Я стояла на кухне, дорезая последний огурец в салат. Руки гудели от усталости, а в спине появилась тупая боль. Весь день на ногах — то плита, то разделочная доска, то духовка. И эта чёртова известка в ванной! Наконец-то отскребла.
За окном стемнело. В отражении кухонного окна я поймала своё лицо — осунувшееся, с синяками под глазами. Да уж, гостеприимная хозяйка!
В прихожей раздался звонок. Я дёрнулась было к двери, но услышала, как Серёжа уже топает в коридор.
— Костян! Здорово, братишка! — громкий голос мужа, потом звуки крепких мужских объятий.
— Тамарочка, как же я рад!
Старшая сестра Серёжи... Всегда такая яркая, будто солнце в человеческом обличье. А мне от одной мысли о ней хотелось спрятаться подальше.
— Катюш, Никитка! Обнимите дядю!
Племянники, двое подростков. Катя — шестнадцать, Никита — почти студент.
Я торопливо сняла фартук, пригладила волосы и приклеила улыбку к лицу. Дверь распахнулась, и на пороге возникла Тамара.
— Людочка! — она раскинула руки. — Где же ты прячешься?
От неё пахло дорогими духами и уверенностью в себе.
— Проходите в гостиную, — сказала я, обнимая её. — Я сейчас закончу с салатом и присоединюсь.
— Да брось ты эти салаты! — она махнула рукой. — Идём, посидим, поболтаем!
— Правда, скоро приду. Последние штрихи.
В гостиной уже разливали вино. Смех, звон бокалов, Серёжин бархатный баритон:
— Никит, ты уже взрослый мужик! Держи бокал.
Я внесла блюдо с закусками, и все оживились.
— Закуски пришли! — воскликнул Костя, потирая руки.
— Не закуски пришли, а Люда их принесла, — поправила Тамара, но тут же переключилась: — Ой, как вкусно выглядит!
Выдавив улыбку, я вернулась на кухню. Курица в духовке истекала соком, запах розмарина бил в нос. Руки немного дрожали от усталости. «Ещё немного, и я смогу присесть», — думала я, перекладывая мясо на блюдо.
Почему я всегда на кухне? Почему с подносом в руках, словно официантка? Когда это стало нормой?
Вернувшись с курицей, я увидела, что закуски уже наполовину исчезли, а на скатерти — следы от соуса.
— Люда, твой оливье — просто песня! — Костя с набитым ртом поднял вверх большой палец.
— В прошлый раз ты говорил то же самое, — заметила я, но он только рассмеялся.
— Жена у меня — кулинарный гений, — похвастался Серёжа, приобнимая меня за плечи.
Я осторожно высвободилась. От его слов веяло не благодарностью, а каким-то странным хвастовством — смотрите, какая у меня полезная вещь в хозяйстве!
— Садитесь за стол, я принесу остальное.
И снова — кухня, тарелки, половник. А из гостиной доносились обрывки разговоров — про море, про новую машину Кости, про поступление Никиты...
Наконец, я принесла последнее блюдо и села за стол. На миг мне показалось, что теперь-то я смогу поговорить, рассказать про свой книжный клуб. Но Серёжа повернулся ко мне:
— Люд, а где хрен к холодцу?
Я молча встала и пошла на кухню. Что-то тяжёлое и душное нарастало внутри. Я смотрела на баночку с хреном в своей руке и думала: «Надо вернуться. Улыбаться. Обслуживать. Так правильно».
Но другой голос настойчиво шептал: «А для кого правильно? Для тебя?».
Вечер тянулся бесконечно. За окном совсем стемнело, а я всё продолжала кружить между кухней и гостиной. Вот уже и чай подала, и торт нарезала, а сама — едва успела поковырять свою порцию оливье. Разговор за столом шёл без меня. Я ловила обрывки фраз, звенела посудой и пыталась улыбаться, когда на меня обращали внимание.
— ...а потом я ему говорю: "Если у тебя такие проблемы, ищи другого поставщика!" — Костя стукнул кулаком по столу.
Смех, звон бокалов. Сергей — довольный, раскрасневшийся — подливал вино себе и гостям, сыпал шутками. Конечно, легко быть душой компании, когда тебе не нужно бегать с тарелками.
— Люд, а помнишь, как мы в прошлом году ездили в Турцию? — вдруг обратился ко мне муж. — Расскажи, как ты с аниматором танцевала!
Я вздрогнула. Память о той поездке была совсем не такой беззаботной, как казалось Сергею. Пока он дрых на шезлонге, я караулила столики в ресторане отеля, чтобы всей семье достались места с видом на море. С утра бронировала лежаки, днем следила за вещами, вечером искала свободные столики... Отпуск? Как бы не так.
— Не помню никаких танцев, — ответила я, собирая пустые тарелки. — Может, ты с кем-то путаешь?
— Да ладно! — Серёжа подмигнул Косте. — Стеснительная она у меня. А ведь на пляжной дискотеке зажигала как девчонка!
Это была откровенная ложь, но зачем спорить? У Сергея своя версия нашей жизни — красивая, вылизанная, как открытка из журнала. В ней его жена — душа компании, отличный повар и занимается домом с невероятным удовольствием.
— Тётя Люд, а компота ещё можно? — голос Никиты вывел меня из задумчивости.
Я поймала себя на мысли, что стою с тарелками в руках, застыв посреди комнаты, как соляной столб. Сколько я так простояла? Кажется, никто даже не заметил.
— Конечно, Никита, сейчас принесу, — машинально ответила я.
Вернулась на кухню, поставила грязную посуду в раковину, взяла кувшин с компотом. Руки болели, спина ныла. За окном — темнота и одинокий фонарь во дворе. Почти десять вечера, а я не присела больше чем на пять минут.
И вдруг — как щелчок в сознании. Я поставила кувшин, оперлась руками о столешницу и закрыла глаза. С меня хватит. Просто хватит.
Я вытерла руки о фартук, сняла его, аккуратно повесила на крючок. От каждого движения веяло какой-то особенной решимостью. Вошла в гостиную — уверенно, с прямой спиной, словно бы впервые за весь вечер.
— ...и представляете, эта курица пыталась меня убедить, что скидка больше не действует! — громко рассказывала Тамара. — Я ей говорю: «Девушка, вы на кого нарываетесь? Я здесь постоянный клиент!»
— И что? — заинтересованно спросил Сергей.
— Сразу же нашлась и скидка, и дополнительный бонус, — Тамара самодовольно улыбнулась.
Все засмеялись, только Катя, кажется, смутилась. Девочка всегда была чувствительной, понимающей. Может, она-то и видела, что за радушием "тёти Люды" скрывается усталость?
— Тёть Люд, а компот? — напомнил Никита, не отрывая глаз от телефона.
И тут я произнесла эту фразу. Спокойно, без надрыва, просто констатируя факт:
— Пусть твои гости сами решают, как им убираться.
Никита поднял голову. В комнате повисла тишина — тяжёлая, звенящая. Сергей застыл с бокалом в руке. Тамара приоткрыла рот. Костя издал нервный смешок, будто решил, что я пошутила.
— Что, прости? — Сергей сдавленно спросил, словно не веря своим ушам.
Я прошла к столу и села. Впервые за вечер — прямо, без суеты, глядя всем в глаза.
— Я сказала: пусть гости сами решают, как им убираться. Компот на кухне, Никита. Если хочешь, сходи и налей себе.
Тамара фыркнула.
— Ты что, обиделась на что-то? — она вздёрнула бровь. — Ну не хочешь — не наливай, я сама схожу за компотом.
— Дело не в компоте, — я смотрела ей прямо в глаза. — Дело в том, что я целый день готовлю, убираю, подаю, уношу, мою... А вы даже не замечаете этого. Словно всё происходит волшебным образом, без чьих-то усилий.
Тишина стала ещё плотнее. Катя опустила глаза, Никита отложил телефон. Сергей поставил бокал на стол — слишком резко, вино всколыхнулось и чуть не пролилось.
— Люда, ты что? — прошипел он, наклонившись ко мне. — У нас гости!
— Я вижу, — кивнула я, чувствуя, как внутри растёт и крепнет что-то новое, незнакомое. Не злость — решимость. — У НАС гости. Не у меня одной. Тогда почему только я их обслуживаю?
— Если тебе трудно было организовать приём, надо было сказать, — Тамара поджала губы. — Мы бы принесли что-нибудь с собой или сходили в ресторан.
— А я и не говорю, что мне трудно организовать приём, — пожала плечами я. — Мне трудно понять, почему я работаю официанткой в собственном доме.
Сергей побагровел. Он был не из тех мужчин, кто кричит или машет руками, но сейчас казалось — ещё секунда, и он взорвётся.
— Да что с тобой сегодня? — прошипел он. — Хочешь всё испортить?
— А что именно я порчу? — в моём голосе не было ни намёка на вызов, только искреннее любопытство. — Ваш милый вечер, где вам прислуживают и развлекают? Знаешь, я тоже хотела бы поговорить о поездке на море. Или о моём книжном клубе. Или просто посидеть, выпить вина, посмеяться. Но я всё время на кухне или с тарелками в руках. И никто даже не заметил!
Сергей открыл рот, закрыл, снова открыл... Он напоминал рыбу, выброшенную на берег.
Костя попытался перевести всё в шутку:
— Ну, если тебе нужна помощь, я могу посуду помыть... завтра! — и сам засмеялся.
Никто не поддержал его смех. Повисла неловкая пауза.
Тамара поднялась, выпрямилась во весь рост — она всегда была высокой, а сейчас словно выросла ещё на пару сантиметров. В её взгляде читалось что-то похожее на смесь жалости и раздражения.
— Если не хотела принимать гостей, так бы и сказала, — отчеканила она, скрестив руки на груди. — Мы бы не навязывались.
Комната затихла. Слышно было, как тикают часы на стене — размеренно, спокойно, словно им нет дела до человеческих ссор.
— Я хотела вас видеть, — ответила я, и сама удивилась своему голосу — твёрдому, без привычных извиняющихся ноток. — Но я не хочу быть единственной, кто здесь работает.
— Работает? — фыркнула Тамара. — Господи, Люда, мы же не на банкете в ресторане! Мы семья! Если тебе тяжело накрыть стол для семьи...
— Накрыть стол — не тяжело, — перебила я. — Убрать квартиру — не тяжело. Приготовить десять блюд — не тяжело. Тяжело, когда всё это воспринимается как должное, как какая-то функция холодильника. Нажал кнопку — и вот, еда сама приготовилась, стол накрылся, грязная посуда исчезла.
Тамара закатила глаза, явно собираясь разразиться отповедью, но вдруг Катя — тихая, всегда немного замкнутая Катя — поднялась со своего места.
— Тётя Люда права, — сказала она негромко, но уверенно. — Мы даже «спасибо» толком не сказали, а она весь вечер хлопочет.
Она взяла несколько пустых тарелок со стола и направилась на кухню. Тамара замерла с открытым ртом, глядя на дочь так, словно та внезапно заговорила на иностранном языке.
— Катя! — окликнула она. — Куда ты?
— Помою посуду, — просто ответила девушка, не оборачиваясь. — Тёте Люде надо отдохнуть.
Я почувствовала, как к горлу подкатил комок. Нет, я не собиралась плакать, но эта простая поддержка, это понимание от шестнадцатилетней девочки... оно значило больше, чем все объяснения мира.
Повисла неловкая пауза. Костя нервно постукивал пальцами по столу. Никита уткнулся в телефон, словно надеялся в нём раствориться. Сергей смотрел куда-то в пространство — не на меня, не на гостей, куда-то между. Он всегда так делал, когда не знал, как реагировать.
— Ладно, — внезапно сказал Костя, тоже поднимаясь. — Катька права. Давай помогу.
Он собрал остатки закусок в одну тарелку и пошёл следом за племянницей. Делал он это неуклюже, явно непривычно, но решительно.
Тамара осталась стоять с видом генерала, у которого дезертировали солдаты.
— Что за детский сад... — пробормотала она.
Сергей наконец очнулся от своего оцепенения. Виновато покосился на меня, потом перевёл взгляд на сестру.
— Тамар, а Люда ведь права, — сказал он тихо, но отчётливо. — Мы как-то привыкли, что она всё делает. А это... это неправильно.
Он поднялся — так же нерешительно, как Костя, — и взял свою тарелку.
— Ты тоже? — Тамара смотрела на брата с плохо скрываемым разочарованием.
— Я тоже, — кивнул он. — Кстати, Никит, ты вроде компота хотел? Пойдём, налью.
Никита поднял голову от телефона. В его взгляде мелькнула растерянность, но он тоже встал.
— Да, пойдём, дядь Серёж.
Тамара осталась стоять посреди комнаты — прямая, как палка, с сердитым румянцем на щеках. Я видела, как борются в ней разные чувства: возмущение, обида, недоумение. Она привыкла быть в центре внимания, привыкла, что все вертятся вокруг неё. А сейчас её словно оставили за бортом.
— Знаешь что, Люда... — начала она, но я мягко покачала головой.
— Знаю. Ты думаешь, что я всё испортила. Но на самом деле, я просто хотела быть частью праздника, а не обслуживающим персоналом.
Тамара открыла рот, закрыла, потом снова открыла.
— Я... я не это хотела сказать, — выдавила она.
— А что?
— Просто... так всегда было, понимаешь? Мама готовила, когда мы собирались в детстве. Потом я готовила, когда были маленькие дети. Это же... это традиция такая.
Я покачала головой.
— Традиция — это когда все вместе что-то делают. Собираются, готовят, накрывают на стол, убирают. А когда один вкалывает, а остальные только пользуются — это не традиция. Это эксплуатация.
Тамара нервно рассмеялась.
— Какие громкие слова! Эксплуатация! Да ладно тебе, Люда, мы же семья!
— Вот именно, — кивнула я. — Мы семья. И все члены семьи должны вносить свой вклад, а не только пользоваться трудами других.
С кухни донёсся звон посуды, потом смех Кати. Что-то упало, послышался приглушённый возглас Сергея, потом снова смех — уже общий. Как ни странно, они, кажется, неплохо проводили время.
Тамара прислушалась, и её лицо чуть смягчилось.
— Они там что, веселятся? — недоверчиво спросила она.
— Представь себе, — улыбнулась я. — Мытьё посуды — не самое страшное занятие в мире. Особенно когда делаешь это вместе.
Что-то изменилось в её взгляде. Она посмотрела на меня внимательно, словно впервые увидела.
— Знаешь, а ведь ты сильно изменилась, Люда, — задумчиво произнесла она. — Раньше ты была такая... незаметная. Тихая. А сейчас...
Я пожала плечами.
— Не думаю, что изменилась. Просто наконец-то сказала вслух то, о чём думала много лет.
Тамара кивнула и вдруг решительно направилась к кухне.
— Эй, компания! Подвиньтесь, я тоже хочу помочь!
Из кухни донеслись приветственные возгласы. Кто бы мог подумать — Тамара Сергеевна, королева драмы, моет посуду в компании своих детей и брата!
Гости разъехались около полуночи. Тамара обняла меня на прощание крепче обычного.
— Было... познавательно, — шепнула она мне на ухо.
Мы с Сергеем остались в непривычной тишине. Он мялся в прихожей, не зная, куда деть руки.
— Ты иди ложись, — наконец выдавил он. — Я проверю, всё ли выключено.
В постели сон не шёл. Мысли крутились каруселью. Не перегнула ли я палку? Не обиделась ли Тамара? Что теперь будет?
Не помню, как провалилась в дрёму. Проснулась от странного звука — будто звякнуло что-то на кухне. Часы показывали начало четвёртого. Сергея рядом не было.
Накинув халат, я прокралась по коридору. Из кухни сочился тусклый свет. Я замерла у дверного проёма.
Мой муж стоял у раковины и мыл посуду. Обычно он делал домашние дела с таким видом, словно оказывал великую услугу, но сейчас всё было иначе. Спокойно, сосредоточенно, без показухи. Он не видел меня, погружённый в свои мысли.
Я смотрела на его спину, на взлохмаченные волосы, на руки в мыльной пене. Что-то сжалось внутри. Не от жалости, нет. От надежды, может быть?
Он поставил последнюю тарелку и повернулся. Вздрогнул, увидев меня, но тут же улыбнулся — немного виновато.
— Не спится? — спросил тихо.
— Услышала звон... А ты чего не спишь?
Он пожал плечами.
— Подумал, что утром будет приятнее проснуться в чистой квартире.
Между нами повисло что-то новое. Не напряжение, скорее — ожидание.
— Чай будешь? — вдруг спросил он, глядя куда-то мимо меня. — Я всё равно не усну.
Это было так неожиданно и так... правильно.
— Буду, — улыбнулась я.
Мы сели за стол. Молча пили из старых чашек с отколотыми краями. Не было неловкости, только тихое понимание.
— Ты сегодня меня удивила, — наконец сказал он. — Я не думал, что тебя это так задевает.
— Правда? Мне казалось, это очевидно.
— Для меня — нет, — покачал головой. — Думал, так и должно быть. Так мама делала, тётки... Думал, всем женщинам нравится хлопотать по дому.
— Нравится, когда это выбор, — ответила я. — А не обязанность.
Сергей кивнул и отпил чай.
— Попробую измениться, — сказал после паузы. — Не обещаю, что сразу всё получится. Привычки цепкие. Но я постараюсь.
Я протянула руку и накрыла его ладонь своей.
— Спасибо.
Мы допили чай и вернулись в спальню. Засыпая, думала о том, что произошло сегодня. Маленький шаг. Осторожный. Но — первый.
И кто бы мог подумать, что всё изменит одна нелепая фраза:
«Пусть твои гости сами решают, как им убираться!»