Посмотрев вслед малышу, Анафема прошла в дом. Аглая действительно уже ждала её: на столе было все приготовлено для совместного чаепития. Стояла прикрытая вышитой салфеткой плетеная корзина-блюдо с пышными домашними пирожками, рядом с ней высился внушительных размеров фарфоровый заварочный чайник, благоухающий ароматом травяного чая.
— Доброе утро, Аглая Семеновна! — поприветствовала хозяйку Анафема. — Смотрю, вы меня ждали? А если бы я опоздала?
— И тебе — доброго утра, Анафема. Опоздала бы, говоришь — да бог с тобой, я же тебя знаю, ты — человек пунктуальный. А если бы задерживалась, то позвонила бы и предупредила. Ну, а коли звонка не было… Проходи давай, садись.
Анафема прошла и села, удобно устроившись в указанном ей мягком кресле.
— А я вам тут парочку сборов привезла. Тот, который вам так нравится, и еще один, новый, на пробу.
Аглая улыбнулась и стала разливать ароматный напиток по симпатичным фарфоровым чашкам.
— Конечно, обязательно попробую. Знаешь, я так рада тебя видеть! — она протянула Анафеме дымящуюся чашку. — Раньше я ведь каждую весну сама собирала разные нужные травы в лесу. Что-то на огороде выращивала. А сейчас годы уже не те, по лесам-полям не бегаю, обхожусь тем, что тут, под боком растет. Так что твои сборы — самый лучший подарок для меня.
Женщины сидели, разговаривали, Анафема рассказывала о новом привезенном сборе, какие растения туда входят и чем сбор хорош, Аглая — о том, что в саду-огороде выращивает, что у соседа, который живет через два дома, очень мед хороший, сосед пасеку держит. Естественно, разговор зашел и о сыне Аглаи Семеновны, все-таки Анафема чаще его порой видит.
— Ты ешь, ешь, не стесняйся, с дороги ведь, голодная. Да и потом, зря я что ли столько напекла.
Анафема взяла очередной пирожок, в этот раз с капустой, и тут ее взгляд зацепился за небольшое блюдечко, стоявшее под печкой.
— Неужто кошку завели, Аглая Семеновна? — удивленно спросила она.
Аглая тихо рассмеялась, покачав головой.
— Нет-нет, что ты. Кошки у меня нет. А молочко для домового. Он очень любит свежее, парное молочко, вот я и стараюсь не забывать порадовать его. Как-никак, хозяин здешний.
Анафема закашлялась, поперхнувшись — ну никак она не ожидала услышать от Аглаи про домового.
Неужели она тоже их видит?
— Для домового? — а разве они существуют? — я думала это сказки.
— Сказки не сказки, а бабушка моя верила в них и мне наказывала уважать домовых. Вроде она домового даже как видела. Знаешь ведь, мы на этом месте давно живем. Пять поколений семьи, и все здесь жили. Дом только другой был. А место-то тоже. Так вот, бабушка моя сказывала, что домового еще её бабка с собой привезла. Негоже, мол, чтобы дом был без домового, без хозяина. Непорядок иначе будет. Так вот…, — Аглая Семеновна на какое-то время замолчала, потом что-то, видимо, решив для себя, продолжила, — Подожди, сейчас альбом со старыми фотографиями достану, я его тебе еще не показывала.
Вернулась она буквально через минуту. Положила альбом на стол и стала листать.
— Сейчас, сейчас, найду. А, вот она, смотри.
На фотографии был крепкий деревянный дом-пятистенок. А перед ним — семья, семь человек: четверо взрослых и трое детей.
— Вот это — моя бабушка, — и Аглая Семеновна указала на самую маленькую девочку, — Ей тут года три примерно. Ну а это её сестра, брат, родители и бабушка с дедушкой. То есть мои прапрабабушка и прапрадедушка, получается. Вот, Александра Ивановна, моя прапрабабушка, и привезла домового с собой. Я её в живых, естественно, не застала, но бабушка моя много про неё рассказывала. И велела дом беречь и домового не обижать. При нем, мол, всегда порядок будет. И, хочешь верь, а хочешь нет, но ни разу, т-т-т, чтобы не сглазить, за все эти годы ни пожаров не было, ни наводнений, ни каких других бед. Даже в годы революции и войны всякая беда дом стороной обходила.
Анафема во все глаза смотрела на фотографию. В каком году она была сделана — гадать не надо было: в 1928 — по крайней мере именно так было написано на самой фотографии.
Это в каком же году прапрабабушка Аглаи родилась? — её бабушке на фото года три, значит, она родилась в 1925 году. Даже если по двадцать лет вычитать, получается… — 1885? До революции еще…
— А этот дом, ну, вот этот, в котором вы живете сейчас, когда построили?
— Да лет пятнадцать назад. Хотя, нет, погоди, шестнадцать уже.
— То есть, получается, первый дом больше ста лет простоял?
— Да он и больше бы простоял, просто, когда Сергей решил, раз я в город отказываюсь ехать, что в доме должны быть все удобства, он вызвал специалистов, те осмотрели, обследовали дом и сказали, что лучше новый построить, так как в слишком многих стенах надо отверстия проделывать, какие-то стены переносить надо, в общем, новый — проще. Так я, знаешь, наверно, целую неделю домового просила, чтобы он разрешил. И разговаривала с ним, и гостинцы всякие оставляла…
— И что, разрешил? Вы его видели?
— Разрешить — разрешил, а видеть — не видела.
— Это как?
— А он ко мне во сне приходил. Три раза. Первый раз, когда я только начала просить его, пришел во сне и говорит, что дома сейчас строят плохие, не так, как раньше, а если сын мой так переживает об удобствах, то пусть пристрой к дому делает и располагает там все, что хочет. Хоть джакузи, хоть посудомоечную машину. Я сыну предложила такой вариант, а тот уперся — некрасиво, мол, нефункционально и неудобно будет. «Неужели ты, мама», — говорит, — «чтобы постирать что-то будешь бегать в этот пристрой? Лучше ведь когда все под рукой». Я снова домового давай просить. И он второй раз пришел. Разрешил. Но четкие указания дал, что и как строить, и из какого материала. Ну, а третий раз пришел, когда уже новый дом был. Поблагодарил, что учла все его пожелания, и дом очень хороший получился, ему тут нравится. Так что даже не знаю, видела ли или просто приснилось, так как постоянно об этом думала.
— А больше вы его не видели?
— Больше — нет.
— А как он выглядел? Ну, во сне.
— Как? — ну…, обычно, как домовой. Неужели ни разу не видела, как их изображают? Хотя нет, знаешь, он все-таки не совсем обычный. Чем-то еще на гномов походит. Причем одновременно на тех, что из сказки про Белоснежку, ну, знаешь, такие, в красных колпачках, и на тех, про которых говорят и пишут, что они в горах живут и там каменья всякие добывают и железо куют. Борода у него такая, рыжая, с косичками. Вот, прямо как у тех гномов, горных.
Анафема чуть на стуле не подпрыгнула: так значит, Аглая все-таки видит домового! Пусть во сне, но — видит. Ведь она его описала точь-в-точь так, как он на самом деле и выглядит: в красном колпачке и с рыжей бородой с косицами.
Продолжение — «Тепло души и разговор под яблоней» — см. ссылку ниже: