Превращение Петьки в Иван-царевича
Марья допивала чай, когда Зая спросила её:
– Что-то видок у тебя не очень. Вся осунулась. Замучил он тебя?
Марья отставила чашку и принялась гладить пальцами скатерть.
– Заинька, мне совершенно не с кем посекретничать. С бабушкой на эту тему не поговоришь, сама понимаешь. С одногруппницами тоже.
– Со мной можешь! Проходу тебе не даёт?
Марья кивнула.
– Хожу сонной тетерей. А на мне – дети, учёба, беременность и куча других дел.
– Понятно, как с цепи сорвался. Мой вон, кобелина с большим прогоном, а тоже туда! Попросишь его что-нибудь по хозяйству сделать – так он за так не соглашается. Сначала, говорит, пойдём вспомним молодость. А откажешь – он по бабам побежит. Они ведь, мужики, так устроены.
– Мне Романова до слёз жалко. И вообще всех людей на свете тоже. Женщин особенно. Но и бедные наши мужчинки живут в страшном напряжении! На их плечах – ответственность за всё в мире. Мы прячемся за их спины, а они принимают огонь на себя. Романов относится ко мне очень хорошо. Я не хочу его обижать отказами. Но надолго ли меня хватит? Ему бы подошла какая-нибудь выносливая гром-баба, слонопотамиха, буйволица.
– Не-е-ет, даже мысли не допускай! Ты для него – самый раз! Он же от счастья светится. Марья, поверь мне, Святослав Владимирович – очень переборчивый человек! Девок сюда отродясь не водил, я б знала. По гостиницам с ними тоже не шастал, дома всегда ночевал. Его ж затворником называли. А ты в курсе, что он целых два года храм строил в соседнем посёлке? Хотел сперва в нашем, но тут народу мало, а в соседнем – поболее. Притом здесь живут одни богачи, а там – простой народ. Так он и жителей к стройке привлёк, и сам ездил туда в свободное время. Вместе с батюшкой раствор замешивал, кирпичи клал, купола поднимал. Я еду работникам готовила и всё своими глазами видела.
Марья прижала руки к груди и слушала, открыв рот. Слёзы непроизвольно навернулись на её глаза. Когда дело касалась темы Бога, она всегда впадала в священный трепет и начинала от умиления плакать.
– Антоныча уговорил, – дальше вспоминала Зая, – чтобы тот прораба контролировал. Рабочие Святослава Владимировича уважали, материалы никто не воровал. Он для того стройку и затянул, чтобы самому в ней подольше участвовать. Батюшка в нём души не чает и до сих пор к нему с разными нуждами приходит. Дороги к церкви вовсе не было, так Святослав Владимирович туда гравийку проложил, а не бетоном залил. Сказал, чтоб земля дышала. Твой Романов – божественный человек! А насчёт супружеской активности… Учёные пишут, что она бурная только первые годы, а потом стихает.
– Зая, я сейчас погрузилась в старину, изучаю её по фольклору. Ну так вот, раньше мужики упахивались! На них были вспашка, боронование, посевная, уборка урожая, косьба, молотьба, рубка изб, кладка печей, копка колодцев. В общем, изнурялись физическим трудом. А современным мужчинам негде энергию тратить.
– Мужики раньше упахивались, да! Но и на ночное дело у них сил хватало. По двенадцать-восемнадцать детей строгали! С рождаемостью в те времена было ого-го! Вот что, Марья. Ты поговори с ним.
– И что я скажу?
– Ума не приложу. Но знаю точно: хозяин души в тебе не чает. Может, сам догадается, что тебе надо высыпаться. А может, он так старается, потому что думает, что жена – молодка, а ему за сорок, вот и хочет доказать, что ещё огонь? И не знает, что ты такой напор еле выдерживаешь? Так что, давай, не стесняйся. Он тебя выслушает и сделает всё, чтобы тебе жилось хорошо.
– А если не так поймёт и любовницу заведёт?
– Тогда грош ему цена в базарный день. Тем более, надо заранее всё это прояснить.
– Блин, слова бы ещё подобрать!
– А я знаю, что делать. Свят Владимирович выписывает для Антоныча журнал по садоводству. Я его тоже читаю. Как-то наткнулась там на статью, что в мужчине семя созревает лишь раз в три-четыре дня. Я открою журнал на нужной странице и положу на любимую скамейку Романова. И попрошу Петьку проследить, возьмёт он журнал или нет.
Обе так и покатились со смеху. Представили, как могущественный олигарх читает статью о том, что жену надо ублажать всего дважды в неделю и никак не чаще.
– Заинька, я очень ценю твою смекалку и заботу, – сказала Марья домоправительнице, – но Романов сразу заподозрит бабий заговор! И влетит нам обеим. Так что, пусть всё идёт как идёт.
– И то правда, Марьванна. Муж у тебя – высшей пробы человек. Такими не разбрасываются.
– Да и твой Антоныч – ещё тот боец в строю!
Они снова прыснули. Потом обнялись и запели на два голоса “Тонкую рябину”.
Вдруг Марью осенило.
– Зай, а где твой Петька. Чем он занят?
– Да вон же, прячется за сосной, – и махнула неопределённо рукой.
Марья глянула в распахнутое настежь окно и действительно увидела невдалеке Антонова-младшего. И поразилась тому, какая трансформация произошла с прежде неприметным пареньком.
– Сынок, иди к нам, – громко позвала его мать.
– Зая, айда на воздух! Вот это да, в какого парнищу ты, Петя, вымахал! – восхитилась Марья, когда юнец приблизился к дамам, поздоровался и встал ровнёхонько, по струнке, – до того натянутой, что едва не зазвенел. – Ты ведь школу закончил в этом году?
– Угу.
– Как сдал экзамены?
– На золотую медаль.
– Мои поздравления, Петечка!
Он улыбнулся:
– Спасибо, Марья Ивановна.
Пошевелился, переступил с ноги на ногу, расслабился, спрятал руки за спину.
– Это да, наш Петька верзилой стал. Как греблей и плаваньем занялся, так сразу в рост пошёл, – объяснила Зая, любуясь своим ненаглядным чадом.
– И куда сынулю будете пристраивать?
– А вот насчёт этого мы с Антонычем как раз хотели с тобой переговорить. Петя – парень скромный, работящий. Куда его отдать учиться – не знаем. Раньше хотели в военное училище. Но Петька – чересчур застенчивый. Стихи пишет.
– Стихи? И ты молчала?!
– Да Антоныч, сама знаешь, мужлан ещё тот! Затюкал пацана. Говорит, стихи – блажь, не мужичье дело, а хлюпиков и слюнтяев!
– Пушкин был хлюпиком?
– И я ему говорила: пусть мальчик пишет, может, станет поэтом. Но Антонову хоть кол на голове теши.
– Это же дар, а не каприз или дурость. Поэтов мало, и они ближе всех нас к Богу! Так, Петя, я бы хотела почитать твои произведения.
– Сынок, давай, руки в ноги! Принеси! – скомандовала его мать.
А Марья стала соображать. Пётр действительно из неказистого утёнка превратился в лебедя. Он теперь словно монашек, сошедший с картин Нестерова, Крамского, Тропинина, Брусилова и Рыженко: смиренный, скромно одетый, всегда в тени. Большие его, выразительные глаза всегда опущены долу. Марье очень нравились его очи: тихие и ясные, как у нестеровского отрока Варфоломея.
Учился мальчик в поселковой школе и ходил по воскресеньям в церковь, где она его не раз встречала. Всегда в свежей рубашке, в наглаженных брюках – несомненная заслуга матери. Служил алтарником вместе с внуком батюшки. Набожность современного школьника казалась Марье чем-то из ряда вон. Когда она гуляла, то не раз видела его стоящим за старой берёзой, слившегося с ней своим черно-белым прикидом. Он постоянно о чём-то думал.
Но вот и толстая тетрадь в коленкоровой обложке. Открыла. Детский круглый почерк. Ага, это из ранних. Вчиталась. И такой на неё хлынул свет! Слёзы закапали на листы, и она быстро вытерла глаза. Это было словесное узорочье, совершенно древнерусское по духу и стилистике! Выпевание на гуслях! Живописание образами. Каждая травинка в его стихах была личностью. Каждое облако приносило себя в жертву ради урожая для людей. Петя оказался тончайшим лириком!
Зая неподвижно сидела на садовой скамье и смотрела на Марью остановившимися круглыми глазами. А сын её стоял рядом и еле дышал. Марья изредка спрашивала, что это за слово, он объяснял, и она снова погружалась в чтение. Наконец закрыла тетрадь и посмотрела на парня.
– Петенька, дай я тебе пожму руку. Ты настоящий поэт. И мы с Романовым, если не возражаешь, продвинем твоё творчество. По-хорошему, тебе бы надо поступать в Литинститут и развивать свои способности. Но есть но. Ты драгоценность, которой нужен хороший огранщик. А где его взять? Мне кажется, что таких преподавателей в наше время нет. Да и не нужны они тебе. Потому что твоим огранщиком является Сам Господь. А в профильном учебном заведении тебе могут только навредить. Все эти аналитические разборы убийственны. Слушай, Петь, а тебя часом не вдохновляет берёза, за которой ты всё время прячешься? Это твоё место силы?
Парень чуть не крикнул, что силы придаёт ему она, Марья, которую он любит давно и безнадёжно. Но горло пережало, и он закашлялся.
Понял: только что он чуть не ввёл всех в конфуз. Ведь даже под страхом смерти никто не должен вырвать у него это признание! Антоновы-старшие первыми перепугаются! Потому что очень дорожат райским местом работы и проживания. А узнай о его чувствах Романов – сотрёт Петьку в порошок! Никому не может он рассказать о своей любви, кроме старой доброй берёзы, ветра, озера и облаков, о которых он и писал, и жаловался им, и грустил, а они его утешали и вдохновляли.
Марья весь этот ворох ощущений учувствовала, но смолчала. Сначала ей стало грустно, а потом она встрепенулась:
– Петруша, а сколько тебе сейчас?
– Девятнадцать. Я два года школы пропустил по болезни.
– Ты болел? Так серьёзно?
– Да, Марьванна, было дело, – подключилась Зая, – клещ его укусил энцефалитный! Но не тут, а в детском лагере отдыха! И зачем мы только туда его отправили? Здесь, что ли, воздуха мало? Так вот, его тогда еле с того света вытащили. Осложнение было тяжёлое. Святослав Владимирович, дай, Боже, ему здоровьица, оплатил лечение и реабилитацию.
– Вот оно что! Ну, слава Богу, что выздоровел. А мне, Петя, уже двадцать. И я предлагаю тебе сыграть роль Иван-царевича в фильме, где я буду Еленой Прекрасной. Нам с тобой там будет по восемнадцать.
Зая с Петькой потеряли дар речи.
– Понимаете, – продолжила Марья. – Романов будет ревновать меня к любому актёру! И к знаменитому, и к неизвестному! У меня есть на примете два великолепных артиста, но обоим уже – хорошо за тридцатник! А тут нужны юность и чистота! Сама я уже мать, но режиссёр и Романов упёрлись рогом и твердят, что видят только меня в этой роли. И предложили мне самой подыскать кандидата на роль Ивана. Съёмки вот-вот начнутся, а его всё нет. Я отсмотрела много вариантов. Ну не лежит моя душа ни к кому! И главное, нет того, к кому бы у Романова потом не было бы предъяв! А ты, Петя, – свой в доску! К тебе он ревновать не будет. И ты красавчиком стал. Какой у тебя сейчас рост?
– Метр девяносто.
– Как и у Романова. Ты в качалку ходишь?
– Нет, это всё гребля.
– Ну вот, рост зачётный! Сам крепкий. Натуральный русич. Бреешься?
– В прошлом году начал.
– Начинай отращивать усы и бородку. Что-то есть в твоём лице старорусское. Я именно таким Иванушку вижу. Будем брать уроки верховой езды. Тебе можно по здоровью?
– Я справку принесу! Мне теперь можно всё!
– В одной из сцен ты должен будешь меня из-под носа супостатов украсть –на скаку подхватить, на коня перед собой посадить и умчать в закат!
– Ух! Я смогу!! Всё сделаю, как надо! – в диком восторге заорал Петька.
Марья с Заей рассмеялись. Парень явно чуть с ума не двинулся от неожиданного счастья.
А Петька тут же размечтался: он сможет прикасаться к Марье! И никто не запретит, а наоборот, даже потребуют делать это! И он Марье признается, что безумно любит её и как она прекрасна! И пусть это будут слова Ивана Елене, но он вложит в них весь свой пыл, и она всё поймёт.
... Романов приехал домой за полночь. Съел остывший ужин, накрытый салфеткой. Крадучись пробрался в спальню, намереваясь тихонько улечься, не нарушая покоя жены. Но её в постели не оказалось. Он прилёг, думая, что она вышла по надобности. Но Марьи всё не было и не было.
Романов сбросил ноги на пол, прошлёпал к окну, открыл его. Серебро, сполохи, волшебство. Он стал вслушиваться. Где она и с кем?
Глухая, без единого звука ночь. Кровь бросилась ему в голову! «Прибью! –червяком вылезла мысль. – Ей мало, сколько я её ублажаю?» Снова сел, потом лёг. Вскочил и пошёл её искать.
Позвал алабаев. Они прибежали и стали скакать, ожидая ласки и приказов. Но хозяин был зол, как чёрт. Он сунул им в нос Марьину расчёску и приказал: «Фас!». И хотя эти среднеазиатские овчарки – не ищейки, а пастухи стад, они тотчас взяли след и побежали прямиком к заброшенной беседке. Романов отправился за ними.
Марья сидела там, освещённая фонариком и монитором ноутбука и, обливаясь слезами, печатала со скоростью пулемётной очереди. Когда шумная, тяжело дышащая орава псов во главе с Романовым ворвалась в беседку, затворница приподнялась и взволнованно попросила:
– Святик, ещё чуть-чуть, я теряю нить!
И продолжила строчить.
Икар и Дедал ждали лакомства за свой поисковый подвиг, поэтому Романов поплёлся за кормом в дом. Когда вернулся и поощрил алабаев, Марья уже насухо вытерла лицо подолом халата и сидела, вся из себя блаженная.
– И? – сердито спросил муж жену.
– Что?
– Записку оставить трудно было? Написать эсэмэс?
– Мне срочно понадобилось переделать концовку. Я решила оживить Иванушку! Он ведь в метафорическом смысле бессмертен! И у меня есть для тебя хорошая новость, Романов. Но сначала я хотела бы задать тебе встречный вопрос. Ты заявился глубокой ночью! А черкнуть сообщение нельзя было? У меня тоже нервы, знаешь ли!
– Лады, ничья. Но почему бы тебе не дорабатывать свои финалы дома?
– А ты не догадываешься? Там нет волшбы. А тут есть. Я здесь вхожу в поток.
Романов сердито вытащил жену из-за стола. Собрал её вещички, взял за руку и повёл в дом по тротуарной дорожке, совпавшей в тот час с лунной.
– Можешь опять взлететь? – вдруг спросил он.
– Легко.
Он остановился.
– А ты не удерёшь? Там ведь я тебя не поймаю.
– Нет, я ночами боюсь далеко летать. Но до верхушек деревьев могу.
Она разбежалась и взмыла ввысь. Немного попланировала и медленно опустилась на твердь. Он тут же схватил её за руку и уже не выпускал.
В спальне она протёрла босые свои ноги влажными салфетками, чтобы не пачкать простыню. Кинулась в постель, промямлила что-то и отрубилась. Сквозь дрёму она услышала:
– Марь, что за хорошая новость-то?
– Я нашла Иванушку...
И запредельное торможение отключило её от внешних раздражителей. Романов подождал немного, потом встал и вышел. Ноутбук лежал в траве, его стерегли алабаи. Он открыл гаджет и стал читать обновлённую концовку с ожившим Иваном.
Продолжение следует.
Подпишись – и будет тебе целое лукошко счастья!
Копирование и использование текста без согласия автора наказывается законом (ст. 146 УК РФ). Перепост приветствуется.
Наталия Дашевская