Аня Герасимова (УМКА) с презентацией «Димкиной книги» в Студии 312 ГПНТБ в Новосибирске 9.04.24
Расшифровка видеозаписи Натальи Родионовой. Публикуется с сокращениями.
- Вопросы из зала: – Аня, ты свои воспоминания в этой книжке как-то ограничивала?
Умка: – Нет, наоборот, я старалась вспомнить как можно больше. У нас никакого интима-то (смеётся) не было. Нечего, нечего там ограничивать. Наоборот надо было постараться вспомнить. Я еще Борьку спрашивала: «Боря, давай расскажи мне, что ты помнишь». Он мне даже кое-что подсказал. «Только, – говорит, – этого не пиши!» Я говорю: «Хорошо, хорошо».
- В книгу вошли все интервью, которые ты собрала?
– Сюда вошло всё до крохи из того, что я собрала. Единственное, в процессе сломался мой рабочий ноут. Я ж его везде с собой таскаю и работаю везде, потому что дома времени нет на это. В общем, трёх лет ему хватило, чтобы прийти в полную негодность. Последний раз, когда у него всё в очередной раз отвалилось, я пришла к мастеру своему, говорю: «Давай заклеим». Он как-то заклеил, а ноут хрясь – и не включается. Мы потом срочно заказывали новый такой же, и, чтобы мне было удобно, всё из него вынимали, переставляли. В общем один-два материальчика присланные (не интервью) не вошли в книжку из-за того, что потерялись между этими компьютерами. Люди даже немножко обиделись. Но я вам обещаю всё восполнить.
Я вообще буду всё дорабатывать, так что, если хотите что-то вспомнить, если кто-то что-то ещё помнит, люди, присылайте мне, звоните, пишите, находите меня, и ваши воспоминания будут и в переизданиях этой книжки, и в большой книжке, которую будет издавать «Выргород».
- Когда ты еще не начала подобные книжки делать, мне попадалась «Ковалиная книга», сделанная в таком же жанре. Она мне дико понравилась. Я не знаю, ты видела, нет? Про Юрия Коваля.
– Нет, не знаю.
- А ты какие-то аналоги в этом жанре встречала, которые тебе нравятся?
– Есть несколько книжек, изданных в нашем братском издательстве «Пробел»: про Венечку Ерофеева, про Хвоста.
- Маленькие такие, да? Про Губанова, по-моему...
– Да, но это очень неудобный формат, то есть я себе не представляю, как такую книжку в руках держать: она квадратная, толстая, это неудобно очень.
- До нас такие не доходили, я у Ахметова видел в Москве.
– Но они сделаны маленькими тиражами, и это, конечно, такие избранные воспоминания. Это не то что «давайте, ребята, все, кто чего помнит…» У меня знакомые социологи говорят, что это жанр такого социологического интервью. То есть всё, что помнишь, давай, записывай, никакой редактуры, ну за исключением каких-то вопиющих стилистических случаев, если человек выражается, я забыла, как это называется. Вот это – «подъезжая к станции, глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа», да? Если кто-то так говорит или пишет, то я это, конечно, исправляю.
Но в принципе качество речи сохранено, то есть вы увидите: здесь у каждого есть своя речевая характеристика, я ничего не унифицирую, ничего не исправляю. Если человек… Кстати говоря, очень мало мата, это интересно. Вот в книжке про Силю – сплошные матюки, тут даже у меня написано 18++ на силиной книжке. А здесь, может быть, один человек допустил несколько раз какой-то мат.
Тут есть очень хороший момент в воспоминаниях Кирилла Захарова, когда он говорит, что Лукич был такой «немножко интеллигентный человек», – и дальше пассаж о том, что он мало матерился и только по делу. То есть он не из тех, кто матом разговаривал. И я это «немножко интеллигентный человек» оставила, потому что мне кажется, что это чудесная, смешная формулировка. И он этот момент то ли не заметил, то ли согласился, в общем, это осталось.
А многие чУдные моменты вылетели, потому что люди сами себя за язык хватали. Вот некоторые говорят: «А давай вот это не будем писать». Я говорю: «Почему? Давай как раз вот ЭТО мы будем писать, потому что это твоё личное, то, что ты помнишь. Почему это надо убирать? Не надо это убирать».
Например, один чувак сказал: «Я не очень хорошо помню, как там было в Астрахани, потому что мы все время бухали». Ну а там тра-та-та-та-та, и дальше что-то очень такое человечное. А потом: «Ой, наверное, не надо писать, что всё время бухали». Я говорю: «А ничего, что во всей книге написано, что всё время бухали?» А ничего, что человек вообще, можно сказать, откинулся от этого, что он себе здоровье угробил этой водкой? Почему не писать об этом, собственно говоря? Ведь в этом никакого криминала нет, это не наркотик никакой, это, к сожалению, такой образ жизни непобедимый.
- А были люди, которые категорически отказались участвовать?
– Были, а я их не стала трогать вообще. Слава Кобзарь, например. Потом такой, Батуев, по-моему, Сергей, в Воронеже, он тоже сразу: «Я уже, типа, вашему коллеге ответил (коллега – это был Адрюша Романов), и я, наверное, не буду там участвовать». Ну, нет и нет. Я же не журналист. Я интересующийся. Я просто как бы на птичьих каких-то правах там начирикала.
Да, так я хотела сказать, что книжка, она – как зреющий плод. Сначала есть какой-то цветочек, потом появляется завязь, потом она пухнет, пухнет, пухнет, пухнет... И потом его надо аккуратненько снять и аккуратненько уже сгрузить, чтобы он не испортился, и всё. Потому что иначе он начинает гнить прямо на ветке. То есть появляются какие-то подводные истории, подземные, про то, как на самом деле тут не так, а всё было вот так и очень даже плохо... Поэтому не надо этого, мы его лучше снимем сверкающим, этот плод. Мы не будем, конечно, говорить, что это арбуз, когда это яблоко, но мы его в самом лучшем виде представим почтеннейшей публике. Ну может быть, внутри червячок есть. Но ничего, в спелом яблоке должен быть червячок. Ну вот как-то так, такие огородные заметки.
- Скажите, это ограниченный тираж?
– Это сложный вопрос. Это маленький тираж, и он всё время допечатывается, потому что я печатаю за свой счет. И когда он у меня кончается, я могу допечатать 10, 20, 30 экземпляров, если меня просят. Я уже разослала незнамо сколько, я не веду этот счет.
Но мне каждый день приходят письма с просьбами прислать книжку в электронном виде или бумажном. И я её рассылаю во все концы, и мне так радостно, что люди помнят, и поют, и любят. Это прекрасно.
- «Выргород» не стал расстраиваться, что книжка так расходится ещё до их релиза?
– Во-первых, у них есть своих сто экземпляров, которые я им с удовольствием напечатала в этом виде. Во-вторых, у них будет своя толстая книжка, правильная, не такая вот верстка на коленочке, вордовый файл… У них будет красивая вёрстка, у них будет, не знаю, каждая глава с новой строчки… У них будет много белой бумаги, у них будут глянцевые фотографии и так далее, и так далее. Цветная обложка. Они что захотят, пусть то и делают. И эту книгу они будут продавать сами. Я к той книге не буду иметь никакого отношения, кроме того, что буду её составлять. Я там незаинтересованное лицо.
- То есть ты продолжаешь над ней работать?
– Я немножечко сейчас тормознула, потому что у меня накопилась масса другой работы, у меня своих дневников, уже практически готовых, три тома лежит, неизданных из-за этой книжки. То, что я хотела, я сделала. Всё остальное буду делать просто потому, что мы договорились, во-первых, ну и во-вторых, просто потому, что я люблю Лукича и прочее. Но я, в принципе, не против этой работы, мне нравится.
Есть еще такой человек Влад Макаренко. В Харькове он был, теперь – в Киеве, я даже с ним умудрилась как-то созвониться, потому что перед самым началом того, что началось, он уже почти составил книжку: как бы Лукич своими словами.
Я не знаю, как она называлась, но там димкины интервью собраны, причём, они разобраны по темам, чего я не люблю. Я люблю простой такой школярский
подход: вот у меня информанты, они все идут по алфавиту. Если это были бы интервью самого Димы, они бы все шли полностью по хронологии, не по темам. То есть не надо заморачиваться. Вот он повторяется, пусть повторяется, он иначе рассказывает, пусть иначе рассказывает, неважно. Моё дело собрать. Это такой, даже не академичный, а именно школярский подход, никаких комментариев, ничего. Я глубоко не лезу, я – собиратель.
И вот я созвонилась с этим Владом и говорю: «Хочешь сделать этот блок интервью? Он же у тебя уже готов практически». И он как-то очень радостно к этому отнесся. Но что дальше будет? Я с тех пор с ним не созвонилась. И «Выргород» тоже был бы очень рад, конечно, его привлечь, потому что работа-то сделана. Но я боюсь, что это будет сильно тормозить.
Они же сделали пластинку, виниловую пластинку (!) «Ледяные каблуки». Мне сейчас Света Золочевская, у которой Лукич с Манагером снимали комнату в 2002-м, наверное, году, она мне в каком-то странном формате, на такой маленькой, даже не знаю, как это называется, дискете или кассете подогнала какой-то неизвестный концерт. Я приеду, дам «Выргороду» – пусть издают. Может, там ничего особо нового-то и нет, потому что сам Лукич на гитаре играет, поёт. Это всегда более-менее одинаково. Но и песен, в общем, достаточно ограниченное количество.
Мне, кстати, очень нравилось, как он выступал с бандой. Мы с Борей были полностью счастливы. Мы ходили на все эти концерты, плясали там, орали. И кстати, тоже наука от Лукича, что я об этом пишу. Было плохо слышно голос, у него достаточно тихий же был голос, он орать-то не умел. В связи с чем, кстати говоря, существует ложное убеждение, что кто-то ему прикрутил голос на вот этом знаменитом исполнении 20 лет ГО «Мы идём в тишине», где они поют вдвоём, и Летова слышно хорошо, а у Лукича какой-то жалкий хрип. Так он действительно так это спел, он пытался спеть погромче, его просто было не слышно. Наташа Чумакова говорит, что вытаскивала этот голос, но там нечего вытаскивать. А есть такое «полезное» убеждение, что якобы Наташа наоборот прикрутила, чтобы, значит, Летову было… Но извините, Летов в реале переорал бы полк солдат. Наоборот, они его (Лукича) хотели, так сказать, показать. Нет, вот обязательно нужна какая-то интрига. И его было плохо слышно. Они очень хорошо играли. У них был прекрасный состав. Вот два гитариста, значит, Шатохин, Трачук, вся эта братия... замечательно вламывали, просто на радость и на зависть нам. Мы с Борей им обзавидовались, что они умеют так играть: слаженно, чётко, громко, тяжело, отлично, просто замечательно. Все эти песни прямо заиграли.
Но голос было слышно плохо. Я на каком-то концерте в Москве в клубе «Бункер» подхожу, говорю: «Дима, тебя плохо слышно». Он говорит: «Фигня, так и надо: не надо, чтобы это было слышно».
И тоже я от него набралась, что на электричестве не нужно, чтобы голос торчал. Это ложный посыл советского несчастного, так называемого русского
рока: «Ах, у нас тут такие слова вообще о…уенно ценные, мы сейчас выведем этот голос, а всё остальное будет где-то в ж…пе». Мало того, что у них слова неценные вообще, так ещё их слышно очень хорошо. Ты бы постыдился уже вообще, пел бы куда-нибудь себе в тряпочку. А вот Лукич с ценными словами и ценным посылом, ему было в общем-то всё равно: вот я один из инструментов, мы вместе с ребятами. Прекрасно. Молодец. В общем, очень люблю я этого человека, и мне так странно, что мы с ним больше не увидимся никогда….
- Слушай, а ты не прикидывала, как распределяются мемуаристы по городам? Откуда больше всего воспоминаний? Новосибирск не в топе?
– Много из Сибири, много из Новосибирска, Барнаула. Мне было некогда прикидывать, я очень торопилась. Но вообще я думала этим заняться.
- А из какого-нибудь Магадана, например?
– А он, по-моему, не ездил в Магадан. Но из всех городов, где он играл…
- Из Юрги…
– Есть из Юрги, Исаев написал, мы с ним познакомились лично день назад. Есть из Костромы, Лукич часто играл в Костроме. Из Ижевска, где у него были друзья, он туда часто ездил. Кто-то есть из Питера. Из самых разных городов, самых разных. Я могу посмотреть. Наверное, больше всего из Новосибирска – я сейчас так прикидываю. Я не обозначала нигде, потому что из текста это становится ясно.
Из Воронежа есть несколько человек очень интересных. Прекрасный костромской художник Серёжа Пшизов. Начал с одного маленького случая, потом мы с ним стали списываться, созваниваться. В результате там несколько страниц таких маленьких эпизодов, совершенно поразительных. Такой настоящий чувак, надо тоже с ним как-то подружиться и познакомиться.
- А коллеги его, допустим, по Воронежу, где он работал в театре, ничего не написали?
– Коллеги ничего не написали, написали музыканты, которые с ним играли в Воронеже. И басист, и гитарист – очень хорошие ребята. Я же не производила никаких инвестигаций (investigation) типа ага, с этим чуваком он работал монтировщиком в театре, а ну-ка я позвоню: «Здравствуйте, а что вы можете вспомнить?» – «Да, мы с Димой выпили однажды ящик пива». – «Ох, как интересно, да...» Вот этого я не делала. Кто хочет, тот пишет.
Уже под конец начался обвал, когда они там: «А вот, Умка, мне сказали, что ты собираешь воспоминания про Лукича, а можно я напишу, пришлю фотографии…» Люди присылали пачками свои фотографий с Лукичом, и я потом сделала из них вкладку довольно большую. Я постаралась всех, кто мне что-то прислал, хотя бы по одной, по две фотографии дать. Все, кто участвовал в книжке, все, кто чё-то присылал, все здесь есть. Так она с виду и не такой большой кажется.
Продолжение следует. Больше материалов читайте на канале «МАШБЮРО: сибирское сообщество рок-н-ролла».
ПИШЕМ СТАТЬИ о музыкантах и их поклонниках. Мы в ВК. Присоединяйтесь!
АНЯ ГЕРАСИМОВА (УМКА) в ВК – у неё можно купить «Димкину книгу» издательства "Умка-пресс".
