Он стоял, не шевелясь, будто громом поражённый. Десять лет брака рушились как карточный домик, и всё из-за чего? Из-за одного неосторожного слова о маминых пирожках?
— Кать, ты что... серьёзно? — голос предательски дрогнул.
— Абсолютно! — она швырнула на кровать его любимую рубашку. — Я устала конкурировать с твоей мамой. "А вот мама так не готовит", "А — вот мама всегда..." Знаешь, что? Пусть мама и заботится о своём великовозрастном сыночке!
Олег медленно опустился на край кровати. В голове крутился водоворот мыслей. Как они дошли до этого? Ещё утром всё было нормально. Обычное воскресенье: он варил кофе, она пекла блинчики...
— Слушай, давай поговорим спокойно, — он попытался взять её за руку, но Катя отдёрнула её, словно обожглась.
— Поговорим?! — её голос взлетел до пронзительной ноты. — Десять лет разговоров! Десять лет я пытаюсь стать идеальной женой для тебя. А знаешь, что я поняла? Идеальная уже есть — твоя мама!
В дверном проёме появилась встревоженная мордашка их восьмилетней дочки Алисы.
— Мам, пап, вы чего ругаетесь?
Катя мгновенно переменилась в лице, натянув улыбку:
— Всё хорошо, солнышко. Иди поиграй в своей комнате.
Но Алиса, унаследовавшая мамину проницательность, не сдвинулась с места:
— Папа, ты уходишь от нас?
Этот невинный детский вопрос ударил больнее любых Катиных слов. Олег почувствовал, как к горлу подступает ком.
— Нет, зайка, что ты... — начал он, но Катя перебила:
— Папе нужно немного пожить у бабушки. Чтобы подумать.
Алиса нахмурилась:
— Как Машкин папа? Он тоже уехал подумать, а потом у неё появился новый папа...
В комнате повисла тяжёлая тишина. Олег переводил взгляд с дочери на жену, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Неужели всё действительно настолько серьёзно?
— Катя, давай не будем горячиться, — он встал, пытаясь придать голосу твёрдость. — Мы же семья...
— Были семьёй, — отрезала она. — До того момента, пока ты не превратил наш брак в бесконечное сравнение с твоей мамой. Знаешь, что самое обидное? — её глаза заблестели от слёз. — Я ведь правда старалась. Училась готовить, как она, держать дом в чистоте, как она... А потом поняла — это бессмысленно. Я никогда не стану твоей мамой. И не хочу ею быть!
За окном начал накрапывать дождь. Капли барабанили по стеклу, создавая причудливый аккомпанемент их семейной драме. Алиса тихонько всхлипнула и убежала в свою комнату.
— Я люблю тебя, а не маму, — тихо произнёс Олег.
— Правда? — Катя горько усмехнулась. — Тогда почему каждое воскресенье мы обязательно должны ехать к ней на обед? Почему все праздники — только у неё? Почему...
Звонок телефона прервал её монолог. На экране высветилось "Мама". Олег машинально потянулся к телефону, но перехватил взгляд Кати — в нём читалось всё: обида, разочарование, усталость.
— Ну вот, — она покачала головой. — Даже сейчас... Иди, ответь. Мама волнуется.
Телефон продолжал настойчиво звонить. Олег стоял на распутье, понимая, что следующий его шаг может изменить всю его жизнь...
Телефон замолчал. Олег рванулся к детской комнате, но Катя преградила ему путь…
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стояла она — его мать, Вера Петровна, собственной персоной. В руках — неизменная сумка с гостинцами.
— Олежек, ты не берёшь трубку, я забеспокоилась! — она протиснулась в прихожую. — Катюша, а что это у вас глаза красные? Поругались?
Катя побледнела:
— Вера Петровна, сейчас не самое подходящее время...
— Глупости! — решительно заявила свекровь. — Для матери всегда подходящее время. Вот, пирожки принесла, твои любимые, Олежек, с капустой.
— Мама, пожалуйста... — начал Олег, но было поздно.
— Именно! — взорвалась Катя. — "Олежек", "пирожки"... Вы его хоть на день можете оставить в покое? Ему тридцать пять лет!
Вера Петровна поджала губы:
— А что плохого в том, что мать заботится о сыне? Вот ты, Катерина, борщ так и не научилась варить как следует. У тебя он какой-то... бледный получается.
— Мама! — Олег повысил голос, но его никто не слушал.
— Знаете что? — Катя схватила сумку с пирожками. — Вот, забирайте своего Олежека и его любимые пирожки! — она распахнула входную дверь. — И борщ ему варите! И носки стирайте! И...
Сумка полетела в коридор, пирожки рассыпались по полу. Вера Петровна ахнула:
— Да как ты смеешь?! Олег, ты видишь, как она себя ведёт?
Из детской выскочила заплаканная Алиса:
— Не ругайтесь! Пожалуйста!
— А ты, доченька, иди к себе, — процедила сквозь зубы Вера Петровна. — Взрослые разговаривают.
Это стало последней каплей для Кати:
— Не смейте указывать моему ребёнку, что делать! — она повернулась к мужу. — Олег, либо ты прямо сейчас решаешь, с кем ты — с нами или с мамой, либо... либо мы с Алисой уезжаем к моей сестре!
— Что значит "либо"?! — возмутилась Вера Петровна. — Какие ультиматумы? Олежек, сынок, да разве можно это терпеть?
Олег смотрел на рассыпанные пирожки, на заплаканное лицо дочери, на пылающие гневом глаза жены, на возмущённую мать... В голове пронеслись все десять лет их с Катей брака. Воскресные обеды у мамы. Постоянные звонки и незваные визиты. Мамины замечания о том, как Катя ведёт хозяйство. Её советы по воспитанию Алисы...
— Довольно! — его голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Мама, ты... ты действительно слишком часто вмешиваешься в нашу жизнь.
Вера Петровна охнула, схватившись за сердце:
— Неблагодарный! Я же только добра...
— Нет, мама. Ты душишь нас своей заботой. Я люблю тебя, но... — он взял Катю за руку. — Я люблю свою жену. И дочь. И я выбираю их.
Повисла оглушительная тишина. Первой её нарушила Вера Петровна:
— Значит так? — её голос дрожал. — Ну что ж... — она наклонилась, начала собирать рассыпанные пирожки. — Раз я больше не нужна...
Олег шагнул к матери:
— Мама, я не это имел в виду...
Но Вера Петровна уже выпрямилась, держа сумку с помятыми пирожками:
— Нет-нет, всё правильно. Ты сделал свой выбор. Но запомни мои слова: придёт день, и ты пожалеешь об этом! — она повернулась к Кате. — А ты... ты ещё вспомнишь мои советы!
Дверь захлопнулась. В прихожей остался стоять едкий запах маминых духов и гнетущая тишина. Алиса всхлипывала, уткнувшись в мамину юбку.
— Кать... — Олег осторожно обнял жену и дочь. — Прости меня. За всё прости.
Катя уткнулась ему в плечо:
— Ты правда выбрал нас?
— Правда. Только... — он замялся. — Что теперь будет?
За окном громыхнуло. Начиналась гроза, а вместе с ней — новая глава в их жизни. Глава, в которой им предстояло научиться жить по-новому. Без маминых пирожков, зато по своим правилам.
Но никто из них не знал, что Вера Петровна, выйдя из подъезда, уже набирала номер телефона.
— Алло, Зиночка? Помнишь, ты говорила, что твой сын-адвокат занимается семейными делами? Мне срочно нужна его помощь...
Прошла неделя.
Семья постепенно приходила в себя после случившегося. Олег старался больше времени проводить с женой и дочерью, а на звонки матери отвечал редко и коротко. Катя впервые за долгое время почувствовала себя настоящей хозяйкой в доме.
Но однажды утром в дверь позвонили.
— Заказная корреспонденция, — сухо произнёс почтальон, протягивая конверт.
Катя побледнела, увидев штамп юридической конторы. Дрожащими руками она вскрыла конверт:
"Уважаемый Олег Владимирович! Настоящим уведомляем Вас, что Ваша мать, Вера Петровна Симонова, подала исковое заявление об определении порядка общения с внучкой..."
— Олег! — крикнула Катя. — Иди сюда, быстро!
Он выскочил из ванной с полотенцем на плечах:
— Что случилось?
— Вот, полюбуйся! — она протянула бумаги. — Твоя мать подала на нас в суд! Хочет установить график встреч с Алисой!
Олег пробежал глазами документ:
— Но это же абсурд! Мы ей не запрещали видеться с внучкой!
— Да! — Катя нервно рассмеялась. — Она решила отомстить. Если не может контролировать нас через тебя, будет через Алису!
В этот момент зазвонил телефон. На экране высветилось "Мама".
— Не бери, — процедила Катя.
Но Олег уже нажал на "ответить":
— Мама, это правда? Ты подала на нас в суд?
— А что мне оставалось делать? — голос Веры Петровны дрожал от праведного гнева. — Вы меня к ребёнку не подпускаете!
— Что?! Прошла всего неделя!
— Вот именно! Целая неделя! Я имею право видеть свою внучку! А твоя жена...
— Не смей впутывать сюда Катю! — Олег повысил голос. — Это ты всё разрушаешь своим контролем!
В трубке послышался мужской голос:
— Олег Владимирович? Адвокат Зиновьев. Предлагаю встретиться и обсудить ситуацию...
Катя выхватила телефон:
— Знаете что? Встретимся в суде! — она сбросила звонок и разрыдалась.
— Мам, пап, а что такое суд? — раздался тихий голос Алисы. Она стояла в дверях своей комнаты, прижимая к груди плюшевого зайца.
Родители переглянулись. Как объяснить ребёнку, что бабушка, которая ещё недавно пекла ей пирожки, теперь таскает их по судам?
— Солнышко, иди собирайся в школу, — мягко сказала Катя, вытирая слёзы.
— Я не хочу в школу! Там все спрашивают, почему бабушка больше не забирает меня...
Олег подошёл к дочери:
— Алис, помнишь, мы читали сказку про злого волшебника, который заколдовал принцессу? Иногда взрослые тоже попадают под злые чары. Но это проходит.
— А бабушка под чарами? — глаза Алисы расширились.
— Да, милая. Под чарами обиды и гнева. Но мы справимся.
В дверь снова позвонили. На пороге стоял курьер с букетом:
— Конверт от Веры Петровны Симоновой.
— Что? — отрезала Катя.
— Это вам, — он протянул конверт. — От неё.
В конверте лежала фотография: маленький Олег с мамой в парке аттракционов. На обороте надпись: "Помнишь, сынок, как мы были счастливы? Пока она не забрала тебя у меня..."
Катя скомкала фотографию:
— Вот значит как? Ну что ж...
— Подожди, — Олег поймал её за руку. — Давай не будем...
— Что не будем? Позволим ей разрушить нашу семью? — Катя достала телефон. — Алло, Маша? Помнишь своего однокурсника-юриста? Мне нужен его номер.
Олег смотрел на жену, на дочь, на смятую фотографию... Где-то в глубине души он понимал: это только начало. Его мать не из тех, кто легко сдаётся. А значит, им предстоит долгая битва. Битва за право быть семьёй. За право самим решать, как жить.
За окном снова начался дождь. Но теперь это был уже не летний ливень, а холодный осенний дождь. Предвестник долгой и мучительной битвы между самыми близкими людьми...
Три месяца спустя Олег сидел в своей машине напротив здания суда. Моросил мелкий дождь, и капли медленно стекали по лобовому стеклу, размывая очертания серого здания. Сегодня состоялось последнее заседание.
Он достал телефон, открыл галерею. Вот они с Катей в день свадьбы — молодые, счастливые. Вот первый день рождения Алисы — мама держит внучку на руках, светится от счастья. Тогда всё было по-другому. Когда же всё пошло не так?
Звук открывающейся дверцы вывел его из задумчивости.
— Всё готово, — тихо сказала Катя, садясь рядом. — Забрала документы.
— А где Алиса?
— У Марины. Я попросила её забрать дочку из школы.
В салоне повисла тяжёлая тишина. За эти месяцы они все изменились. Катя осунулась, под глазами залегли тени. Олег начал седеть — первые серебряные нити появились на висках. Даже Алиса стала тише, серьёзнее, словно повзрослела раньше времени.
— Знаешь, — наконец произнесла Катя, — твоя мать сегодня выглядела такой... потерянной.
Олег кивнул. Он помнил, как дрожали мамины руки, когда она подписывала мировое соглашение. Два раза в месяц, по четыре часа — вот и всё, что осталось от их некогда тесного общения.
— Может, мы слишком... — начал он.
— Нет, — Катя покачала головой. — Мы сделали то, что должны были. Для нашей семьи. Для Алисы.
Она достала из сумки конверт:
— Вот, передала через адвоката.
В конверте лежала открытка — самодельная, с неровно вырезанным сердечком. Почерк Веры Петровны:
"Олежек, прости свою мать. Я не хотела... Просто не умею отпускать. Катюша, и ты прости, если сможешь. Алисоньке купила краски, которые она хотела — передам в следующую встречу. Целую всех. Мама."
Олег сложил открытку:
— Поехали домой?
Катя молча кивнула. Всю дорогу они не произнесли ни слова. Каждый думал о своём.
Дома их встретила Алиса:
— Мам, пап! А мы с тётей Мариной пиццу приготовили!
— Умница, — Катя обняла дочь, но Олег заметил, как она украдкой вытерла слезу.
Вечером, когда Алиса уже спала, они сидели на кухне. За окном всё так же моросил дождь.
— Слушай, — Олег вертел в руках чашку с чаем, — а помнишь, как мама учила тебя печь свой фирменный пирог?
— Помню, — Катя грустно улыбнулась. — Три раза переделывала, пока не получилось. А она всё подбадривала: "У тебя особенный почерк, Катюша. Не надо как у меня — делай по-своему."
— А помнишь...
— Не надо, — она накрыла его руку своей. — Давай просто... жить дальше.
Той ночью Олегу приснилась мама. Она сидела в своём любимом кресле и вязала бесконечный шарф — такой же, как в его детстве. "Мам, зачем так длинно?" — спрашивал маленький Олег. "Чтобы всех согреть, сынок," — отвечала она, улыбаясь.
Утром в дверь позвонили. Курьер протянул посылку:
— Распишитесь.
Внутри лежал тот самый шарф из сна — старый, чуть потёртый, пахнущий маминым домом. И записка: "Нашла в шкафу. Помнишь, ты всё спрашивал, почему такой длинный? Теперь у тебя своя семья — тебе виднее, как его носить. Люблю вас."
Олег бережно свернул шарф. Не всё можно склеить, как разбитую чашку. Иногда трещины остаются — тонкие, едва заметные, но они есть. И с этим нужно научиться жить.
С тех пор так и повелось. Вера Петровна приходила строго по графику. Пекла пироги, играла с внучкой, говорила с Катей подчёркнуто вежливо. И каждый раз, уходя, оставляла на столе что-нибудь из прошлого: старую фотографию, детский рисунок Олега, записную книжку с рецептами.
Постепенно в их жизни установилось хрупкое равновесие. Не идеальное, не такое, как прежде, но, возможно, именно такое, какое нужно. Потому что иногда любовь — это не когда всё идеально. А когда умеешь принять несовершенство друг друга и жить дальше.
В их историю не вернулись воскресные обеды всей семьёй и внезапные визиты. Но появилось что-то новое: уважение к чужим границам, умение слышать друг друга и — самое главное — понимание, что любовь не измеряется количеством пирожков и частотой встреч.
А шарф? Он так и лежит в шкафу. Иногда Алиса достаёт его, заворачивается с головой и спрашивает: "Пап, а почему он такой длинный?" И Олег отвечает: "Чтобы согреть всех, кого любишь. Даже если они далеко."
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
