Жили-были хорошие люди, дружная, крепкая супружеская пара - Матвей и Анна. Он - инженер. Она - бухгалтер. Только называли они друг друга Макаров и Гуськова. Конечно, она давно была Макарова. Но школьные привычки никуда не делись. Да-да, дружили они со школьной скамьи. Первая чистая юношеская любовь:
- Я люблю тебя, Гуськова.
- Я люблю тебя, Макаров.
А если что-что было не так, обращались друг к другу по имени-отчеству - Матвей Михайлович и Анна Тимофеевна. Это означало кризис, настоящий кошмар. Где-то порвалось, и надо срочно чинить, иначе все расползется. И чинилось, и не расползалось. И слава Богу!
Им было к пятидесяти, когда у Макарова приключился кризис среднего возраста. Полина была моложе на двадцать лет и, по крайней мере видимо, не претендовала на статус замужней дамы. Фамилия у нее была не девчоночья - Литвак. Называть ее по фамилии не получалось. Она была непревзойденной Полиной, Полиночкой. Макаров не уходил из семьи, он пытался жить «на два фронта».
«А Гуськова? Как она?» - спросите вы. Она поняла сразу. С первой чужеродной, преступной близости. Что-то сломалось. Будто прошел кто-то грязными сапогами по чистым половицам. Вроде бы и комья грязи убраны, и следы смыты, а вот той, первозданной, чистоты уже не достичь. И чистящие суперсредства применяются, а не то.
И организм почувствовал, отозвался женскими болезнями. Вот и врач запретил близость на неопределенный срок. Так и душе лучше, так чище. Но душа все же взбунтовалась той своей частью, что называют психосоматика. Чудовищные монстры во сне, страхи по незнакомым ранее поводам, боязнь остаться в квартире одной. Обрушился иммунитет и состояние периферической нервной системы. К женским болезням добавились герпес, непроходящие радикулиты и болезни носоглотки.
Макарову-младшему, то есть Денису, было двадцать пять. Он жил отдельно, с любимой девушкой Викой. До свадьбы оставалось два месяца.
Как-то пришел Денис с Викторией в гости. Вика посмотрела на будущую свекровь и отшатнулась. За месяц та стала выглядеть на пятнадцать лет старше. Ее глаза с трудом удерживали слёзы, кожа на лице обвисла, а спина ссутулилась.
Пока Денис с отцом что-то оживлено обсуждали на кухне, Вика аккуратно увела Анну в гостиную, усадила в кресло и спросила:
- Анна Тимофеевна, дорогая, вы заболели?
Анна поначалу даже не поняла, что плохое здоровье настолько ярко читается на ее лице. Она неопределенно пожала плечами, а потом расплакалась - неожиданно, горько, безутешно. Умненькая добрая Вика тотчас подскочила, снарядилась набором салфеток и словами для утешения.
Но Анна Тимофеевна не то, чтобы отмахнулась, скорее оцепенела.
- Что-то серьезное со здоровьем? - наседала Вика, готовая бежать в любую сторону за помощью.
- Нет, - после паузы выдохнула Анна. - Понемногу разных болезней собралось, по возрасту.
- А что? На работе что-то не так? Или дома?
Последнее Вика проговорила осторожно, бережно, и оказалась права. Анна Тимофеевна тут же выдала очередную порцию слез. А потом посмотрела на Вику и сказала:
- Ты же совсем молоденькая, вот только семью собираешься строить. Любовь у вас с Дениской. Счастье большое. А вот я, похоже, свое счастье пережила. Молчит мой Макаров, молчит, а я все вижу. Все не так у нас стало. Женское сердце не обмануть. Не знаю, что делать.
Тут Вика забралась с ногами на диван, завернулась в плед, потому что ее саму стало потряхивать. Она обхватила себя руками за плечи и начала говорить:
- Мне было четырнадцать, а Сережке почти семнадцать. У меня восьмой, а у него одиннадцатый класс. Пропасть для того возраста. Я влюбилась так, что «крыша совсем уехала». В четырнадцать я еще была нескладным подростком, гладким утенком. Через пару лет все изменилось. А тогда… Я ему романтично написала, а он меня высмеял как уродку малолетнюю. Я бабушкиных таблеток напилась. Хотела с балкона сигануть, а у нас только шестой этаж. Решила, что таблетки надежнее. Спасли. Только я замолчала. Мама чуть с ума не сошла. Папа - бегом по неврологам и психиатрам. И вся семья во главе с бабушкой рванулась в храм. Мне батюшка тогда очень доступно объяснил, какой грех я совершила. Я грехи свои написала. Батюшка исповедь принял. Причастил меня. Море слез вылила, хоть и под успокоительными лекарствами была. Я заговорила после третьего Причастия. Как раз Крещение было. Надо вам в храм пойти, дорогая Анна Тимофеевна. Если хотите, можем пойти вместе.
- Девочка моя… Какие тяжелые испытания тебе довелось пройти в начале жизни… - изумленно произнесла Анна Тимофеевна, всем сердцем полюбившая свою невестку.
Она встала с кресла, подошла к девушке и обняла. Так и сидели они некоторое время, пока их не начали искать мужчины.
- Что это у вас, девчонки? - нарочито бодро спросил Макаров-старший. Ему тоже было плохо в последнее время, будто кто-то ограбил, унес самое ценное. И как озарение: этот вор - я!
- Это мы о своем, о женском, поговорили, - почти спокойно сказала Анна Тимофеевна и пошла варить кофе.
***
Так и пришли они вместе в храм - две женщины. Одна, молодая, шла уверенно, не озираясь, неспешно. Другая, значительно старше, вначале была как пугливая птичка. А потом - как раненая лань, которая из последних сил доползла до своего водопоя.
Они пришли в наш храм в Рыбачьем. В соседнем селе жила сестра Анны Тимофеевны. Виктория подвела Анну Тимофеевну ко мне и четко, с усилием сказала:
- Батюшка! Это мой родной человек! Моя будущая свекровь! Пусть она будет счастливой!
Я улыбнулся. Какой интересный «социальный заказ»… Полезли в голову рассуждения. Знаешь ли ты, девочка, что такое счастье? Только кажется, что оно для всех одинаковое. А вот и нет. Я поговорил с Анной Тимофеевной и понял, что ее счастье - это мир и лад в семье. Есть люди, для которых счастье - это чуточку меньше боли, чем вчера. Есть счастье - когда исполняется самое заветное, на меньшее люди не согласны. Как было бы прекрасно, если бы люди в поисках счастья искали Неба, а не земных радостей… Но мы люди. Земное держит крепко. А если любовь понимается правильно, то в земной любви можно увидеть отблеск Небесной.
С Анной Тимофеевной я поговорил как с ребенком. Простые слова поддержки и утешения. Самое главное - вдохновить к покаянию и к молитве. Как бы Анне заставить себя говорить с мужем. Молчание за вечерним чаем - это маленькая пытка. Если Анна права, и в их отношения с мужем вмешался кто-то третий, Макарову нужно прийти к покаянию. Тогда эфемерный образ новой влюбленности развеется как дым. Но жена должна протянуть ему руку.
После пятого еженедельного причастия Анна Тимофеевна как раз за вечерним чаем вдруг будто бы забыла о своих подозрениях, о своих страхах и нездоровье. Макаров и Гуськова обсудили свадьбу сына. Мечтательно улыбались, вспоминая свою свадьбу. И такое щемящее теплое родное чувство настигло обоих, что …
Виктория с Денисом для приличия дзинькнули в дверь и затем открыли ее своим ключом. На кухне был полумрак. Анна Тимофеевна бережно гладила по голове своего лысеющего мужа. А он обнимал ее колени и не мог оторваться.
- Я люблю тебя, Гуськова.
- Я люблю тебя, Макаров.
Дети тихонько прошмыгнули в гостиную. Вика сняла со стены старинную бабушкину икону Господа Вседержителя и прижала к груди.
Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!
священник Игорь Сильченков.
ПОДАТЬ ЗАПИСКИ на молитву в храме Покрова Пресвятой Богородицы Крым, с. Рыбачье на ежедневные молебны с акафистами и Божественную Литургию ПОДРОБНЕЕ ЗДЕСЬ