На другой день тревожность не уменьшилась. Наоборот, иногда из деревни доносились выстрелы. Были они редкие. Как будто кто то пугал людей или просто забавлялся от нечего делать Что там творилось, неизвестно. Серафима по соседям прошла, может кто чего знает. Но никто ничего не знал. Единственное, узнала, что старики припрятывали запасы, какие у них были. Боялись, что вдруг заявятся враги, выгребут все остатки.
Пришла Серафима домой растерянная.
- Олюшка, давай Белку в лес уведем. Место только получше подсмотреть надо. Поближе к болоту привязать. Полицаи туда не пойдут, побоятся болота, и немцам страхов про болото наговорят, что те и не сунутся Звери дикие тут не водятся, разве что зайцы. А они козе не враги.
- Мама, а может нам самим в лес уйти, пока немцы тут крутятся. Сейчас тепло, переживем, пока фрицы тут. А потом, как они уедут из Спасского, вернемся обратно. Я схожу, присмотрю местечко. Чтоб недалеко было отсюда. А то что то правда, тревожно мне.
Женщины еще поговорили, так и решили, после обеда Ольга пойдет в лес, подготовит место. Сами то хоть сейчас бы собрались да пошли, а вот с Настенкой подумаешь. Надо хоть какой-никакой шалашик для нее соорудить. Сами то и на земле поспят, ничего не сделается. А малышку мухи да комары заедят.
Не успели поесть, как за окошком затарахтел мотоцикл. Одного мгновения хватило Ольге, чтоб увидеть, что за рулем сидел немец, а в люльке - Степка восседал. Ольга заметалась, не зная, что делать. Схватить Настенку да в лес бежать, так ведь догонят супостаты. И мать одну оставить как. А бежать то она не сможет. Ноги у нее давно уж не бегают.
Ольга осторожно вышла во двор, надо было посмотреть, где этот мотоцикл остановился. Может еще и успеют схорониться, если на том краю деревни стоит. От увиденного у Ольги потемнело в глазах. Почти возле самого дома, на въезде в деревню, стоял фашист, широко расставив ноги, с автоматом наперевес. Мотоцикл стоял на другом конце деревенской улицы.
Никуда не убежишь. Ложок недалеко совсем, но до него чистое поле. Сразу увидят. Мозг лихорадочно работал, но придумать Ольга ничего не могла. Приходилось положиться на судьбу. Пока тихо было, никаких выстрелов.
Ольга выглянула, чтоб ее незаметно было. Степка с фашистом подходили к каждой избе. Потом на улицу выходили хозяева. Немец что то отмечал в бумаге, которую держал в руках и оба переходили к следующему дому.
Ольга бросилась домой.
- Мама, не бойся. Они видно списки проверяют. Людей отмечают. От избы к избе ходят. Сейчас к нам придут. Ты только молчи, не ругайся. А то хуже будет.
Сама скорее замоталась в шаль поверх платка, сгорбилась, чтоб выглядеть постарше. А Степка уж кричал у окошка..
- Выходите всем семейством.
Ольга подхватила Настенку на руки, прижала к себе и шагнула во двор. За ней Серафима. Степка услужливо крутился перед немцем в черной форме. Было слышно, как он говорит, что это последний дом и живут здесь три человека. Немец видимо плохо понимал по руски, поэтому Степка показал ему три пальца и повторил “драй”.
Немец что то отметил в бумаге и удовлетворенно кивнул головой. Наверное был доволен, что все сошлось, нет никаких пришельцев и те, что записаны, все на месте.
Ольга даже немного успокоилась, перестали дрожать колени. Ведь после этого немец шел дальше. Но он не уходил. Топтался, словно обдумывал чего то. Потом подозвал пальцем Ольгу к себе. “Ком”.”ком”. Ольга сгорбилась еще сильнее, опустила голову, подошла поближе. Фашист приказал опустить ребенка на землю. Настенка словно понимала весь ужас происходящего, не заплакала, не закапризничала, а потопала к Серафиме.
Карандашом, которым отмечал в списках, немец поднял подбородок Ольги, внимательно посмотрел на нее, велел развязать шаль, а потом платок.
- Юде? - спросил он.
- Нет,- Ольга замотала головой.
Тут Степка, до этого молча наблюдавший за происходящим, вступился за женщину.
- Най, найн, русиш. Не еврейка. Найн юде.
Услышав, как полицай убеждает, что женщина не еврейка, немец вдруг расхохотался. От его демонического смеха у Ольги побежали мурашки по коже. Ничего хорошего этот смех не предвещал. Фашист заставил Ольгу распустить волосы.
Тяжелый пучок, освободившийся от шпилек, рассыпался по плечам женщины. Немец только языком прищелкнул и, довольно улыбаясь, указал, чтоб Ольга шла в дом. Понять, что он хочет было не трудно. Даже Серафима сразу все поняла и бросилась к дочери. Но Степан ухватил ее за руку.
- Стой , хуже сделаешь. Положит всех троих тут.
Ольга замотала головой.
- Нет, нет!
Но это не обескуражило фашиста. Он расстегнул кобуру, достал пистолет и направил на Настенку.
- Ком, ком.
Ольга послушно пошла в дом. Словно раненая лесная птица она уводила хищника от своего птенца.
Серафима упала на колени, прижала к себе внучку и завыла.. Ничем она помочь не могла своей любимице.
Даже Степка в лице изменился. Было непонятно о чем он думает сейчас. Может ему Ольгу было жалко. А может жалел, что сам не сделал этого раньше.
Какое то время он стоял молча, потом дотронулся до плеча обессилевшей от горя Серафимы.
- Хватит реветь. Только разозлишь его больше, сквозь зубы прошипел он.- Уйди лучше куда-нибудь с глаз подальше. Да и девчонку с собой забери, чтоб она не заревела. От бабского рева они только злее становятся.
Потом немного подумал и продолжил. Знал, что выдает немецкую тайну, но не мог умолчать. Ведь бабка его дочку выправила, да и Ольга хоть и глядела на него зверем, но худого ничего ему не делала. Даже разговаривала с ним, как с человеком, а не с прислужником немецким. Хоть и не было рядом никого, кто мог его услышать, прошептал совсем тихо.
- Завтра каратели угонять людей в Германию будут. Молодых и детей. А стариков в другое место увезут, сама догадаешься куда. Не нужны старики в Германии. Немцев гонят красные войска. Вот они со зла и мечутся. Схоронитесь, если сумеете.
Выслушав полицая, Серафима начала подниматься с земли. А когда поднялась ответила.
- Видно не совсем ты пропавший Степка. Может на том свете тебе хоть это зачтется. Только вот Олюшку мою на поругательство супостату отдал. У тебя ведь тоже ружье есть.
- Ну бабка, ты говори, да не заговаривайся. Чего я сделать то могу. У меня ведь тоже дети дома, да жена. Я бы дочку твою защитил, а моих то бы кто спас. Нет уж, тут каждый за себя. Ладно, что то я разговорился с тобой. Проваливай давай с глаз, пока не поздно, - разозлившись на Серафиму заорал Степка.
Серафима подхватила примолкнувшую Настенку, и ушла с ней за крылечко, чтоб не видеть того супостата. А то не дай Бог, не удержится, начнет орать, что не попадя. Загубит и себя, и Настеньку.
Степка уселся на бревнышко, что лежало во дворе. Не зря он разозлился. В последнее время душа его не знала покоя. Новые хозяева, на которых он возлагал большие надежды, оказались уж не такими хорошими, как казалось сперва. Уже и речи не шло ни о каком возврате того, что отняли у деда. А теперь и вовсе сами драпать собираются. Хоть и не говорят им всего, да понятно, что плохи у них дела совсем. Не звучат победные марши по радио, что в управе стоит, как раньше. Не захлебывается диктор, перечисляя о победах. Степка хоть и не понимает по немецки, но немного наболошнился, пока в полицаях ходит.
Вот и переживает Степка, как ему дальше быть. Немцы как побегут, о нем и не вспомнят. И куда ему идти с бабой да двумя ребятишками. Останься он в деревне, так деревенские же и рассчитаются с ним за все. И даже не так себя ему жалко, чего заслужил, то и получи. А детей своих.
Опять перед глазами встала Ольга. Баба сильная, она бы могла этому немчику холеному отпор дать. А вот гляди ты. Как увидела что дитю ее беда грозит, покорная стала, сама пошла. Вот и сейчас только гогот немецкий слышно, а она ни слова не промолвила. Все на себя приняла, лишь бы дочку ее не тронули. И что он там как долго. Степке казалось, что уж целая вечность прошла.
Наконец дверь распахнулась На порог вышел довольный немец. Белокурый, голубоглазый красавчик. Не знал бы что это зверь в обличии красавца, подумал бы, что вот такие наверно ангелы и бывают. Степка вскочил, вытянулся в струнку перед начальством. А тот спустился с лесенки, остановился около него и указал на дверь. Иди, мол, теперь твоя очередь. Но Степка отчаянно замотал головой.
Фашист пожал плечами, как хочешь, твое дело, не оглядываясь вышел со двора на улицу. За хозяином засеменил и Степка. Возле мотоцикла уже стоял водитель, поджидая своего начальника с полицаем. Взревел мотор, машина рванула с места. И опять над Выселком нависла тишина. Только мухи жужжали над крапивными зарослями на месте бывшего хлева. Да коршун кружил высоко в небе, высматривая очередную жертву.