Инна Бояринова, 27-летняя молодая женщина из профессорской семьи, была в отчаянии, когда узнала, что ее жених Борис предпочел браку научную долгосрочную командировку за рубеж. И хотя ближайшая подруга брошенной невесты Надя рекомендовала девушке вычеркнуть эгоиста из своей жизни, Бояринова все же послушалась совета матери, от которой сильно эмоционально и душевно зависела. Виолетта Степановна настаивала на том, чтобы дочь последовала за женихом, даже если для этого придётся пойти на серьёзные материальные траты.
***
На следующий день, вняв совету матери, Инна отправилась в институт к Борису. Там ей сообщили, что аспирант Комаров вызван к завкафедрой Гладилиной, и молодая женщина поспешила туда.
То, что Инна увидела в незапертом кабинете завкафедрой, вызвало все ее негативные эмоции на поверхность. Борис страстно целовал Гладилину в районе декольте. Своим напором он практически уложил женщину на стол.
— Грязное, мерзкое, похотливое животное! — вырвалось у Инны. Любовники даже не услышали, как она вошла. — Значит, в этом заключается твоя научная работа, да?!
— Послушай, я, между прочим, тебе ничего не обещал, — ответил, поправляя галстук, Борис.
— Кажется, я поняла, кто это такая, — взяла голос раздраженная завкафедрой. — Дочь профессора Фёдора Бояринова? Которую никак не могут выдать замуж. Борюнь, ну что ж ты ей ничего не объяснил, вот этой своей девушке?
— Вообще-то мы с ней уже попрощались, — ответил Комаров.
— А, значит, она не поняла. — Гладилина подошла к Инне и посмотрела ей в глаза. — Тогда я вам сама всё объясню. Милая девушка, послушайте, ваши истерики здесь никому не нужны. Нам с Борисом Андреевичем есть чем заняться, и поэтому не нужно беспокоить нас по всяким разным пустякам. Надеюсь, я понятно объяснила?
— Понятно. Понятно, — пребывая в шоке, сказала Инна. — Я только хочу, чтобы ваш Борис Андреевич знал, что я не позволю вытирать о себя ноги!
— Ну и что ж ты сделаешь? — с ехидной улыбкой спросила Гладилина. — Интересно просто.
— А я не знаю. Только вот если, если ради вот этой своей дутой карьеры он опустился до такого, то, — Инна обратилась к Борису, — я тебе её, Боря, испорчу. И вам тоже! — угрожающее высказала в сторону хозяйки кабинета.
— Это угрозы? — уточнила та. — Что ты сделаешь? Посмотри на себя — ты вообще ноль без палочки. Папаши твоего давно нет в живых, а мамочка твоя, мамочка твоя тебе ничем не поможет.
Инна впервые в жизни столкнулась с таким хамством, грубостью и сверхцинизмом, и она даже не смогла за себя постоять. А что она могла сделать? Наверное, выглядела нелепо и жалко. А Борис даже не заступился, только поддакивал своей начальнице. И в этот момент Инна поняла, насколько она ему безразлична.
***
Несколько дней Бояринова не выходила из квартиры, пребывая в глубокой депрессии и не желая никого видеть. Виолетта Степановна сама приехала к дочери, чтобы узнать, что с ней стряслось.
Молодая женщина не хотела рассказывать матери о встрече с Борисом, но та упорно лезла Инне в душу.
— ...Вот как ты не понимаешь, что я не хочу об этом разговаривать? — повторяла дочь. — Я не хочу о нем разговаривать и слышать о нем не хочу! Твой Борис — подлец и негодяй! Он ничтожество последнее! Довольна?
— Не ори на мать, — спокойно отреагировала Виолетта Степановна. — В том, что твой Борис оказался негодяем, моей вины нет.
— Да? — Инна специально сделала удивленное лицо. Она даже встала с дивана и подошла к матери вплотную. — То есть ты не виновата? А кто мне его навязал? Если б не ты, я бы ни за что не стала встречаться с таким моральным уродом. Это ты во всём виновата, мама. Это ты, ты сломала мне жизнь. Я из-за тебя осталась у разбитого корыта.
Здесь уже Инна явно перегибала палку, однако для нее это не было очевидным.
— Что ты несёшь? Ты взрослый человек. О, Господи! — Виолетта Степановна не знала, как вразумить свою дочь. Хотя отчасти понимала, что та права. Ведь дружба, а потом и роман Инны с Комаровым случилась не без ее участия и настояния. Но признаваться в этом матери не хотелось. Вместо этого она сказала: — Какое счастье, что отец не дожил до этого кошмара!
— Вот именно, кошмара! Это... Это ты сделала из меня... сделала из меня пластилин! Ты меня задавила! Я даже... я даже не могу за себя постоять! Я... Я терплю всё! Я терплю унижение! Я... Я только и знаю, что я киваю и соглашаюсь! Я терпила, мама! Голая терпила! Киваю и соглашаюсь! Да что ж такое?!
— О, Боже! Ну, это уже истерика просто! Инна, в конце концов, я хочу знать, что произошло.
— Да то, что по твоей вине мне пришлось пережить страшное унижение. Вот, что произошло. Или тебе нужны подробности?
— Да, мне нужны подробности.
— Дождёшься. Хватит. Всё, я теперь не буду выслушивать твои сентенции. Я теперь буду жить самостоятельно. Понятно? Буду жить своим умом! Я не буду никого слушать!
Инна плюхнулась на бивал лицом вниз, уткнувшись в подушку и заплакала горючими слезами.
— Как скажешь, — ответила на это Виолетта Степановна. — Только, боюсь, вряд ли у тебя это получится.
Мать встала с кресла и прошла по комнате к порогу. Там остановилась.
— Не переживай. За помощью не прибегу, — уверенно произнесла Инна.
— Напрасно. Тебе 27 лет, а ведёшь себя, как подросток в пубертатный период. Взрослый человек, а так и не научилась владеть собой.
— Я тебя умоляю, пожалуйста, мама, хватит! Ну, оставь меня в покое! Пожалуйста, уходи!
— Боже мой... Это дочь профессора Бояринова! Фу!
У Инны внутри все клокотало, всё, что накопилось: чувство боли, унижения — всё выплеснулось в один момент. Она, конечно, понимала, что я зря сорвалась на маму и что она не виновата. Но, как это не покажется странным, стало легче, и всей ее депрессии, апатии быстро пришёл конец. Инна будто наполнилась решимостью доказать свою состоятельность не только маме, но и себе самой.