Это продолжение рассказа! Первая часть здесь:
Просто хотел быть отцом | Рассказ | Часть 2 |
Глава 3. Между двух огней
Белая визитка жгла карман уже третью неделю. Данил периодически доставал её, вертел в руках, набирал первые цифры номера и тут же сбрасывал. Вера иногда мелькала в коридорах прокуратуры — всегда безупречная, в строгих костюмах, с этой её особенной, чуть насмешливой улыбкой. При встрече она едва заметно кивала, но не заговаривала первой, словно давая ему право самому решать - продолжать знакомство или нет.
А решать становилось всё сложнее. Марина, будто чувствуя что-то, стала ещё невыносимее. Она теперь звонила по десять раз на дню, присылала фотографии зареванного Димы, писала длинные сообщения о том, как мальчик скучает.
"Если бы ты действительно его любил..." — начиналось каждое второе.
В тот вечер Данил задержался на работе — громкое дело требовало его внимания. Он как раз изучал материалы допроса, когда телефон взорвался истеричным звонком.
— Где тебя носит?! — голос Марины срывался на визг. — Дима в больнице! У него приступ астмы!
Сердце ухнуло куда-то в пятки.
— В какой больнице? — он уже хватал куртку.
— В двадцатой! Если тебе вообще есть дело...
Он сбросил звонок и помчался к машине. В голове билась только одна мысль: "Только бы успеть". Перед глазами стояло бледное лицо Димы во время последнего приступа, его посиневшие губы, отчаянные попытки вдохнуть.
В приёмном покое его встретила Марина с мокрыми глазами и скорбной миной.
— Явился! — она вцепилась ногтями ему в рукав. — Где ты был? Почему не отвечал на звонки? Я же говорила, что у него обострение, что нужны новые лекарства! А ты всё "потом-потом"! Вот оно твоё "потом"!
— Прекрати истерику, — процедил он сквозь зубы. — Где он?
— В палате, — всхлипнула она. — Его уже осмотрели...
Дима лежал под капельницей, маленький и беззащитный. Увидев Данила, слабо улыбнулся:
— Папа... я испугался...
Данил осторожно сел на край кровати, взял прохладную детскую ладошку в свои руки. В горле встал ком.
— Я с тобой, малыш. Всё будет хорошо.
Марина за его спиной снова начала всхлипывать:
— Если бы ты больше внимания уделял ребёнку... Если бы не пропадал вечно на работе... Я же одна со всем этим! Одна!
В коридоре послышались быстрые шаги, и Данил машинально повернул голову к двери. В проёме стояла Вера — в строгом сером костюме, с папкой документов под мышкой. Она явно не ожидала его здесь увидеть: на секунду в её глазах мелькнуло удивление, тут же сменившееся профессиональной сдержанностью.
— Простите, я ошиблась палатой, — она сделала шаг назад, но было уже поздно.
— Вера Андреевна? — Данил почувствовал, как по спине пробежал холодок. Только этого не хватало.
Марина моментально подобралась, как кошка перед прыжком. Её наметанный женский глаз сразу считал и элегантный костюм, и дорогой портфель, и то, как дрогнул голос Данила.
— Вы знакомы? — В её голосе зазвенели опасные нотки.
— По работе, — сухо ответила Вера, но Марина уже закусила удила. — Я консультирую потерпевших по делу, которое ведёт майор Воронов. — спокойно продолжила Вера, и её самообладание только сильнее взбесило Марину
— По работе? — Марина издала короткий злой смешок. — А что же ты мне про неё не рассказывал, Данечка? Столько времени пропадаешь на своей работе, а про такую... коллегу молчишь?
Дима, уловив напряжение, крепче сжал руку Данила. Его дыхание участилось — верный признак подступающей паники.
— Тише, малыш, — Данил погладил сына по голове, пытаясь успокоить. — Всё хорошо.
— Не смей! — взвизгнула Марина. — Не смей его успокаивать! Это ты виноват, что он здесь! Вечно пропадаешь неизвестно где и теперь понятно с кем!
— Извините, — голос Веры стал жёстче, — но это больница. Ваши крики могут потревожить других пациентов.
— А вы вообще не лезьте! — Марина резко развернулась к ней. — Что вы тут делаете? У вас, небось, свои дети в больнице? К ним и идите!
— Я здесь по делу своей подзащитной, — Вера не отступила ни на шаг. — Просто ошиблась дверью. Но раз уж так вышло... Может, стоит подумать о ребёнке? Ему явно не идёт на пользу эта сцена.
Дима действительно начал задыхаться. Его грудь вздымалась всё чаще, на лбу выступила испарина.
— Сестра! — крикнул Данил в коридор. — Срочно врача!
— Видишь, что ты наделал?! — Марина бросилась к кровати.
В палату вбежала медсестра, следом вошёл пожилой врач. Вера воспользовалась моментом и исчезла, но её присутствие словно всё ещё витало в воздухе.
— Всем немедленно покинуть палату! — скомандовал врач, склоняясь над Димой. — Родители, прошу вас, выйдите.
В коридоре Марина снова накинулась на Данила:
— Я всё поняла! Вот почему ты стал реже приходить! Вот почему вечно занят! У тебя роман с этой... этой...
— Прекрати, — процедил он сквозь зубы. — Сын задыхается, а ты устраиваешь цирк.
— Я устраиваю?! — она почти кричала. — Это ты! Ты всё разрушил! Бедный мой мальчик... он так тебе верил...
Её голос сорвался на рыдания, но Данил больше не чувствовал привычного укола вины. Что-то надломилось, что-то безвозвратно изменилось. Случайная встреча с Верой словно сдёрнула пелену с глаз, показав всю нездоровость этих отношений.
Из палаты вышел врач, сурово глядя на обоих:
— У мальчика тяжёлый приступ. Очевидно, спровоцированный нервным срывом. Если вы не можете вести себя как взрослые люди, я запрещу посещения. Здоровье ребёнка важнее ваших разборок.
Данил прислонился к стене, чувствуя себя опустошённым. Рано или поздно придётся выбирать: либо и дальше плясать под дудку Марины, убивая в себе всё живое, либо... Он вспомнил спокойный, уверенный взгляд Веры. Нет, это не выбор между двумя женщинами. Это выбор между прошлым и будущим. Между нездоровой зависимостью и шансом на нормальную жизнь.
Вопрос только в том, хватит ли ему сил этот выбор сделать.
Глава 4. Горькая правда
После случая в больнице Данил не находил себе места. Марина теперь постоянно намекала на "служебный роман", а Дима стал пугливым и замкнутым. Очередной приступ астмы напугал мальчика, и теперь он боялся любых громких звуков и маминых истерик.
— Выглядишь паршиво, — заметил Михаил Степанович, старый друг отца и психолог отдела по делам несовершеннолетних, когда Данил пересёкся с ним в прокуратеру. — Давай-ка кофе попьём.
В кафетерии всегда пахло свежемолотым кофе. Михалыч, как его все звали, славился умением разговорить любого трудного подростка. Сейчас его цепкий взгляд буквально препарировал Данила.
— Рассказывай, — он дождался, пока на стол поставят две дымящихся чашки. — И не говори, что всё нормально. У тебя классический синдром эмоционального выгорания на фоне токсичных отношений.
Данил невесело усмехнулся:
— С каких пор ты ставишь диагнозы с первого взгляда?
— С тех пор, как вижу одни и те же паттерны год за годом, — Михалыч подвинул ему чашку. — Знаешь, сколько детей проходит через мой кабинет из-за манипулятивных родителей? Вчера как раз была девочка — мать настраивает против отца, запрещает с ним видеться, а потом жалуется, что он не участвует в жизни ребёнка.
Данил вздрогнул. Слишком знакомо звучало.
— У твоей Марины, — продолжал Михалыч, помешивая кофе, — классический случай манипулятивного поведения с использованием ребёнка. Она практикует эмоциональный шантаж: то ты плохой, потому что редко приходишь, то ты виноват, что приходишь не вовремя. Что бы ты ни сделал — всегда будешь неправ.
— Но Дима...
— А Диму она использует как якорь, — жёстко перебил психолог. — Ты же видишь, что мальчик уже невротизирован? Приступы астмы на фоне стресса — это первый звоночек. Дальше будет только хуже.
В коридоре послышались крики — какая-то женщина истерично требовала встречи с начальством. Михалыч поморщился:
— Опять мамаша буянит. Вторую неделю требует лишить бывшего мужа родительских прав. А то, что ребёнок после её истерик заикаться начал — это, конечно, папина вина.
Данил отставил нетронутый кофе:
— К чему ты клонишь?
— К тому, что ты не спасаешь ребёнка, оставаясь в этих отношениях. Ты делаешь хуже и ему, и себе. Созависимость — это не любовь, Дань. Это болезнь.
В этот момент в кафетерий влетел молодой следователь:
— Михал Саныч! Там в третьем зале суда адвокат рвёт и мечет! Дело о лишении родительских прав, а она...
— Какой адвокат? — машинально спросил Данил.
— Да эта, новенькая... Светлова вроде. Как припечатала доказательствами манипуляций со стороны матери — судья рот открыл!
Данил вскочил:
— Мне нужно идти.
— Беги, — усмехнулся Михалыч. — Только помни: эмоциональное насилие не становится менее разрушительным оттого, что его применяет женщина. И ещё: иногда отпустить — это самый ответственный родительский поступок.
В зале суда было не протолкнуться. Вера стояла у трибуны — строгая, собранная, в чёрной мантии. Её голос звенел от праведного гнева:
— Ваша честь, перед вами заключение психолога о состоянии ребёнка. Цитирую: "На фоне систематического использования матерью манипулятивных техник у несовершеннолетнего наблюдаются признаки тревожного расстройства, включая психосоматические реакции..." Это не просто конфликт между родителями! Это планомерное разрушение детской психики!
На скамье за её спиной всхлипывала холёная женщина, как две капли воды похожая на Марину — те же истеричные нотки в голосе, тот же обвиняющий взгляд в сторону бывшего мужа.
— Защита требует пересмотреть порядок общения с ребёнком, — чеканила Вера. — Токсичное поведение одного из родителей не должно лишать ребёнка права на полноценные отношения с другим!
Данил слушал, и каждое её слово било прицельно в сердце. Всё, что говорил Михалыч, вдруг обрело новый смысл. Он вспомнил испуганные глаза Димы во время последнего приступа, его дрожащие губы, когда мама снова "взрывалась".
"Иногда отпустить — это самый ответственный родительский поступок".
Данил развернулся и вышел из зала. У него наконец появилось чёткое понимание того, что нужно делать дальше. И впервые за долгое время это понимание не вызывало чувства вины.
Глава 5. Решающий шаг
Последней каплей стало видео. Данил получил его в разгар рабочего дня — Дима с заплаканным лицом держал в руках свой старый рисунок, на котором они были изображены втроём, рассказывал, где мама, где папа Даня и где он сам. Следом пришло сообщение: "Он порвал все остальные рисунки. Сказал, что раз ты нас больше не любишь, то и рисунки не нужны. Доволен?"
Данил закрыл глаза. Он слишком хорошо знал эту технику — Марина специально провоцировала Диму на подобные действия, а потом использовала их как оружие. Мальчик, сам того не понимая, становился инструментом в её манипуляциях.
"Ты придёшь сегодня?" — следующее сообщение пришло через минуту. — "Он очень ждёт. Обещал даже поесть суп, если ты приедешь."
Данил поймал себя на мысли, что теперь видит эти приёмы насквозь. Михалыч рассказывал их, всё как по учебнику: сначала удар по больному — страдания ребёнка, потом быстрая смена тактики — надежда на примирение, и в финале — завуалированный шантаж. Если он не приедет, Дима откажется от еды, и это снова будет его вина.
Телефон зазвонил. На экране высветилось "Вера".
— Прости, что отвлекаю, — её голос звучал непривычно мягко. — Хотела сказать, что выиграла то дело. Судья принял во внимание все доказательства токсичного поведения матери.
— Поздравляю, — он невольно улыбнулся. — Ты была очень убедительна.
— Данил, — она помолчала. — Я знаю, это не моё дело, но... После того случая в больнице я много думала. Мы каждый день видим последствия таких отношений. Дети, которые годами не могут оправиться от родительских манипуляций...
— Я знаю, — тихо ответил он. — Сегодня всё решится.
В трубке повисла пауза.
— Если будет тяжело... если захочешь поговорить... — она запнулась. — В общем, ты знаешь мой номер.
Данил нажал "отбой" и решительно набрал номер Марины:
— Я приеду через час. Нам надо поговорить.
Она открыла дверь непривычно тихая, с идеальной укладкой и макияжем. Дима бросился к нему с криком "Папа!", но Марина отстранила сына:
— Милый, иди поиграй в комнате. Нам с папой нужно обсудить взрослые дела.
Это был новый приём. Обычно она использовала присутствие ребёнка как щит, теперь же явно готовилась к серьёзному разговору.
— Я всё поняла, — начала она, как только дверь в детскую закрылась. — Это всё из-за неё, да? Из-за этой адвокатши?
— Нет, Марина. Это из-за нас с тобой.
— Из-за нас? — её голос дрогнул. — Что с нами не так? Мы же семья! У нас ребёнок!
— Нет, — он покачал головой. — Мы не семья. Мы токсичная система, которая разрушает и нас, и Диму.
— Ах, токсичная? — она усмехнулась. — Нахватался умных слов у своей...
— Прекрати, — он поднял руку. — Я больше не участвую в этом. Хватит.
Марина побледнела:
— Что значит "не участвую"? Ты что, нас бросаешь?
— Я не бросаю. Я ухожу из нездоровых отношений.
— Нездоровых?! — её голос взвился до знакомых истерических нот. — А как же Дима? Ты о нём подумал? Знаешь, что с ним будет?
— Знаю, — он посмотрел ей в глаза. — С ним будет то же, что происходит сейчас. Ты продолжишь использовать его как оружие. Будешь настраивать против меня, манипулировать его чувствами, провоцировать на истерики. А потом обвинять меня в том, что это я делаю ему больно.
— Да как ты смеешь! — она схватила вазу со стола. — Я мать! Я забочусь о своём ребёнке!
— Нет, Марина. Ты используешь ребёнка, чтобы контролировать мужчину, который не твой муж и не отец твоего сына.
Запущенная Мариной ваза полетела в стену, разбившись вдребезги. Из детской донёсся испуганный всхлип.
— Вот видишь? — тихо сказал Данил. — Опять. Ты даже сейчас не думаешь о том, что пугаешь сына.
— Убирайся! — она кричала, срывая голос. — Убирайся и никогда не возвращайся! Но и к Диме не подходи, слышишь? Ты ему никто! Самозванец! Решил поиграть в папу, а теперь бросаешь?!
— Я не бросаю, — он направился к выходу. — Я просто больше не позволю использовать мою любовь к нему как инструмент манипуляции.
Уже в дверях он услышал её последний козырь:
— Дима! Иди сюда, сынок! Папа уходит от нас! Совсем уходит! Ты ему больше не нужен!
Данил сжал кулаки. Как же хотелось вернуться, обнять мальчика, объяснить... Но он знал: любая его реакция — это продолжение замкнутого круга. Щелчок замка за спиной прозвучал как выстрел.
Через час он сидел в маленьком кафе напротив Веры. Она молча слушала его рассказ, не перебивая, не осуждая, не давая советов. Просто была рядом. И от этого спокойного, принимающего присутствия постепенно отпускало то, что рвало душу последние два года.
— Я просто хотел быть отцом, — наконец сказал он, глядя в остывший кофе. – Но, кажется, настоящая любовь к ребёнку — это когда умеешь защитить его даже от собственной слабости. От тех отношений, которые делают его заложником взрослых игр.
Вера осторожно накрыла его руку своей:
— Иногда самый сильный поступок — это уйти.
Дождь за окном всё усиливался, смывая прошлое, а в кармане лежал телефон, полный пропущенных звонков и сообщений. Но Данил гасил в себе желание немедленно ответить. Он знал: всё только начинается. Будут угрозы, попытки вернуть, апелляции к чувству вины. Только теперь у него была точка опоры. И это меняло всё.
Конец второй части
Как думаете, справится Данил? Давайте поддержим его лайками и поделимся рассказом с близкими, может, кто-то из них ходит по такому же замкнутому кругу. Продолжение рассказа читайте здесь: