Вчера моя невестка спросила, не забыла ли я выключить утюг...
— Даже не думайте приезжать снова, — спокойно произнесла Алла Сергеевна, аккуратно промокнув губы салфеткой.
Анна замерла с вилкой в руке. Звук упавшей где-то в глубине дома капли эхом отозвался в повисшей тишине. Она перевела взгляд на мужа – Олег продолжал невозмутимо есть, словно не услышал слов матери.
— Мам, ты это сейчас серьёзно? — Анна попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.
— Абсолютно, — Алла Сергеевна встала из-за стола. — Я сказала то, что хотела сказать.
Десять лет. Десять лет они приезжали сюда каждый месяц. Свекровь всегда встречала их с искренней радостью, накрывала стол, расспрашивала о жизни. А сегодня... Сегодня всё изменилось.
С самого порога Анна почувствовала холодок. Никаких привычных объятий, никаких расспросов. Алла Сергеевна открыла дверь, кивнула и ушла на кухню. Даже не предложила помочь с сумками.
— Может, устала просто, — шепнул тогда Олег, но Анна уже знала – дело не в усталости.
За ужином они говорили о погоде, о ценах, о новостях. Точнее, говорили Анна и Олег. Свекровь отвечала односложно, будто отмахиваясь от назойливых мух. А потом прозвучала эта фраза.
— Алла Сергеевна, — Анна поднялась следом за свекровью. — Может, мы что-то сделали не так? Вы скажите...
— Ничего вы не сделали, — отрезала та. — Просто я так решила.
Олег наконец оторвался от тарелки:
— Мам, ты чего? Какая муха тебя укусила?
— Никакая. И давайте закроем эту тему.
Алла Сергеевна вышла из кухни. Через минуту наверху хлопнула дверь её спальни.
— Да ладно тебе переживать, — Олег притянул жену к себе. — Знаешь же – у неё бывает. Завтра отойдёт.
Но Анна чувствовала – не отойдёт. Что-то случилось. Что-то серьёзное. И если они не поймут что именно, эта трещина в отношениях превратится в пропасть.
Вечером, лёжа в постели, она прокручивала в голове события последних месяцев. Может, они действительно что-то упустили? Какой-то важный звоночек? Маленький сигнал?
Сон не шёл. За окном шелестели листья клёна, посаженного восемь лет назад.
Тогда свекровь светилась от счастья...
***
Утро. Обычно в это время свекровь уже гремела посудой на кухне, но сегодня дом словно застыл.
На столе – никаких привычных завтраков, только записка, выведенная ровным почерком Аллы Сергеевны: "Ушла в магазин".
Странно. Раньше она всегда дожидалась их пробуждения.
Анна машинально открыла холодильник – полные полки. Зачем идти в магазин? В прихожей заметила сумку свекрови – та, в которой она обычно носила документы. Сумка стояла криво, из неё выглядывал уголок блокнота.
Анна знала – нехорошо смотреть чужие вещи. Но что-то подтолкнуло её. Она достала блокнот, открыла.
"15 апреля. Звонили из соцзащиты. Не верить. Не открывать. Проверить в администрации".
"20 апреля. Ключи никому не давать. Даже если просят помочь".
"1 мая. Новые соседи подозрительные. Записывать, когда приходят гости".
Последняя запись:
"Они хотят забрать квартиру. Все хотят. Даже свои".
— Что ты делаешь?
Анна вздрогнула. В дверях стояла Алла Сергеевна. Взгляд – колючий, пронзительный.
— Я... простите... — Анна протянула блокнот. — Я случайно...
— Случайно? — Свекровь выхватила блокнот. — Случайно роешься в чужих вещах?
— Алла Сергеевна, что происходит? Почему эти записи? Кто хочет забрать квартиру?
— А ты думаешь, я не знаю? — Голос свекрови дрожал. — Думаешь, я не вижу, как вы с Олегом переглядываетесь? Как документы мои разглядываете?
— Какие документы? Мы никогда...
— Все так говорят! — Алла Сергеевна прижала блокнот к груди. — Сначала помогают, потом советуют, потом решают за тебя. А потом...
Она осеклась. По лестнице спускался заспанный Олег.
— О, мам.
Алла Сергеевна развернулась и быстро поднялась наверх. Снова хлопнула дверь.
— Что это с ней? — Олег потянулся.
Анна смотрела ему вслед. Теперь она начинала понимать. Эти записи, эта подозрительность... Что-то случилось. Что-то, о чём они не знали.
В дверь позвонили. На пороге стояла соседка, Вера Павловна.
— Аллочка дома? — спросила она, заглядывая в прихожую. — А то после того случая я каждый день захожу, проверяю...
— После какого случая?
Вера Павловна осеклась:
— Ой, так вы не знаете?
***
— Два месяца назад это было, — Вера Павловна говорила тихо, поглядывая на лестницу. — Пришли двое, представились из соцзащиты. Сказали – новая программа помощи пенсионерам. Документы показали, всё как положено.
Анна слушала, чувствуя, как внутри растет тревога.
— Убедили её договор подписать. На социальное обслуживание, вроде как. А там мелким шрифтом – согласие на продажу квартиры. Еле успели опомниться. Если б не участковый...
— И она нам ничего не сказала, — Олег сжал кулаки. — Почему?
— А что говорить? — раздался голос сверху.
Алла Сергеевна медленно спускалась по лестнице. Села в кресло, расправила складки на платье.
— Чтобы вы начали причитать? Охать? Решили, что я выжила из ума и не могу сама за себя отвечать?
— Мам...
— Не перебивай. — Она подняла руку. — Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Как проверяешь, выключила ли я газ? Как звонишь каждый вечер – не забыла ли я лекарства принять?
— Но мы же беспокоимся! — не выдержала Анна.
— Беспокоитесь... — Алла Сергеевна усмехнулась. — А знаете, что самое обидное? Те мошенники – они хоть честно врали. А вы... Вы делаете вид, что всё нормально, а сами ждёте, когда я совсем одряхлею. Чтобы взять всё под контроль.
— Неправда! — Олег вскочил.
— Правда, сынок. Я же вижу. Вчера ты уже в шкафах моих рылся – искал договор на квартиру?
Олег побледнел:
— Я квитанции искал. За свет. Ты же жаловалась, что счета большие...
— Вот! — Алла Сергеевна торжествующе подняла палец. — Уже лезете в мои счета. А дальше что? Карточку отберёте? В дом престарелых?
Вера Павловна тихонько встала:
— Я, пожалуй, пойду...
— Сидите! — вдруг крикнула Алла Сергеевна. — Вы же единственная, кто просто так заходит. Без умысла. Без планов на мою квартиру.
Анна почувствовала, как к горлу подступают слёзы. Десять лет. Десять лет они были семьёй. А теперь...
— Знаете что? — она встала. — Вы правы. Мы действительно беспокоимся. Потому что любим вас. Но если вы видите в этом только корысть...
Она не договорила.
***
Вечер опускался на город медленно, словно давая всем время подумать. Анна сидела в саду, глядя, как качаются ветви клёна. Олег уехал "проветриться" – она знала, это означает, что он кружит по городу, пытаясь справиться с обидой.
— Можно к тебе?
Анна обернулась. Алла Сергеевна стояла, держа в руках две чашки.
— Конечно.
Свекровь присела рядом, протянула чашку:
— Держи. Только не спрашивай, выключила ли я чайник.
В голосе звучала горечь, но уже без прежней злости.
— Знаете, — медленно начала Анна, — моя бабушка говорила: "Когда боишься, рискуешь потерять всё".
— Умная была женщина, — кивнула Алла Сергеевна. — А я... я ведь правда испугалась. Себя испугалась.
Она помолчала, глядя куда-то вдаль.
— Понимаешь, эти мошенники... они ведь не силой вломились. Они говорили так убедительно, так правильно. И я поверила. Я! Которая всю жизнь других учила быть осторожными.
— Это может случиться с каждым.
— Может. Но после... — Алла Сергеевна сжала чашку. — После я стала замечать взгляды. Соседи шептались: "надо же, такая умная женщина, а купилась". В магазине кассирша стала пересчитывать мне сдачу медленно-медленно, словно я уже выжила из ума.
Анна слушала, боясь пошевелиться.
— А потом я начала видеть это во всём. В том, как Олег проверяет газ. В том, как ты записываешь мои лекарства. И мне стало страшно – вдруг вы тоже считаете, что я уже не могу...
— Что вы не можете что?
— Жить самостоятельно, — она невесело усмехнулась. — Знаешь, что самое страшное в старости? Не морщины, не болезни. А то, что однажды за тебя начинают решать другие. Даже самые близкие.
Анна поставила чашку:
— А если мы пообещаем не решать за вас? Если будем просто рядом – когда вы сами захотите?
Алла Сергеевна повернулась к ней. В сумерках её глаза казались влажными.
— Ты правда не обиделась? После всего, что я наговорила?
— Обиделась, — честно ответила Анна. — Но знаете... иногда обида – это просто способ скрыть боль.
И у вас, и у нас.
***
Утром следующего дня Анна собирала сумки. Олег вернулся поздно ночью, и они долго говорили. О маме. О страхах. О том, как легко потерять главное, пытаясь защитить близких.
На кухне что-то звякнуло. Анна спустилась вниз и замерла в дверях.
Алла Сергеевна накрывала на стол. Три прибора – как всегда. Но что-то изменилось. В её движениях появилась особая четкость, словно каждый жест имел значение.
— Садитесь, — она указала на стулья. — Нам нужно кое-что обсудить.
Олег настороженно опустился на стул:
— Мам, если ты опять про то, чтобы мы не приезжали...
— Нет. — Она покачала головой. — Я хочу, чтобы вы приезжали. Но ...
Анна почувствовала, как отпускает внутреннее напряжение.
— Раз в месяц, — продолжала Алла Сергеевна. — Не чаще. И звонить – через день, не каждый вечер. И если я говорю, что справлюсь сама – значит, справлюсь.
— А если тебе нужна будет помощь? — тихо спросил Олег.
— Тогда я позвоню. Сама. — Она расправила плечи. — Я не хрустальная ваза, которую нужно оберегать. Я учусь жить заново. После того случая.
Анна смотрела, как свекровь разливает чай. Уверенные движения, прямая спина. Нет, не сломленная. Гордая.
— Знаете, — вдруг улыбнулась Алла Сергеевна, — я вчера весь вечер думала. О том, что вы сказали про страх потерять важное. И поняла: самое важное – это право выбирать. Даже право на ошибку.
Она достала из шкафа коробку конфет:
— Будете? Это новые, сама вчера купила. Может, невкусные – но это был мой выбор.
Олег рассмеялся, впервые за эти дни искренне:
— Мам, ты неисправима.
— И слава богу, — подмигнула она. — Кстати, — она замялась, — может, освою этот ваш видеочат. Чтобы видеть вас чаще, чем раз в месяц.
Анна смотрела в окно, где раскачивался клён. Когда-то они сажали его вместе – молодое деревце, которое могло погибнуть или вырасти сильным.
Теперь она знала – всё будет хорошо. Просто нужно научиться уважать право друг друга на самостоятельность.
И право быть рядом – когда это действительно нужно.
***
Давайте вместе научимся любить друг друга без удушья. Подписывайтесь.
***