Начало здесь. Глава 1.
Дембель Алёшка вернулся в свой город, в свой до боли любимый двор тёплым июльским вечером. Вошёл в уютную квартиру, обогретую мягкими розовыми лучами.
Мама, подняв на лоб очки в роговой оправе, нерешительно шагнула в прихожую.
- Алёшенька! Не может быть!
- Может, мамочка! Встречай своего солдатика! – он, возмужавший и сильный, обнял мать и приподнял её над землёй.
- Отпусти, сынок, спину сорвёшь, что ты делаешь, - она привычно начала журить сына.
Лёшка отпустил её, нерешительно притронулся к плечу бордового халата.
- Ты, мамочка, совсем не изменилась, - он смотрел на радостное лицо матери, на несколько секунд обнажившееся без привычной маски строгости.
- Скажешь тоже, ну, конечно я изменилась. И ты изменился, сын. Повзрослел. По крайней мере, я надеюсь на это. – Антонина Фёдоровна с грустью посмотрела на Лёшку.
Сын скинул объёмную сумку, достал фиолетового цвета кофту на пуговицах.
- Мам, это тебе! – он застенчиво протянул подарок.
- Сынок, ну что ты, какой подарок! Сам приехал, живой-невредимый, вот для меня самый лучший подарок!
Она прижала кофту распустившейся фуксии к груди, пальцами ощупывая пушистую мягкость.
- Мам, померяй, пожалуйста.
Антонина Фёдоровна сняла очки, положила их на комод, покрытый вышитой дорожкой с мелкими цветами. Продела руки в рукава, свела вместе передние половинки. Спине сразу стало тепло и уютно, будто оттаивала многолетняя мерзлота строгости, что сковывала женщину. Она посмотрела в зеркало.
Сын увидел, что мягкая кофточка подходит маме по длине, что рукава на высокой резинке ей тоже впору.
Мать в том же зеркале увидела женщину неприглядной внешности, с серыми бесцветными волосами, неопределённого цвета глазами, которую сиренево-фиолетовый цвет делал просто посмешищем, пугалом огородным.
- Спасибо тебе, Алёшенька - она сняла кофту, аккуратно свернула и положила в шкаф. – Дорогая, наверное!
- Ну что ты, у меня дороже тебя никого же нету!
- Сынок, а я кроме окрошки ничего и не готовила, - вдруг спохватилась мама. – Может, картошки отварить?
- Да, мам, проголодался в дороге, аж живот сводит. Не будешь против, если я ребят позову?
Не успела Антонина Фёдоровна выразить свое авторитетное мнение, как раздался требовательный звонок, тут же открылась дверь, и в квартиру ввалились несколько парней.
- Здарова-а-а! Дружище! Как сам?
- Как сала килограмм! – обнимались, тискали друг друга в стальных объятиях ребята.
- Я пойду на кухню, - скупо улыбнулась мама.
Тотчас же послышались звуки открываемых шкафчиков, быстро орудующего ножа, шуршащих целлофановых пакетов.
Входная дверь быстро хлопнула, раздались удаляющиеся по лестнице шаги.
- Алёша? – тревожно выглянула из кухни Антонина Фёдоровна.
- Он придёт щас, тёть Тонь… - ответил кто-то из друзей.
- Понятно, - мать подошла к окну, чтобы увидеть долгожданного Алёшу, забегающего в чужой подъезд. – Ну да, конечно, - согласилась она со своим предположением.
На кухонном столе ютятся тарелки с колбасно-сырной нарезкой, окрошка, и подобие «Зимнего» салата, в который превратилась окрошка, заправленная майонезом. Буханка «Местного», или ржано-пшеничного хлеба с примесью сладковатой кукурузной муки, предусмотрительно нарезана. Баночка шпрот, припасённая к очередному празднику, вскрыта кольцом, как боевая граната. Красное, сладкое, как и его многообещающее название, вино «Чёрные глаза». Парочка «Столичной» исходит холодными каплями рядом с дефицитным пряно-ароматным, густым, как сахарный сироп, «Рижским бальзамом», таинственным образом оказавшимся в квартире главного бухгалтера Антонины Фёдоровны.
- Мам, мы пришли, - лучезарный Алёшка чуть подталкивает вперёд маленькую Алю.
- Здравствуйте, - говорит та, широко улыбаясь Алёшкиной маме.
- Здравствуй, Аля. Как дела? – мама снова превратилась в строгую соседку.
- Всё хорошо, спасибо. Я очень рада, что Ваш Алёша вернулся, - девушка, сияя весёлыми тёмными глазами, смотрит в лицо паренька.
Он заражается её улыбкой, будто сумасшествием, и отвечает ей странным взглядом, таким, какого Антонина Фёдоровна раньше не замечала за ним.
- Мама, а где ТА бу_тылка? – спросил он.
На проводах каждый участник посиделок оставлял свой автограф на одной из бу_тылок. Затем она хранилась, как зеница ока, в доме военнослужащего. Рас_пивали её только по возвращению «дембеля» домой, и ни днём раньше.
Антонина Фёдоровна вытащила огромный кожаный чемодан, живущий под кроватью в её комнате, и не глядя, наощупь, достала искомый экземпляр.
- Вот, сын, держи.
Алёшка принялся что-то искать на этикетке, усеянной подписями.
- Вот, Алька, смотри! Нашёл, где ты расписывалась! – парень всё ещё, казалось, был не в себе.
Аля чмокнула его в щетинистую щёку:
- Точно, вижу. Да, это я писала, так и есть!
- Парни, айда на кухню! – гостеприимный хозяин, вернувшийся из армии, принялся потчевать гостей. – Давай, мужики, наливай!
Скоро непонятно откуда взялась гитара, и поплыли песни, известные во всех воинских частях всех Союзных Республик:
«Сбивая чёрным сапогом с травы прозрачную росу
Наш караул идёт в дозор, и каждый к своему посту.
И каждый думает о том, что дома ждут, что письма пишут:
Любимый, здравствуй, дорогой, тебя я жду, тебя я слышу…»
Про солдатскую дружбу и верное плечо. Про девчонку, что дождалась своего солдата. В такие моменты голубые захмелевшие глаза Алёшки с благодарностью смотрели на Алю, губы искали её щёку, или шею, чтобы коснуться нежной кожи девушки.
Через пару часов дружная компания вышла погулять, прихватив с собой недо_питое спирт_ное и свалив в один пакет хлеб и оставшуюся на столе нарезку.
- Мама, не теряй меня, я ушёл, - громко сказал Алёшка. И тут же, перейдя на ласково-интимный шёпот, продолжил, видимо, обращаясь уже к девушке, - В общем, потом мы пошли в караул…
Антонина Фёдоровна вышла на кухню, окинула взглядом тарелки с остатками еды, немытые стаканы и вилки, огрызки хлеба. В углу стояла забытая гитара, украшенная гигантским красным бантом, который больше подошел бы прекрасной испанке.
Женщина надела серый передник, украшенный симметрично вышитыми красными курочками, привычно разгладила его на впалом животе. Достала чистую стоп_ку, налила её до краёв, и, выдохнув, опрокинула.
- Спасибо, сынок. Это за встречу, - горько сказала она, и быстрыми движениями собрала посуду, чтобы поместить её в раковину. Вытерла в два приёма стол, покрытый жёлтой скатертью в мелкую синюю клетку. Пустила горячую воду, за пару минут перемыла посуду, опрокинув её на белое вафельное кухонное полотенце. Внимательно посмотрела на убранную кухню, чтобы подтвердить, что следа не осталось от недавнего непорядка, выключила свет.
Вошла в зал, намазала руки кремом из тюбика с оранжевым цветком, теряющим один лепесток. Включила телевизор, и села в привычное кресло, положив вытянутые ноги на табурет. Продолжив серию вечеров, наполненных ожиданием, таким же тягостным, как и последние два года.
Счастливому Алёшке не приходило в голову думать об окне, подмигивающем ему отблесками голубого экрана. Ему казалось, что только теперь он ожил. Воздух свободы, не омрачённый мыслями о завтрашнем дне, приправленный очарованием карих, почти чёрных в темноте вечера, глаз, сводил его с ума. Маленькое тёплое плечо Али, её смешные, почти детские ушки были сродни «огню на поражение».
Хмель_ные товарищи начали расходиться по домам, напоследок вспоминая не единожды рассказанные анекдоты, случаи из детства, и подростковые драки «стенка на стенку».
- Провожу тебя, - сказал, вставая, Алёшка, и потянул на себя Алю, сидевшую на скамейке.
От неожиданности, или, наоборот, от ожидания, девушка упала на его крепкую грудь, охнув так томно и нежно, что у молодой парень почувствовал себя, как паровой котёл, с которого давлением сорвало вентиль.
Аля вошла в прихожую своей квартиры, включила свет. Алёшка стоял в подъезде, за чертой, как в другом мире, разглядывая ладную фигурку, освещённой ярким светом. Девушка засунула ладони в карманы облегающих чёрных джинс, от чего тёмная майка на груди натянулась, дразня одичавшего парня.
- Заходи, - она приглашающе кивнула в сторону чернеющего проёма спальни, видневшегося сбоку.
- А мама? – неуверенно спросил Алёшка.
- Она в больнице, её ещё два дня точно не будет.
Парень зашёл в прихожую и щёлкнул выключателем, сделав в этот пья_ненький вечер выбор своей дальнейшей жизни.
Антонина Фёдоровна в этот вечер в последний раз за два года заснула в кресле, не дождавшись сына. Наутро она, тщательно намочив деревянный пол в зале, перетащила тумбу с тяжеленным телевизором, и поставила её напротив дивана.
Алёшка уснул в этом же доме, но не в той квартире, где его ждали все два года, вспоминая утром, днём, в обед и вечером.
Он вернулся домой на третьи сутки, вечером. Торопливо обнял мать, обдав её запахом пер_регара и устойчивого пота.
- Я к Але перееду. Вот.
- Моё мнение тебе не интересно, как я понимаю, - сухо сказала женщина.
- Ну, мам, я же взрослый уже. Из армии пришёл, ты не забыла? – сыну хотелось поскорее закончить этот никчёмный разговор.
- Алёша, она ещё студентка. Живи дома, гуляй с ней, если хочешь. Это что за необходимость такая, сын?
- Я люблю её. Хочу с ней быть. Хотя, тебе откуда знать, что это такое. Ты же никогда никого не любила. Я тебя с мужчиной даже никогда не видел.
- Это что такое? Ты что себе позволяешь? Если я никого никогда в дом не приводила, это не значит, что я никогда не любила! – Антонина Фёдоровна стыдливо запахивала халат на груди обеими руками. – И, потом, ты знаешь, какого поведения твоя драгоценная Аля? Думаешь, ты первый у неё такой ночуешь?
Алёшка широко улыбался, глядя на побледневшую мать.
- Знаю, мама, знаю. Аля мне так и сказала, что ты мне о ней говорить будешь. Так что можешь не стараться. Ни к чему всё это.
Парень прошёл в свою комнату, начал беспорядочно скидывать вещи в армейский баул, утрамбовывая сердитыми кулаками.
- Жить-то вы на что собираетесь? Матери на портнихину зарплату вас троих не потянуть. Ты об этом подумал?
- Найду какую-нибудь работёнку, не переживай, к тебе клянчить не приду.
Мать видела состояние Алёшки. Она понимала, что ссориться с ним сейчас – это подливать масла в огонь, и старалась изо всех сил держать себя в руках.
- Хорошо, сынок, хорошо. Давай не будем спорить. Ты взрослый, решаешь сам, я всё понимаю. Но имей, пожалуйста, ввиду, что ты всегда можешь прийти домой. Всегда. Что бы ни случилось.
Пара носков безвольно повисла, замерев, придушенная мощным кулаком. Бледное лицо сына в выступившими желваками повернулось к матери.
- Ничего не случится. Даже не надейся, - тихо произнёс он, сунул носки в баул и вышел, хлопнув дверью.
Антонина Фёдоровна опустилась на его кровать. Положила ладони на подушку, погладив её. Потом прижала к своему лицу и залилась слезами бессилия. Как бы она хотела сейчас вдохнуть запах его волос, её ребёнка, которому она отдала всю свою жизнь. Ради спокойствия которого не решилась связать свою нестарую ещё судьбу с мужчиной, который предлагал ей переехать в далёкий портовый город и начать всё снова. Она плакала, беспомощно вздрагивая худыми плечами, зная, что сегодня осталась одна, навсегда. Что потеряла своего Алёшу. Что никто не пожалеет её, не позаботиться, не спросит, не больна ли она. Слёзы иссякли, оставив после себя пустоту в душе и набрякшие отёки на глазах. Антонина Фёдоровна уснула на кровати сына, на сырой подушке, накинув на холодные ступни уголок от покрывала.
§§§
Эдика не приняли на работу на комбинат, как обещали до его ухода в армию. Молоденькая кадровичка, не глядя на него, равнодушно бросила:
- Заходите, узнавайте, может, вакансии и появятся. До свидания, - и занялась важнейшим в её сегодняшней жизни, делом, а именно, обновлением маникюра.
Парень ходил по городу в надежде найти работу, день за днём. Его уверенность таяла, как и окрылявшая недавно мечта. Можно было устроиться грузчиком, но платили на такой работе гроши. Продавцом в строительный магазин его не взяли, узнав из расспросов, что он ничего в этом не смыслит.
- Я быстро всему научусь. Ну, что в этом такого? Знания высшей математики ведь не нужны, наверное?
Заведующий с интересом пригляделся к настойчивому пареньку, который был явно в хорошей физической форме. Один его глаз был голубого цвета, а второй – зелёного, отчего Эдику становилось жутковато.
- В армии служил? – разноглазый заведующий воровато оглядывался по сторонам.
- Служил, - ответил парень, непроизвольно повторяя головой движения заведующего.
- Какие войска? –голубой глаз пристально уставился на Эдика.
- Войска Дяди Васи, - ответил парень.
- Когда вернулся? – продолжался расспрос.
- Неделя ещё не прошла, - Эдику самому стало интересно, к чему приведёт такое подробное изучение его недавнего прошлого.
- В милицию приводы имеются?
- Я, наверное, не по адресу, - парень развернулся на месте, намереваясь уйти.
- Э-э, погоди, - заведующий протянул руку, будто пытаясь удержать Эдика. – Есть одна работёнка, надо только с хозяином перетереть, - миролюбиво сказал он. – Тебе какая зарплата нужна?
Парень нерешительно пожал плечами, и назвал цифру, которая, по его мнению, равнялась заводской зарплате.
Заведующий нервно хихикнул:
- Пройдёшь собеседование, в десять раз больше смело проси, понял? – Он призывающе поманил Эдика к себе. – И тридцать процентов с первой получки мне отстегнёшь, понял?
- Понял, - согласился парень.
- Здесь жди, я сейчас, - распорядился разноглазый заведующий, и удалился в темноту подсобки.
Эдик слышал стрёкот вращения дискового телефона, а затем полушёпот своего недавнего знакомого.
- Ага. Понял. Завтра в шесть вечера. Всё-всё, я понял. – Трубка легла на рычаг, разноглазый вышел к Эдику. – Завтра в шесть вечера подходи сюда же. Хозяин на тебя посмотрит, может, что и выгорит. Бывай! – он в прощальном жесте поднял правую руку, на которой не хватало большого пальца.
Парень вышел на улицу, отправился, не спеша, в сторону Лизиного дома. Он был готов на многое, чтобы иметь хотя бы шанс обеспечить любимой приятную безоблачную жизнь.
Продолжение следует.
Путеводитель здесь.