Машина быстро домчала Ольгу до Спасского. Та опомниться даже не успела, что домой ее отпустили, а она то уж мысленно с Настенкой своей попрощалась. Думала и не увидит ее больше никогда. И себя ругала на чем свет стоит, пока ее в район везли.
Водитель перед самой деревней только и спросил ее.
- Ты что, и вправду клад нашла и отдала его на самолет.
Ольга только головой кивнула. Не хотелось ей уже в который раз за сегодняшний день рассказывать про это. Парню то что, из любопытства спросил да и забыл. А ей опять переживать, вспоминая все это.
Услужливый водитель подъехал сперва к сельсовету, а потом спросил, где она живет. Сказал, что уж до местечка ее доставит в целости. Машина притормозила возле дома. Ольга выскочила, даже спасибо не сказала. Да водителю и понятно было, что волновалась бабенка сильно. Уж кто кто, а он то знал, как увозят людей, а обратно они не возвращаются. За любой пустяк в лагеря могут отправить. А у этой видно ангел-хранитель сильный. Оберегает ее.
А Ольга скорее домой побежала потому, как на воле уж темно, а в окошке свету не видно. Не горит лампа. Бориску то она научила лампу зажигать. Умеет. Пока в избу забежала, чего только не передумала за эти минутки.
- Борька, Настя, закричала она, - Вы где?
С печи словно клубок скатился Борька и уткнулся ей носом в живот.
- Мама, мы думали ты не придешь. Тетка Клава пришла, сказала, что тебя заарестовали и в район увезли. Все причитала “сиротинушки вы, сиротинушки”. К себе звала. Как, говорит, вы одни то тут будете. А я сказал, что никуда мы не пойдем, тебя тут дожидаться будем.
На печи кричала истошно Настенка.
- Мама, мама, сними меня! Мама!!
Ольга подскочила к приступку, приняла на руки дочку, прижала к себе. Так и ревели все трое. Только теперь уж не от страха, а от радости, что все они снова вместе.
Все еще в темноте, Бориска поведал, что лампу не зажигали нарочно, чтобы никто не пришел. Пусть все думают, что никого нет.
- Так что же вы ворота то не закрыли. Ты ведь, Бориска, знаешь, как на засов то их закрывать.
- Я боялся, что вдруг усну, а ты придешь и не достучишься. И домой не попадешь.
- Ну все, теперь и лампу можно зажечь,- скомандовала мать.
Они втроем уселись у стола. Ольга вытащила из кармана деньги.
- Вот зачем я ездила в город.
- А ты где их взяла, - задал резонный вопрос Бориска.
- Заработала. - коротко ответила Ольга. И Бориска ничего не стал больше спрашивать. Он еще мало чего понимал, как и откуда берутся деньги. И этот ответ его вполне удовлетворил.
- Мама, ты только больше не уезжай так зарабатывать, - попросил он. - А то нам страшно было.
Ольга обняла мальчишку. Родимый, он и не представляет, как страшно было ей.
Она встала, достала чугун из печи с похлебкой, налила в миску. С утра маковой росинки во рту не было. Живот аж подвело. Видно и ребеночку голодно стало. Не лежалось ему спокойно. Ольга положила руку на живот, почувствовала, как беспокоится малыш. Странное дело. Сперва, как Серафима ей сказала, что от немца он, она прямо ненавидела его. А теперь все чаще у нее появлялась нежность к этому малышу. Он то ведь ни в чем не виноват, который раз думала она. Он живет и ждет от нее любви.
Ольга жадно хлебала похлебку. И дети уплетали ее за обе щеки. Видно из за переживания голод их только усилился. В это время в ворота кто то постучал.
- Бориска, сбегай, узнай кто там. Ворота то я, видно, закрыла, когда шла.
Ольга даже не помнила, как задвинула задвижку на калитке. Видно по привычке, и даже не заметила этого.
Вернулся Бориска, а следом за ним вошла Капа. Она только руками всплеснула.
- Господи, живая, вернулась. А мне как председатель сказал, что тебя в район увезли, да велел за ребятишками присмотреть, я ведь так и подумала, что тебя заарестовали. И Борьке то я сказала, что мамка видно не придет сегодня. Перепугала парнишку. А я вот кашицу сварила, думаю покормить ребят то надо.
Она вытащила из под шали, в которую была закутана, блюдо с разваренной пшеницей да лебедой.
Ольга понимала, что любопытная соседка не отступится, пока не выведает у нее, зачем это в город ее, как королеву, возили. Хорошо хоть что не видела Клава, что и обратно ее на машине привезли, да прямо к самому дому. Пришлось рассказывать про клад. Клавдия только охала, слушая ее.
- Так али ты все червонцы отдала. Себе то хоть бы половину оставила. Ведь ребята у тебя растут. Да что уж тут скрывать то, вон еще одного носишь. Сколько деньжищ то надо будет.
Клавдия поджала губы, словно недовольная была, что не знает, от кого это Ольга ребенка то нагуляла. Ведь мужиков в деревне нету, почитай. Но спросить она все же не решилась. Хоть любопытство так и распирало ее.
- А куда мне, Клава, червонцы то эти. Все равно на них ничего не купишь. А так глядишь все на пользу пойдут. А оставь их, так потом одна забота только, что делать с ними. А ну как с обыском еще потом придут.
Ольга даже порадовалась, что успела деньги, которые на столе лежали, спрятать за икону. Клаве и так завтра будет чего рассказывать бабам. По всей деревне пройдется с такой новостью. Что уж там говорить, любит Клавдия языком почесать
Ольга еще удивилась, что Клава знает, что соседка беременна, значит и вся деревня знает. Но никто ее ни о чем не спрашивал. А она то все старательно прятала свой живот, который становился заметнее.
Она и сейчас словно не расслышала ничего про ребенка, только про клад говорила. Сама же подумала, что наверное у Бориски все выспрошала соседушка, а тот конечно, не мог не похвалиться, что мамка летчика сбитого от немцев спасла. И сейчас весь грех на этого летчика вешают. Ну так даже лучше. Не надо будет ничего врать и придумывать.
Клава вдргх вскрикнула, словно чего то нашла.
- Ой, Олья, а ведь завтра новый год. А мы то и забыли совсем. Я все считала дни, а тут из головы вылетело. Да и не до праздников теперь.
Новый год, теперь, конечно, не до праздников. Да и праздновать то кому. Молодежи в деревне совсем нет. Ольга, пожалуй, в деревне самая молодая из баб. Говорят, что еще какие то семьи из района привезли, только Ольга слышала это краем уха, а кого, где поселились и сколько, не знала. Правильно председатель делает, народ в деревне собирает. Не увидишь как весна придет. Пусть и пришлые. Она вот тоже не местная. Да обжилась, и людей узнала. Вроде как и все время тут жила.
Клава видно уж устала болтать. Ольга то больше все молчит, да слушает ее. Попрощалась и отправилась домой. Ольга с облегчением выдохнула. После пережитого ей хотелось лечь, отдохнуть. Целый день на ногах топталась. А ее состояние отдыха требовало.
Забрались они на печку, лампу загасили. А на улице то месяц светит прямо в окошко. Светло как днем.
- Новый год идет, - подумала Ольга.
- Мама, а как новый год ходит., спросил Бориска.
Ольга, словно сказку, начала рассказывать детям, как праздновали новый год до войны. Как устанавливали елку в клубе, украшали ее ватой и бумажными снежинками. Как водили хороводы и большие и маленькие.
Бориска ничего этого не помнил. А если что то и помнил, то забыл за это страшное время.
- Ну ничего, вот закончится война, разобьет наша армия фашистов, и снова будем праздники праздновать, петь и веселиться.
Первой засопела Настена, а за ней и Борька, свернулся калачиком, прижался к печному кожуху. Тепло ему и мамка рядом. С ней ничего не страшно. И снились ему нарядные елки усыпанные ватным снегом, и люди веселые возле них. И был Бориска в это время счастливым человеком.
Новый год тихонько шагал по деревенской улице и просил всех спящих сейчас жителей потерпеть еще немного. Долго терпели и под немцем были. Теперь надо новую жизнь начинать строить.
Василию об этом Ольга ничего не написала. Зачем. Вдруг он подумает, что бахвалится она перед ним, что такая деловая, все для фронта, все для победы, богатство, найденное на болоте из дому снесла.
Через неделю после того случая, к дому опять подъехала машина. Ольга даже похолодела от страха. Неужели с обыском к ней приехали. В избу зашел человек в военной форме.
Ольга поглядела на него и решила, что большой начальник к ним заявился.
Он опять расспрашивал женщину о том, где и как она нашла клад. Пришлось достать бумажку, на которой был нарисован план дедом Алексеем. Про гать, которую нашли, про домик и про воду. А потом и про клад рассказала.
- Там еще бумажные деньги с орлом были, я их обратно в чугун положила и снова там же закопала. Подумала, деньги то эти уж не в ходу. Чего их таскать.
Начальник высказал сожаление, что она не забрала их с собой. Возможно там были какие-нибудь ценные бумаги,
- Так чего переживать то, - простодушно ответила Ольга. Вот лето придет, как вода в болоте потеплее станет, так можно сходить на тот остров. Я покажу где. И дорогу покажу. Может земля то та еще пригодится. Трава там хорошая в низине растет. Сено можно косить. Ведь не зря Борискин то дед ему сказывал, что раньше туда господских лошадей гоняли.
Мужчина разузнал еще кое какие детали, прошелся по избе, остановился возле иконы с закопченной лампадкой возле нее. Во всем доме такая нищета. И никак у него в голове не укладывалось, как могла эта женщина взять и отдать все богатство на самолет.
- А что же ты себе то не оставила золото, - задал он провокационный вопрос женщине.
Ольга была готова к этому. Она даже не покраснела, как бывало обычно, если она врала.
- А что мне оставлять то его. Ведь на эти червонцы в магазине ничего не купишь. А хранить мне его да бояться, что придут лихие люди и украдут его, мне ни к чему.
Ольга встала на приступок, потянулась за мешком, в котором она хранила клад. Мужчина непроизвольно отметил, как хороша женщина даже в таком положении. Беременность совсем не испортила ее. А Ольга уже показывала ему крапивный мешок со своим барахлом и говорила, что тут и лежало все богатство. Вот и переживала она, чтоб скорее от него избавиться.