Марина в последний раз окинула взглядом праздничный стол и нервно поправила скатерть. Всё должно быть идеально – или почти идеально, потому что для Людмилы Ивановны идеальным не было ничего, что делала её невестка. Особенно в последнее время.
Гости уже собрались в гостиной – звон бокалов, негромкие разговоры, смех. Казалось бы, обычный семейный ужин. Но Марина кожей чувствовала приближение бури. Она посмотрела на часы – половина седьмого. Свекровь опаздывала, как обычно. Любила появляться эффектно, когда все уже в сборе.
– Может, начнём без мамы? – Алексей появился в дверях кухни, ослабляя галстук. – Люди же ждут.
Марина покачала головой:
– Сам знаешь, что будет. "Вы что, не могли подождать пять минут? Я для вас, между прочим, через весь город добиралась..."
Входная дверь хлопнула так, что зазвенели стаканы в серванте. Людмила Ивановна, как всегда, знала, когда появиться – прямо в момент разговора о ней.
– О, вы уже про меня сплетничаете? – она вплыла в кухню, источая аромат дорогих духов и неодобрения. – Мариночка, дорогая, что это у тебя духовка так странно пахнет?
Марина почувствовала, как предательски задрожали руки. Пирог. Её фирменный пирог с капустой, который она пекла сотню раз. Неужели что-то не так?
– Мам, проходи в гостиную, – Алексей попытался увести мать, но та уже целенаправленно двигалась к духовке.
– Нет-нет, я должна проверить. Ты же знаешь, у Мариночки с выпечкой всегда... сложности.
Свекровь демонстративно надела прихватку, открыла духовку и поморщилась. Марина закрыла глаза. Три, два, один...
– Ну конечно... – Людмила Ивановна выпрямилась с видом оскорблённой королевы. – Тесто у тебя опять резиновое. А я Алёшеньке в молодости такие пироги пекла – он пальчики облизывал!
Марина поймала взгляд мужа, ища поддержки, но он лишь пожал плечами и отвел глаза. Как всегда. В гостиной стало подозрительно тихо – видимо, гости уже услышали начало традиционного представления.
Комок подступил к горлу. Хотелось убежать, закрыться в ванной, включить воду и реветь, реветь, реветь... Но нельзя. Нужно улыбаться и делать вид, что всё в порядке. Что эти шпильки не ранят до глубины души. Что это просто ещё один семейный ужин.
– Людмила Ивановна, давайте я помогу вам снять пальто, – Марина услышала свой голос будто со стороны. Спокойный, вежливый. Чужой.
– Ой, справлюсь как-нибудь, – свекровь дёрнула плечом. – Ты лучше за пирогом следи. Хотя что уж теперь следить – испортила продукты, как обычно...
Ужин продолжался, но каждая минута казалась Марине пыткой. Она механически подавала блюда, улыбалась невпопад и считала секунды до момента, когда всё это закончится. Но свекровь только начинала своё представление.
– Ой, ну хоть салат не испортила, и то хорошо, – Людмила Ивановна поковыряла вилкой "Оливье". – Правда, майонеза многовато. Но это ничего, я потом тебе расскажу, как правильно готовить. Если захочешь научиться, конечно...
Тётя Вера, старая подруга свекрови, сочувственно посмотрела на Марину. Остальные гости старательно делали вид, что увлечены едой. Только дядя Толя, который никогда не лез за словом в карман, хмыкнул:
– Людочка, ты бы полегче. Салат, между прочим, отменный.
– Ах, Толя, ты просто не пробовал, как готовлю я! – свекровь расцвела. – Вот раньше, бывало...
Марина уже не слушала. В ушах шумело, руки дрожали так, что она боялась уронить тарелку. Четырнадцать лет. Четырнадцать лет она выслушивает это каждый семейный праздник. Каждый. Проклятый. Праздник.
– А ты вообще чего весь день делала? – голос свекрови ворвался в её мысли. – Вон, ногти накрасила – наверное, пока дети в пыли катались?
Алексей дёрнулся, но промолчал, уткнувшись в тарелку. Трус. Господи, какой же он трус...
– Дети были в школе, Людмила Ивановна, – Марина с трудом разжала стиснутые зубы. – А потом на дополнительных занятиях. Вы же сами настояли на английском и шахматах...
– А, ну да, – свекровь победно улыбнулась. – Хоть что-то полезное для детей делаешь. А то всё по маникюрам да по подругам...
Внутри Марины что-то оборвалось. Она вспомнила, как встала в пять утра, чтобы приготовить завтрак и собрать детей в школу. Как драила дом, готовила праздничный ужин, бегала по магазинам. Как выкроила час – всего час! – чтобы привести себя в порядок, потому что знала: иначе свекровь обязательно заметит, что она "совсем себя запустила".
Гости затихли. В звенящей тишине было слышно, как тикают часы на стене – подарок свекрови на прошлое Рождество. "Чтобы хоть время-то правильно видела", – сказала она тогда.
Марина чувствовала: ещё немного – и она взорвётся. Внутри клокотала лава, готовая вырваться наружу. Но разве можно? Разве прилично? "Терпи", – говорила мама. "Не связывайся", – советовали подруги. "Мама есть мама", – отмахивался муж.
Да пошло оно всё к чёрту.
– Пока дети в пыли катаются... – эти слова стали последней каплей. Внутри что-то оборвалось, и Марина почувствовала, как немеют губы.
– Что? – Людмила Ивановна приподняла бровь. – Правду матери слушать неприятно?
– Мама... – голос дрожал. – Хватит.
– Что "хватит"?
– Хватит меня стыдить перед гостями.
Вышло как-то глухо и совсем не грозно. Марина и сама не ожидала, что решится. В горле встал ком, к глазам подступили слёзы – от собственной смелости, от страха, от накопившейся усталости.
Людмила Ивановна замерла с занесённой над тарелкой вилкой. Её щёки медленно начали наливаться краской.
– Вы слышали? – она обвела взглядом притихших гостей. – Вы все слышали, как она со мной разговаривает? С матерью?
– Людочка... – тётя Вера попыталась взять её за руку.
– Нет, погодите! – свекровь стряхнула её ладонь. – Значит, я не имею права сказать? Я, которая всю жизнь... Которая для сына... А она...
– Вы не имеете права унижать, – Марина с удивлением услышала свой голос. Спокойный. Чужой. – Я вам не девочка, Людмила Ивановна. У меня своя семья, своя жизнь. И я больше не буду молчать.
Она перевела взгляд на мужа. Алексей сидел, вцепившись в скатерть побелевшими пальцами. В его глазах плескался испуг – и что-то ещё. Стыд? Восхищение? Она не могла понять.
– Лёшенька, – свекровь всхлипнула. – Сынок, ты видишь?
Он молчал. Долго. Мучительно долго. А потом поднял глаза – сначала на мать, потом на жену.
– Мам... Марина права.
Людмила Ивановна охнула, словно её ударили. Несколько секунд она смотрела на сына так, будто не узнавала. Потом резко встала – стул с грохотом отлетел к стене.
– Вот, значит, как... – прошептала она. – Вот как вы с матерью...
Договорить она не смогла. Выбежала из комнаты, хлопнув дверью так, что зазвенели бокалы. В наступившей тишине было слышно, как она всхлипывает за стеной.
Гости разошлись быстро и как-то суетливо, бормоча что-то про поздний час. Марина механически собирала посуду, когда Алексей тронул её за плечо.
– Оставь. Потом помоем.
Она покачала головой:
– Не усну, если на кухне бардак.
– Давай вместе тогда.
Они мыли посуду в тишине. Марина краем глаза видела, как муж несколько раз открывал рот, собираясь что-то сказать, но молчал. За стеной всё ещё всхлипывала свекровь.
– Схожу к ней, – наконец выдавил Алексей.
– Иди, – Марина вытерла руки. – Ты же знаешь, я не хотела...
– Знаю.
Он долго стоял у двери спальни. Потом постучал – тихо, неуверенно.
– Мам?
– Уходи!
– Мам, нам надо поговорить.
Тишина. Потом щелчок замка.
Людмила Ивановна сидела на краю кровати – маленькая, ссутулившаяся. Совсем не похожая на ту властную женщину, что ещё час назад раздавала указания за столом.
– Мам, ты перегибаешь, – Алексей присел рядом. – Марина – моя жена. Я больше не хочу, чтобы ты её унижала.
– Я унижала? – свекровь всплеснула руками. – Я просто хотела как лучше! Чтобы в доме был порядок, чтобы дети...
– Нет, мам. Ты хотела быть главной. Как всегда.
Она замолчала, разглаживая несуществующие складки на покрывале.
– А если я... если я вообще перестану приходить? – её голос дрогнул.
– Зачем? – он взял её за руку. – Ты нужна нам. Внукам. Мне. Марине тоже – просто не так, как ты привыкла. Не как хозяйка, а как мама. Моя мама.
Людмила Ивановна долго молчала. За окном шумел ветер, где-то вдалеке лаяли собаки.
– Она правда старается, – наконец произнесла свекровь. – Я же вижу... Просто мне казалось...
– Что без твоего контроля всё развалится?
– Что я буду не нужна.
Алексей обнял мать за плечи. И в этот момент она наконец заплакала – по-настоящему, навзрыд, как маленькая девочка.
Гости разошлись быстро и как-то суетливо, бормоча что-то про поздний час. Марина механически собирала посуду, когда Алексей тронул её за плечо.
– Оставь. Потом помоем.
Она покачала головой:
– Не усну, если на кухне бардак.
– Давай вместе тогда.
Они мыли посуду в тишине. Марина краем глаза видела, как муж несколько раз открывал рот, собираясь что-то сказать, но молчал. За стеной всё ещё всхлипывала свекровь.
– Схожу к ней, – наконец выдавил Алексей.
– Иди, – Марина вытерла руки. – Ты же знаешь, я не хотела...
– Знаю.
Он долго стоял у двери спальни. Потом постучал – тихо, неуверенно.
– Мам?
– Уходи!
– Мам, нам надо поговорить.
Тишина. Потом щелчок замка.
Людмила Ивановна сидела на краю кровати – маленькая, ссутулившаяся. Совсем не похожая на ту властную женщину, что ещё час назад раздавала указания за столом.
– Мам, ты перегибаешь, – Алексей присел рядом. – Марина – моя жена. Я больше не хочу, чтобы ты её унижала.
– Я унижала? – свекровь всплеснула руками. – Я просто хотела как лучше! Чтобы в доме был порядок, чтобы дети...
– Нет, мам. Ты хотела быть главной. Как всегда.
Она замолчала, разглаживая несуществующие складки на покрывале.
– А если я... если я вообще перестану приходить? – её голос дрогнул.
– Зачем? – он взял её за руку. – Ты нужна нам. Внукам. Мне. Марине тоже – просто не так, как ты привыкла. Не как хозяйка, а как мама. Моя мама.
Людмила Ивановна долго молчала. За окном шумел ветер, где-то вдалеке лаяли собаки.
– Она правда старается, – наконец произнесла свекровь. – Я же вижу... Просто мне казалось...
– Что без твоего контроля всё развалится?
– Что я буду не нужна.
Алексей обнял мать за плечи. И в этот момент она наконец заплакала – по-настоящему, навзрыд, как маленькая девочка.
Марина стояла у двери, прижимая к груди полотенце. Она хотела принести свекрови чай, но теперь медлила. Впервые за четырнадцать лет она видела Людмилу Ивановну такой... настоящей.
– Заходи, – вдруг сказала свекровь, не поворачивая головы. – Ты там уже пять минут топчешься.
Марина неуверенно шагнула в комнату.
– Я чай принесла. С мелиссой.
– Знаешь, – Людмила Ивановна промокнула глаза платком, – моя свекровь тоже пила чай с мелиссой. Когда нервничала. А я ей такого же натерпеться дала, как ты мне сегодня.
Она невесело усмехнулась:
– Наверное, это какой-то заколдованный круг. Но... может, мы его сегодня разорвали?
Марина поставила чашку на тумбочку и тихонько вышла. У неё ещё была куча дел – собрать со стола, проверить уроки у детей, погладить Алёшке рубашку на завтра... Но впервые за долгое время она чувствовала себя... свободной. Будто выдохнула после долгой задержки дыхания.
А за стеной мать и сын всё говорили и говорили, и в их голосах больше не было ни упрёка, ни обиды – только понимание и надежда на что-то новое, настоящее.