Тяжелая кастрюля гулко опустилась на стол. Вера поморщилась от этого звука, но, кажется, только она его и заметила. Павел, не отрываясь от телефона, машинально пододвинул к себе тарелку. Семилетняя Алиса, путаясь в длинных рукавах домашней кофты, пыталась отобрать у младшего брата игрушечную машинку.
— Мам, а Димка не даёт! — звонкий голос дочери эхом отразился от кухонных стен.
Вера устало опустилась на стул. В висках начинала пульсировать знакомая боль — верный признак приближающейся мигрени. День выдался особенно тяжёлым: с утра совещание на работе, потом забрать детей из садика и школы, успеть в магазин, приготовить ужин... Она посмотрела на мужа, который всё ещё был погружен в свой телефон. Что-то внутри неё надломилось.
— Ты не думал, что я заслуживаю хотя бы немного отдыха? — её голос прозвучал тише обычного, но в нём слышалась такая горечь, что даже дети притихли.
Павел медленно поднял голову. На его лице отразилось искреннее недоумение:
— Отдыха? — его брови удивлённо поползли вверх. — А от чего, собственно?
Вера замерла, сжимая в руке вилку. Эта фраза, брошенная так небрежно, словно выбила землю из-под ног. Годами копившееся напряжение вдруг прорвалось, как весенний паводок.
— От всего! — вилка со звоном упала на стол. — От бесконечной готовки, уборки, стирки! От работы, от которой я не могу отказаться, потому что нам нужны деньги! От того, что я должна быть идеальной матерью, женой, сотрудницей! От того, что я не помню, когда последний раз просто сидела и читала книгу!
Её голос дрожал, а в уголках глаз предательски защипало. Павел поморщился, отодвигая тарелку с недоеденным супом.
— Вера, ну ты же дома, не на стройке работаешь, — он произнёс это таким тоном, словно объяснял очевидное капризному ребёнку.
В этот момент со своего места поднялась Нина Сергеевна — свекровь, которая жила с ними уже третий год. Её седые волосы были аккуратно уложены, на губах — привычная полуулыбка, но в глазах мелькнуло что-то... понимание?
— Дорогая, ну что ты начинаешь? — она положила руку на плечо Веры. — Семья — это ответственность. Женщины всегда справлялись...
Это стало последней каплей. Вера резко встала, чуть не опрокинув стул. Горло сдавило от подступающих слёз, но она не могла, не хотела плакать. Не сейчас. Не при них.
— Мама, куда ты? — испуганно пискнула Алиса.
Но Вера уже выходила из кухни, чувствуя, как предательски дрожат колени. Позади остались недоуменный взгляд мужа, притихшие дети и странное выражение лица свекрови — словно та хотела что-то добавить, но в последний момент передумала.
В спальне было темно и прохладно. Вера прислонилась к стене, медленно сползая на пол. Где-то в глубине души она понимала: это только начало. Что-то должно измениться, иначе она просто не выдержит. Но как объяснить это Павлу? Как достучаться до человека, который искренне не понимает, что проблема существует?
За стеной слышались приглушённые голоса: Павел что-то говорил детям, звякала посуда — видимо, Нина Сергеевна убирала со стола. Обычный вечер. Всё как всегда.
Но что-то безвозвратно надломилось в этой привычной картине.
Утро выдалось неожиданно солнечным для октября. Вера стояла у окна, рассматривая, как первые лучи пробиваются сквозь голые ветви клёна во дворе. В квартире царила непривычная тишина — дети ещё спали, а Павел, судя по мерному дыханию, тоже не собирался просыпаться.
Она аккуратно положила на кухонный стол сложенный вчетверо листок. "Я занята, разберись сам." Всего три слова, написанных твёрдым почерком. Вера несколько раз переписывала эту записку, прежде чем остановиться на самой короткой версии. Сумка с необходимыми вещами ждала в прихожей — она собрала её ещё ночью, когда все спали.
Выходя из квартиры, она на мгновение остановилась у двери детской. Сердце болезненно сжалось, но она заставила себя двигаться дальше. Один день. Всего один день для себя.
Павел проснулся от настойчивого дёргания за рукав футболки.
— Папа, я есть хочу, — Димка стоял рядом с кроватью, сжимая потрёпанного плюшевого зайца. — А мама где?
Часы показывали начало одиннадцатого. Павел резко сел на кровати, протирая глаза. Почему его никто не разбудил? Обычно Вера...
— Пап, Алиска мой самолёт сломала! — донеслось из комнаты.
— Неправда, он сам упал! — тут же отозвалась дочь.
Павел потянулся за телефоном, намереваясь позвонить жене, но замер, увидев записку на кухонном столе. Три слова, написанные знакомым почерком, вызвали волну раздражения.
— Ну и ладно, — пробормотал он, комкая бумажку. — Не маленький, справлюсь.
К обеду его уверенность значительно поубавилась. Каша, которую он пытался сварить, пригорела, наполнив кухню неприятным запахом. Димка раскрошил печенье по всей гостиной, а Алиса категорически отказывалась надевать колготки, которые он ей предложил, утверждая, что "эти колючие".
— Мама всегда знает, какие надо! — надрывно всхлипывала дочь, сидя на полу в одних трусиках.
Павел устало опустился на диван, оглядывая хаос вокруг. Как Вера справляется со всем этим каждый день? И ведь ещё успевает работать, готовить, стирать...
В это время Вера сидела в небольшой художественной студии на другом конце города. Она случайно наткнулась на объявление о бесплатном пробном занятии несколько недель назад, но всё не решалась пойти. Сейчас, глядя как преподаватель показывает основы композиции, она чувствовала, как внутри разливается давно забытое тепло.
— У вас хорошо получается, — улыбнулась пожилая женщина-преподаватель, останавливаясь у её мольберта. — Давно рисовали?
— В школе... кажется, целую вечность назад, — Вера смутилась, разглядывая свой неумелый набросок.
— Главное — начать, — подмигнула преподаватель. — Остальное приложится.
Вечером Павел не выдержал и позвонил матери.
— Мам, как ты вообще справлялась, когда мы с братом были маленькие?
На другом конце провода повисла тишина.
— Ох, сынок... — голос Нины Сергеевны звучал непривычно задумчиво. — Знаешь, я ведь тоже когда-то рисовала. В художественный даже поступить хотела...
— Правда? — Павел удивлённо выпрямился. — Почему не пошла?
— Твой отец сказал, что это несерьёзно. Что семья важнее... — она помолчала. — А потом как-то закрутилось: ты родился, потом Сашка... Работа, дом, готовка... Так и забылось.
В её голосе прозвучала такая застарелая горечь, что Павел невольно вспомнил вчерашние слова Веры: "Я не помню, когда последний раз у меня был день для себя..."
— Мам, а ты... не жалеешь?
Нина Сергеевна снова замолчала, и это молчание было красноречивее любых слов.
Вера стояла перед дверью собственной квартиры, не решаясь вставить ключ в замочную скважину. Сердце гулко билось где-то в горле. Она ожидала найти дома хаос, раздражённого мужа и плачущих детей. Возможно, даже скандал — за то, что посмела уйти, оставив такую записку...
Глубоко вдохнув, она повернула ключ и толкнула дверь. В прихожей горел свет, но было непривычно тихо. Пахло... чем-то съедобным?
— Мамочка! — Димка выбежал из кухни, чуть не сбив её с ног. Следом появилась Алиса, на удивление спокойная и умытая.
— А мы с папой макароны варили! — гордо объявила она. — И я помогала!
Вера осторожно заглянула на кухню, не зная, чего ожидать. Павел сидел за столом, обхватив ладонями большую кружку с чаем. Перед ним лежала стопка каких-то бумаг — кажется, старые альбомы? Вокруг царил непривычный порядок: вымытая посуда стояла в сушилке, на столе — ни крошки.
Он поднял голову, встречаясь с ней взглядом. В его глазах не было привычного раздражения — только усталость и что-то ещё, чего она раньше не замечала.
— Дети ели, — он кивнул в сторону тарелки с остатками макарон. — Ну, как твой день?
Вера замерла в дверном проёме, не зная, как реагировать на этот неожиданно спокойный тон.
— Хорошо, — она осторожно опустилась на стул напротив. — Я... давно так себя не чувствовала.
Повисла пауза. Было слышно, как в соседней комнате дети о чём-то увлечённо спорят, как тикают часы на стене, как где-то вдалеке проезжает машина...
— Знаешь, — Павел вдруг заговорил, не поднимая глаз от кружки, — я сегодня нашёл старые мамины альбомы. Она... очень хорошо рисовала.
Он пододвинул к ней один из альбомов. На пожелтевших от времени страницах — удивительно живые наброски: городские пейзажи, портреты, какие-то абстрактные композиции...
— Не знала, что Нина Сергеевна...
— Я тоже не знал, — он невесело усмехнулся. — Представляешь, она хотела поступать в художественное. А отец сказал — несерьёзно. Семья важнее.
Вера осторожно перелистывала страницы. Рисунки обрывались где-то в середине альбома — дальше шли чистые листы.
— А если бы у тебя был выбор... — Павел сделал паузу, словно собираясь с мыслями. — Чем бы ты хотела заниматься?
Этот вопрос застал её врасплох. Она столько лет жила в бесконечной круговерти дом-работа-дети, что почти забыла о своих желаниях. Почти.
— Я сегодня была в художественной студии, — слова вырвались сами собой. — Просто смотрела, как занимаются другие. И знаешь... — она замолчала, подбирая слова.
— Знаю, — тихо отозвался Павел. — У тебя глаза светятся. Как раньше.
В дверях кухни неслышно появилась Нина Сергеевна. Она смотрела на невестку с какой-то странной смесью грусти и надежды.
— Вера права, — вдруг произнесла она твёрдо. — Женщина не должна растворяться в семье без остатка. Я это слишком поздно поняла.
Павел обернулся к матери:
— Мам, а может...
— Нет, — она качнула головой, но губы тронула лёгкая улыбка. — Моё время прошло. А вот Вере ещё не поздно.
Она развернулась и вышла, оставив после себя звенящую тишину. Вера смотрела на мужа, не зная, что сказать. А он вдруг протянул руку и накрыл её ладонь своей:
— Прости. Я правда не понимал.
Следующее воскресенье выдалось на удивление тёплым. Вера стояла перед зеркалом, придирчиво разглядывая своё отражение. Старая джинсовая рубашка, заляпанная красками ещё со школьных времён, сейчас казалась чем-то вроде боевого знамени.
— Я не уверена... — начала она, поворачиваясь к сидящей на кровати Нине Сергеевне.
— Милая, — свекровь поднялась и расправила складку на рубашке, — самое страшное — это "я могла бы". Поверь, я знаю.
В её глазах промелькнула тень — отголосок старой боли, но губы улыбались.
— Дети накормлены, — в спальню заглянул Павел. — Алиса обещала присмотреть за Димкой... Ну, минут двадцать точно продержатся.
Он попытался пошутить, но в голосе слышалось лёгкое напряжение. Всё-таки это было что-то новое для них обоих.
— Папа, а можно мы с планшета мультики посмотрим? — донёсся из комнаты голос Алисы.
— Можно, только не больше часа! — отозвался Павел и добавил тише: — Господи, я становлюсь занудой.
Вера не удержалась от улыбки. За эту неделю он действительно изменился. Нет, не стал идеальным — всё ещё забывал опустить крышку унитаза и раскидывал носки по квартире. Но теперь каждое утро, собираясь на работу, спрашивал: "Тебе что-нибудь нужно купить по дороге домой?"
Художественная студия встретила её запахом красок и кофе. У входа суетились немолодые дамы, раскладывая этюдники, в углу негромко переговаривались две девушки-студентки.
— О, новенькая! — к ней подошла пожилая преподавательница. — Я вас помню, вы на прошлой неделе заглядывали. Решились?
Вера кивнула, чувствуя, как внутри всё сжимается от волнения.
— Ну что ж, — женщина похлопала её по плечу, — давайте для начала с простого. Вот, возьмите лист...
Время полетело незаметно. Солнце медленно ползло по небу, бросая причудливые тени на холсты. Вера полностью погрузилась в работу, забыв обо всём. Как же давно она не чувствовала такого... спокойствия? Радости? Она не могла подобрать точного слова.
Домой она вернулась в начале четвёртого. На кухонном столе стояла чашка с остывшим чаем — явно Павел оставил. Из комнаты доносилось сопение Димки — значит, всё-таки уложили на дневной сон.
— Ну как? — Павел появился в дверях, пытаясь казаться равнодушным, но любопытство выдавали глаза.
Вместо ответа Вера достала из папки свой первый рисунок. Несколько неуверенных линий, чуть кривоватая перспектива... Но в этом наброске городской улицы было что-то живое, настоящее.
Павел хмыкнул, разглядывая лист:
— Ну, неплохо, — он сделал паузу. — Правда, похоже. Особенно вот эти деревья...
— Знаешь, — Вера опустилась на стул, обхватывая ладонями чашку с остывшим чаем, — я давно так не чувствовала себя... живой.
В дверном проёме появилась фигура Нины Сергеевны. Она смотрела на рисунок своей невестки, и в её глазах блестели слёзы — но не горькие. Скорее, это были слёзы надежды.
— Мам, — Вера впервые назвала её так, — может, пойдёте со мной в следующее воскресенье?
Нина Сергеевна замерла, растерянно моргая.
— Я? Но я уже старая для...
— Для счастья не бывает "слишком поздно", — твёрдо сказала Вера. — Вы сами меня этому научили.
За окном шелестел октябрьский ветер, играя пожелтевшими листьями. Где-то в комнате завозился проснувшийся Димка. Жизнь продолжалась — но теперь она была наполнена новыми красками.
А на стене в кухне появилась первая работа Веры — немного неумелая, но искренняя. Первый шаг к той себе, которую она почти забыла. Почти — но не до конца.