Случилось это в день, закончившийся грозой и штормовым ветром, что нередко бывает в наших краях.
Закат закатывал глаза,
И языкатая гроза
Короткой бранью разряжалась.
Был слышен долгий гул внизу,
И он усиливал грозу,
Как бы дробясь и рушась рядом.
Был образ потемневших глыб,
Как облик полумёртвых рыб,
Но долгожданный дождь не падал.
С. Заславский. Днепропетровск
... И дождь упал... и обратился в дикий ливень. А в двери нашей гостиницы, которую содержали я, мой брат и моя мать, — её в это время не было дома, так как она уехала в город, — постучали. Я открыл. В комнату вошёл пожилой бородатый мужчина с котомкой за спиной. Вода так и лилась с него.
— Меня звать Свен, — сказал он, — у вас тут найдётся пристанище для старого моряка... и ужин?
На стол Свен выложил две золотые монеты. Брат принёс баранью ногу и принялся разогревать её на огне очага. А Свен покопался в котомке, вытащил бутылку и отхлебнул прямо из горлышка.
— Позвольте проводить Вас в Вашу комнату, — сказал я.
Но пришедший мотнул головой: «Нет, не сейчас, парень, я хочу погреться у огня»
Он снял с себя мокрую накидку, положил её на котомку, лежащую на полу, и уселся в кресло, протянув ноги к очагу.
— Как звать вас, парни? — спросил гость.
— Я — Берни, а моего брата звать Ян, а маму звать Марта, Марта Петерсон.
— Петерсон?! — воскликнул незнакомец. — Петерсон?! А кто отец ваш, парни?
— Он — моряк, только он ушёл в море и не вернулся, — отвечал я.
— Вот так встреча! — заявил незнакомец и странно улыбнулся... — А знавал я одного Петерсона, моряка, звали его Гербрант... и он из этих мест и у него было два сына, а жену звали точь-в-точь как Вашу мать. Сдаётся мне, что я попал в гости в дом своего знакомого. Нет, парни, я не знаю где сейчас ваш отец, но могу рассказать историю как я познакомился с ним.
Вот какую историю нам рассказал старый моряк.
Во время жестокого шторма наше судно получило течь и опасно накренилось. Да судно было дрянь, но нас наняли на него, и не нам, как вы понимаете, выбирать. Хорошо ещё, что мы шли пустые без груза на борту. И наш капитан велел грузиться на шлюпки. Время было, мы прихватили пресной воды, пару бочек сушёной трески, спустили пару шлюпок и отгребли подалее от тонущего корыта. Нам казалось, что нам повезло, так как едва мы сгрузились на шлюпки, как по команде шторм стих, развиднелось и показалось солнце. Через пару часов в тех местах мы увидели клипер, который полным ходом шёл поперёк нашего курса. Мы посигналили... нас явно увидели с марса, и клипер обропил. Недолго размышляя, мы налегли на вёсла и уже скоро были под правым бортом клипера. Мы приняли швартовы на обеих шлюпках. И тут же услышали какую-то яростную перепалку на судне. Кто-то отчаянно ругался, по-видимому, с капитаном. Мы ждали штормтрапа, готовые взойти на палубу, но его не было. А когда наш капитан крикнул, что мы ждём позволения взойти на судно, то в ответ он услышал голос капитана клипера: «Не позволяю! Я не уверен, что Вы — не больные...» Больные?! Отчего бы? Но, как мы узнали, в одной из стран на берегу разразилась эпидемия чумы, и капитан счёл, что мы на шлюпке убегаем из чумных земель. Но мы не были в чумном порту и потому никак не могли быть разносчиками чёрной смерти, что мы и объяснили капитану. Точнее, попытались объяснить. Тот и слушать не хотел. На палубе опять разразилась ругань. Ругались матросы и капитан.
Так прошло много часов. Клипер стоял на месте, мы были пришвартованы к борту. Но вот когда наступила ночь... в ту шлюпку, где был и я, спустился по швартову моряк.
— Тихо! — прошептал он... — Тихо! Я помогу вам. Наш капитан считает, что вас надо оставить в море, так как вы — зачумлённые, но мы видим, что вы с судна — вон у вас на бортах его название. — Да, — шёпотом ответил наш капитан, — наше судно затонуло во время шторма, но вот колокол с него. — Хорошо. Наша команда решила, что вас надо брать на борт.... так что дождёмся, когда капитан заснёт и...
Да, так и вышло. Матросы подняли нас на борт и упаковали вместо груза в трюм, благо клипер тоже шёл почти пустой. С нами оставался этот матрос, который спускался к нам в шлюпку, это он убедил команду взять нас. Ночь мы провели в разговорах шёпотом. Тогда я и узнал имя этого матроса, и то, что он как раз из этих мест, и что его жену звать Марта, и то, что у него двое сыновей. Когда же поутру капитан выяснил, что шлюпки пусты... он велел спуститься в них, отдать швартовы, а затем пошёл своим курсом. Но в полдень он узнал и о новом грузе в виде нас, и о том, что произошло ночью. Он был вне себя от ярости и, дико ругаясь и сыпля страшными проклятьями, заявил, что этого матроса он выгонит с судна, спишет его на берег. Что он и сделал через три дня в порту. Где ссадил и нас. Мы отдали все свои пожитки этому матросу, он сказал нам «Прощайте» и ушёл.
Звали его Гербрант Петерсен... и да, это он подбил команду на неповиновение капитану. Похоже, это был ваш отец, парни.
Ян принёс маленький портрет, на котором были изображены отец и мать.
— Точно, парни! — воскликнул Свен. — Это он... А вот вам и моё доказательство... — Свен вытащил медный компас. Это был компас нашего отца.
Вопросы:
как вы полагаете, верно ли поступил Гербрант Петерсен, подбив команду на неповиновение капитану судна?
как вы полагаете, верно ли поступил капитан судна, отказавшийся принять моряков на борт из-за опасения чумы?
