– Ты нам должен, Кирилл! – слова Татьяны, звенящие, как удар хрупкой посуды об пол, пронзили комнату. Старая кухня вдруг словно сжалась, наполнилась напряжённым воздухом.
– И не вздумай сейчас отговариваться, что у тебя нет денег! – добавил отец, Олег, поворачиваясь к сыну.
Они стояли у стола, накрытого клеёнчатой скатертью с выцветшими цветами. В углу над потрескавшейся плиткой едва слышно гудел холодильник, придавая сцене зловещее бормотание. Кирилл опустил взгляд на остывший суп, который не мог есть уже десять минут: ком в горле мешал сделать глоток.
– Я… я стараюсь, пап… – слова вырывались из него рваными фразами. С детства он привык оправдываться, но сейчас это чувство жгло его душу особенно сильно. – Мне едва хватает на аренду…
– Ты, может, считаешь, что ничего нам не должен за все эти годы? – голос Татьяны сорвался на визг, и Кирилл вздрогнул. – Мы ведь тебя растили, поили, кормили, в люди выводили!
Она резко села на скрипучий табурет. Тяжёлый взгляд матери, в котором смешались гнев и обида, буквально прожигал его насквозь. Олег, не сводя напряжённого взгляда с сына, тяжело вздохнул.
Когда-то родители Кирилла казались ему единственной опорой в жизни. По крайней мере, так ему внушали: «Мы у тебя одни, мы твой тыл, мы твоя защита». Но чем старше он становился, тем отчётливее понимал, что их любовь носила своеобразный характер: они были вместе, но каждый в семье жил словно в собственном мирке обид и требований.
– Ты, Кирилл, бросил институт, хотя мы надеялись, что ты сделаешь карьеру, – недовольно повторял отец, – а теперь будешь всю жизнь перебиваться случайными заработками!
С горем пополам Кирилл получил диплом, правда, не по тому направлению, о котором мечтали родители (они хотели, чтобы он «выбился в люди» — стал инженером, как отец, или актёром, как когда-то мечтала мать). Но он выбрал журналистику, надеясь писать на важные социальные темы. Только жизнь складывалась так, что стабильной работы он нигде не находил: местные газеты и порталы с радостью брали его тексты, но платили копейки или задерживали гонорары на месяцы.
Всё это время родители смотрели на него с плохо скрываемым разочарованием. «И в кого он такой беспомощный? Наверное, в тебя, Таня, ведь я никогда не убегал от работы!» — восклицал отец. «Ему бы просто хорошую жену, богатую, чтобы всё решала!» — вторила ему мать. А когда Кириллу перевалило за тридцать, в их укоризненных взглядах поселился ещё и страх перед старостью: ведь он их единственный ребёнок, а значит, «обязан» содержать родителей в будущем.
После болезненного развода с женой год назад Кирилл ещё глубже погрузился в пучину долгов. Он снимал крошечную комнатку у пожилой женщины, искал заказы в интернете, писал статьи и даже вёл чей-то маленький блог. Но денег едва хватало на месяц. И вот, когда, казалось бы, хуже уже быть не могло, родители стали открыто заявлять, что пришло время платить по счетам.
– Ты нам должен хотя бы десять тысяч рублей в месяц, – сухо выпалила Татьяна. – Это же не миллионы, Кирюша! Подумаешь, десять тысяч.
Кирилл горько усмехнулся. «Подумаешь, – прокрутил он в голове, – да я иногда меньше зарабатываю!» Но вслух сказал:
– А мне что тогда есть? Воздухом питаться?
Он поднял взгляд на отца, надеясь, что тот поддержит более разумный вариант. Но Олег лишь нахмурился и пожал плечами:
– Мать права. Мы уже в возрасте: нужны лекарства, да и коммунальные платежи растут. Сын должен помогать родителям.
Упоминание о том, что «сын должен», каждый раз било Кирилла по сердцу. Ему казалось, что он — не живой человек со своими потребностями, а своего рода вклад, на который родители рассчитывают получить проценты.
– Вы хоть понимаете, что я сейчас без стабильной работы? – Кирилл старался говорить спокойно, но слышал, как дрожит его голос. – Честно, я кручусь как могу: пишу статьи о рыбалке, о поделках своими руками, о косметике! Я хватаюсь за всё, что предлагают. Но рынок переполнен фрилансерами, гонорары невысокие.
– Судя по всему, тебя это мало волнует, – огрызнулась Татьяна. – Если не можешь нормально зарабатывать, то возьми кредит.
Он почувствовал, как внутри него закипает смесь обиды и отчаяния. Взять ещё один кредит, когда он едва выплачивает предыдущий, означало бы попасть в замкнутый круг бесконечных долгов. А если он вдруг не сможет вернуть долг, начнутся суды, коллекторы…
– Я не потяну кредит, – выдохнул Кирилл. – У меня уже два непогашенных кредита, никто не даст мне новый.
Татьяна окинула его ледяным взглядом.
– Значит, вот до чего мы тебя довели? Ты обвиняешь нас в том, что ты неудачник? – её голос стал скрипучим, как ногти по стеклу. – Нет, сынок, ты сам виноват. И тебе самому решать, как ты будешь нас содержать.
– Да я никого не обвиняю! – Кирилл сжал кулаки, стараясь, чтобы его голос не звучал крикливо. – Но нужно понимать реальность! Если я буду переводить вам по десять тысяч, то мне придётся жить на улице!
– Поживёшь у нас, – неожиданно предложил отец. – Зачем тебе снимать угол у чужих, когда есть родительская квартира? Не придётся платить хозяйке.
На секунду Кириллу стало теплее на душе. Может быть, отец хочет, чтобы всё было проще? Но тут в разговор снова вмешалась Татьяна:
– В смысле «поживёшь»? Он же опять сядет нам на шею! У нас тут не санаторий! Надоело уже терпеть его безденежье!
– Никто не говорит, что мы обязаны его кормить, – попытался возразить Олег, – он сам будет покупать себе еду. И платить нам может хоть пятерку, если не сможет десять…
– Мам, пап, – Кирилл с отчаянием посмотрел на них обоих, – вы же понимаете, что, если я вернусь к вам, вы сами будете недовольны? Ведь каждый мой шаг будет под контролем, каждая копейка… Так мы только ещё больше поссоримся!
Татьяна нахмурила брови и наклонилась вперёд, словно собираясь ударить сына чем-нибудь тяжёлым. Вечно неудобная табуретка скрипнула так, что Кирилл подумал: «Сейчас она сломается от напряжения».
– Мы не можем больше тянуть эту лямку, – резко оборвала мать. – Если не хочешь возвращаться, тогда сам выкручивайся. Но помни: ты нам должен. Ради тебя мы бросили все свои мечты! Олег должен был стать начальником цеха, а я – разве это жизнь? Тридцать лет на заводе, лишь бы накормить и одеть тебя.
Слова «ты нам должен» прозвучали как приговор. Кирилл почувствовал, как внутри у него всё горит, словно полчища раскалённых углей. Он резко поднялся, отодвинув стул, и посмотрел матери в глаза:
– Давно хотел спросить, мам: а любовь к ребёнку – это инвестиция? Или какое-то коммерческое предприятие? Вы растили меня, да… но разве я просил?! Я вас не упрекал, не говорил: «Почему вы не стали богатыми? Почему не помогли мне устроиться в престижную компанию?» Нет! Я пытался строить свою жизнь, пусть и неудачно.
Олег приподнялся со своего места и шагнул к сыну, словно пытаясь успокоить его:
– Мы не требуем ничего невозможного, пойми…
Но Кирилл уже был охвачен волной отчаяния и злости. Его голос звучал нервно и громко:
– Нет, вы требуете! Требуете «десятку» ежемесячно и говорите, что всё, что вы делали, теперь нужно компенсировать. Но я не могу, не могу, понимаете? Я сам по уши в долгах! Я в стрессе, у меня нет нормальной работы!
Татьяна поджала губы и хлопнула ладонью по столу: в кухне зазвенели стаканы.
– Если бы ты занимался делом, а не писал эти свои статьи в интернете, может, у тебя и зарплата была бы хорошая! Почему другие живут нормально, а ты нет?
– Потому что другие – это не я! – вспылил Кирилл. – У каждого свой путь, свои возможности. Да и у меня были шансы, просто мне не всегда везло. Жизнь сложнее, чем ваш «простой» расклад: пошёл на работу, получил зарплату.
Наступила зловещая пауза. Казалось, время остановилось: холодильник перестал гудеть, за окном стихли звуки улицы. Кирилл вглядывался в лица родителей, чувствуя, что это либо точка невозврата, либо шанс как-то договориться, пусть и на обломках взаимных обид.
Олег провёл рукой по щетинистому подбородку, бросил взгляд на жену и осторожно произнёс:
– Наверное, мы слишком давим на тебя, сынок. Но понимаешь… мы уже стареем, страшно остаться без средств. Пенсии копеечные, ты у нас один…
– Страшно – понимаю, – голос Кирилла звучал тише, почти шёпотом. – Но я не волшебник. Я не могу достать деньги из воздуха.
Татьяна тяжело вздохнула, потом встала и подошла к окну. За мутным стеклом, под скупыми лучами осеннего солнца виднелся двор, где когда-то Кирилл бегал мальчишкой. Почти все его счастливые воспоминания остались там, в раннем детстве, когда родители ещё не упрекали его так жёстко…
– Может, – проговорила она наконец, – ты будешь переводить нам столько, сколько сможешь? В разумных пределах. Но каждый месяц! Это не такая уж большая сумма, пусть будет семь или пять тысяч, неважно, – главное, чтобы мы чувствовали, что ты действительно о нас заботишься.
– Хорошо, – ответил Кирилл, устало прикрывая глаза. – Только поймите: если месяц выдаётся неудачным, я могу не набрать и трёх… Я стараюсь, пишу, взваливаю на себя нереальные объёмы, иногда даже по ночам работаю. Но фриланс – штука непредсказуемая.
Олег слегка неловко сжал плечо сына, словно не привык проявлять чувства:
– Если тебе очень трудно, скажи, мы тоже понимаем. Но и ты пойми нас: нам уже тяжело надеяться на кого-то, кроме тебя.
Кирилл почувствовал, как напряжение в комнате слегка спало, хотя обида и горечь всё ещё сжимали его грудь. Он знал, что это будет непросто. Родители не изменятся волшебным образом, они и дальше будут упрекать его в безденежье. Но, по крайней мере, сейчас они согласились на компромисс.
Кирилл вышел из кухни, аккуратно прикрыв за собой дверь, и, словно впервые за долгое время, полной грудью вдохнул воздух. За окнами начинало темнеть, осенний ветер нёс сырость, а в его душе вихрь из прошлого и настоящего ещё не утих. Но, возможно, сделан маленький шаг к перемирию.
Он понимал, что родители говорят резкие слова из-за страха и из-за того, что их жизнь сложилась не так, как они мечтали. В глубине души они, вероятно, хотят лишь спокойной старости. Но всё это не отменяет того, что Кириллу больно слышать постоянные упрёки в том, что «он должен» только за то, что когда-то его растили.
И всё же, несмотря на терзающие его обиды, он не хотел разрывать с ними связь. Семья, как ни крути, остаётся семьёй — даже если в ней больше боли, чем тепла. Он понимал, что пока будет пытаться помогать — хоть немного, ведь у него есть чувство ответственности. Но он также принял решение больше не позволять матери и отцу давить на него, убеждая, что он «неудачник» или «обязан расплачиваться за их прошлое».
«Когда-нибудь, – подумал он, выходя на лестничную площадку, – я встану на ноги, найду постоянный заработок. И тогда смогу помогать родителям не из страха и чувства вины, а по доброй воле. Вот только пусть они поймут, что это будет помощь из любви, а не из чувства долга».
Скрипучая дверь подъезда открылась, и Кирилл шагнул в прохладный вечер. За углом шумели машины, город торопился жить. В груди у него всё ещё щемило, но теперь это был не безысходный ужас, а решимость. Он взглянул на серые облака, из которых сыпалась мелкая морось, вдохнул холодный воздух и медленно пошёл к автобусной остановке. Его история только начиналась — долгая, сложная, пропитанная горечью и надеждой. Но он знал, что больше никогда не позволит родителям превращать свою жизнь в череду бесконечных долговых распрей.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.
