных играх, пекла вкусные пироги и называла «молодой человек». Наверное, поэтому он сам стал называть ее «мам».
Говорят, что время лечит. Но лечит оно только те раны, которые постоянно не бередят. А если каждый день выбирать между любовью и ультиматумом, между родным и благополучным, между прошлым и будущим — никакое время не поможет.
Потому что настоящая семья — это не когда «или-или». Это когда «и». Когда есть место и памяти, и надежде. Когда не нужно никого предавать ради чьей-то прихоти.
Недавно Димка спросил:
— Пап, а ты не жалеешь? Ну, что тогда выбрал меня?
Андрей только рассмеялся:
— А был выбор?