Лариса расставляла тарелки на столе, когда Виктор вернулся с работы. От его шагов пахнуло сквозняком — февральский вечер выстудил подъезд. Она привычно потянулась за его пальто, но он остановил её легким жестом:
— Погоди, милая. Давай сначала поговорим.
Что-то в его голосе заставило её насторожиться. Этот тон она знала — так он обычно начинал разговор, когда собирался огорошить её очередной "гениальной" идеей. Последний раз это была покупка старого мотоцикла для реставрации. Мотоцикл до сих пор ржавел в гараже.
— Знаешь, я тут подумал... — Виктор снял пальто сам и прошёл на кухню, где уже дразнил ароматом свежесваренный борщ. — А давай пригласим на юбилей Ольгу?
Половник замер в руке Ларисы. Она медленно опустила его в кастрюлю, стараясь, чтобы рука не дрожала. Ольга. Его бывшая жена. Женщина, чьё имя не произносилось в их доме уже два года — с тех пор, как они с Виктором поженились.
— Ольгу? — переспросила она, и собственный голос показался ей чужим. — А зачем?
Виктор пожал плечами, как будто речь шла о чём-то совершенно обыденном:
— Ну, мы же все взрослые люди. Это просто дружеский жест. Всё-таки столько лет были семьёй...
Лариса отвернулась к плите, делая вид, что проверяет борщ. В горле встал ком. "Были семьёй". Эти слова больно кольнули её. А кто они сейчас? Просто очередной эпизод в его жизни?
— Суп остынет, — произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Давай ужинать.
Виктор, казалось, не заметил её состояния. Он уже увлечённо рассказывал о рабочих делах, о том, как его новый проект получил одобрение начальства. А она смотрела в тарелку и видела, как по красной глади борща расходятся круги от падающих капель сметаны. Почему-то эти белые разводы напомнили ей свадебное платье Ольги — она видела фотографии в старом альбоме, который случайно нашла, убираясь в кладовке.
— ...и представляешь, они даже премию обещали! — донёсся до неё голос мужа.
— Очень здорово, — откликнулась она машинально.
А в голове крутилось: "Для кого этот праздник — для семьи или для того, чтобы угодить всем?" Она посмотрела на мужа, который с аппетитом ел борщ. Виктор выглядел таким довольным, таким уверенным в своей правоте. Он даже не подозревал, какую бурю поднял в её душе одним простым предложением.
Вечер тёк своим чередом. Они обсуждали планы на выходные, новый сериал, счета за отопление. Но Лариса чувствовала, как внутри неё растёт тревога. Словно маленькая трещина появилась в том уютном мире, который они построили. И она боялась, что эта трещина может превратиться в пропасть.
Прошла неделя. Лариса уже почти убедила себя, что зря волновалась — может, Виктор и забыл о своей идее. Она как раз протирала пыль в гостиной, когда услышала его голос из кабинета. Он говорил по телефону, пытаясь понизить голос, но старая квартира с толстыми стенами создавала удивительный акустический эффект — каждое слово долетало до неё отчётливо, словно он стоял рядом.
— Да, Оль, конечно... Нет, это отличная идея! Помнишь, как в девяносто восьмом ты делала такой же салат? Все с ума сходили...
Тряпка для пыли замерла в руке Ларисы. Девяносто восьмой год. Она тогда ещё школу заканчивала, мечтала поступить в педагогический. А они с Ольгой уже были семьёй, готовили какие-то особенные салаты...
— Слушай, а может, и правда сделаешь его? — голос Виктора звучал воодушевлённо. — Ты же знаешь, у меня с этим... Да-да, абсолютно бездарен! — он рассмеялся, и этот смех больно кольнул Ларису в сердце.
Она медленно опустилась в кресло. Перед глазами всплыла картина: вот она вчера битый час стояла у плиты, готовя Виктору его любимый бефстроганов. А он... он даже не притронулся, сказал, что не голоден.
— И скатерть ту, кремовую, захвати, — продолжал Виктор. — Помнишь, мама тебе её подарила? С вышивкой... Да, она самая!
Лариса почувствовала, как к горлу подступает ком. Их скатерть, купленная в прошлом году в "ИКЕА", вдруг показалась ей безвкусной и дешёвой. Она встала, намереваясь уйти, не слышать больше этот разговор, но ноги словно приросли к полу.
— Конечно, ты же лучше знаешь, как всё организовать. У тебя всегда отлично получалось...
В этот момент Лариса заметила на журнальном столике исписанный мелким почерком лист бумаги. Она сразу узнала этот почерк — такой же был на старых открытках, которые она однажды нашла в шкафу. Почерк Ольги. Список продуктов, расписанное меню, даже схема расстановки столов...
Виктор вышел из кабинета, на ходу убирая телефон в карман. Увидев жену, он улыбнулся:
— А, ты уже видела? Ольга предложила помочь с организацией. Она же опытная в этом деле. Ты ведь не против, правда?
Что-то оборвалось внутри Ларисы. Все эти дни накопившейся тревоги, бессонных ночей, когда она ворочалась, представляя, как бывшая жена войдёт в их дом, все эти мысли вдруг прорвались наружу:
— Не против? — её голос дрожал. — А ты спросил меня, прежде чем решать? Это наш дом, Витя. НАШ! Не твой и Ольги, а наш с тобой!
— Лариса, ты что? — Виктор растерянно смотрел на неё. — Это же просто помощь...
— Помощь? — она схватила список с журнального столика. — А это тоже помощь? Она уже распланировала весь наш праздник! Может, мне вообще уйти? Раз уж Ольга такая опытная...
— Ты всё преувеличиваешь, — в голосе Виктора появилось раздражение. — Ольга просто хочет помочь. Ты слишком остро реагируешь.
— Слишком остро? — Лариса почувствовала, как по щекам покатились слёзы. — А как я должна реагировать, когда ты обсуждаешь с ней каждую мелочь, словно это её дом, её праздник? Когда ты восхищаешься её салатами и скатертями, а на мои старания даже внимания не обращаешь?
Виктор попытался обнять её, но она отстранилась:
— Нет, не надо. Я всё поняла. Ты хочешь большой дружной семьи? Прекрасно. Только вот меня ты в эту семью, похоже, не включил.
Она выбежала из комнаты, оставив Виктора стоять с протянутыми руками. В спальне, запершись на защёлку, она долго сидела на кровати, глядя в окно. За стеклом падал мокрый февральский снег, превращаясь в слякоть. Почему-то именно сейчас она вспомнила, как год назад они с Виктором гуляли под таким же снегом, и он укрывал её своим пальто, и они смеялись, и весь мир казался только их, и никакое прошлое не могло вторгнуться в их настоящее...
День праздника наступил неожиданно, словно свалился на голову. Лариса стояла перед зеркалом, разглаживая складки на новом платье цвета бургунди. Она купила его специально для этого дня, потратив почти всю премию. В зеркале отражалась красивая женщина с идеальной укладкой, но глаза выдавали внутреннее напряжение.
Первой пришла Ольга. Раньше всех, за час до назначенного времени — "помочь с последними приготовлениями". Лариса услышала её голос ещё из прихожей:
— Витенька, ну как же без меня? Я же знаю, как ты любишь, чтобы всё было идеально!
Витенька. Она до сих пор называет его Витенькой. Лариса стиснула зубы и вышла встречать гостью. Ольга оказалась совсем не такой, какой она её представляла по фотографиям. Моложавая, ухоженная, в элегантном костюме песочного цвета. И эта улыбка... такая уверенная, чуть снисходительная.
— Ларисочка! — Ольга чмокнула воздух возле её щеки. — Наконец-то познакомились! Виктор столько о вас рассказывал...
"Неужели? — подумала Лариса. — А мне о тебе — ничего".
Дальше всё завертелось как в калейдоскопе. Прибывали гости, звучали поздравления, открывались бутылки с шампанским. Ольга, словно заправская хозяйка, порхала между гостями, расставляла закуски, подливала вино, рассказывала какие-то истории. И все смеялись. Все были в восторге.
— А помните, как мы с Витей в Крым ездили? — щебетала она. — Он такой забавный был, всё боялся медуз...
Лариса стояла у стены, сжимая в руках бокал с нетронутым вином. Она чувствовала себя статисткой на чужом празднике. Даже её мать, предательница, сидела рядом с Ольгой и восхищённо качала головой:
— Какой удивительный салат! Это ваш рецепт?
— Да, старинный, семейный, — Ольга сияла. — Я Вите его часто готовила...
"Семейный, — горько усмехнулась про себя Лариса. — У них всё семейное".
Виктор, раскрасневшийся от вина и всеобщего внимания, встал с бокалом:
— Друзья! Я хочу сказать тост...
Все затихли. Лариса почувствовала, как сердце пропустило удар.
— Знаете, я счастливый человек. Вокруг меня столько прекрасных людей! — он обвёл взглядом гостей. — И сегодня я особенно рад, что мы все здесь, одной семьёй...
"Семьёй?" — эхом отозвалось в голове Ларисы.
— А помнишь, Оль, — вдруг повернулся он к бывшей жене, — как мы такой же праздник устраивали в двухтысячном? Ты ещё торт уронила, и мы...
Звон разбитого бокала прервал его речь. Лариса не помнила, как выпустила его из рук. Осколки разлетелись по паркету, красное вино растеклось, как кровь.
— Ну что ж, — её голос прозвучал неожиданно громко в наступившей тишине. — Кажется, здесь все прекрасно обходятся без меня. Может, я пойду?
— Лариса, вы не так поняли... — Ольга встала, протягивая к ней руки.
— Нет, я всё прекрасно поняла, — Лариса почувствовала, как предательски дрожит подбородок. — У этого дома, похоже, две хозяйки. И я здесь лишняя.
Она развернулась и пошла к выходу. Никто не остановил её. Только когда она уже надевала пальто трясущимися руками, услышала за спиной шаги Виктора:
— Лара...
— Не надо, — она даже не обернулась. — Возвращайся к гостям. К своей... семье.
Входная дверь захлопнулась за ней с гулким стуком. В подъезде пахло сыростью и чужим счастьем. Лариса прислонилась к стене, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы. Где-то наверху играла музыка — их квартира продолжала жить своей жизнью. Жизнью, в которой для неё, кажется, больше не было места.
К вечеру следующего дня у Ларисы разболелась голова. Нина, у которой она осталась ночевать, заварила ей пустырник и принесла свою старую пижаму с медвежатами — нелепую, но удивительно уютную.
— Знаешь, — сказала Нина, устраиваясь рядом на диване с кружкой кофе, — а ведь моя бабушка трижды замуж выходила. И каждый раз говорила: "Внученька, главное — не идти на поводу у мужиков. Они как дети: им поблажку дашь — на шею сядут".
Лариса невольно улыбнулась, представив строгую Нинину бабушку с её фирменным взглядом поверх очков. В этот момент в дверь позвонили — как-то неуверенно, словно звонивший сомневался, стоит ли это делать.
На пороге стоял Виктор. Помятый, небритый, в той самой старой куртке, которую она столько раз просила выбросить. В руках он держал... кактус. Обычный маленький кактус в глиняном горшке.
— Это что? — только и смогла выговорить Лариса.
— Я... — он переступил с ноги на ногу, — я хотел купить розы. Но потом вспомнил, как ты говорила, что устала от этих дежурных букетов после каждой ссоры. И увидел его, — он посмотрел на кактус так, будто сам не верил в происходящее. — Он колючий. Как ты сейчас. И правильно.
Лариса моргнула. В горле встал ком — не от обиды, а от этой нелепой искренности.
— Ты заходи, — сказала Нина, забирая у Виктора кактус. — Только учти: будешь опять про бывшую — получишь этим кактусом по самому дорогому.
Она ушла на кухню, оставив их вдвоём. Виктор сел на краешек кресла, ссутулившись:
— Я всю ночь не спал. Сидел на кухне, пил кофе и думал... Знаешь, о чём?
— О том, какой ты козёл? — предположила Лариса. Злость ещё не прошла, но к ней примешивалось что-то ещё — то ли усталость, то ли желание понять.
— О твоих тапочках, — неожиданно сказал он.
— Что?
— О твоих дурацких тапочках с помпонами. О том, как ты по утрам шаркаешь ими по коридору, когда идёшь умываться. И о том, как вчера утром я наорал на тебя из-за этого шарканья... А сегодня в квартире тихо. И это... это просто невыносимо.
Он замолчал, разглядывая свои руки.
— Ольга вчера знаешь что сказала? — вдруг произнёс он. — "Витя, ты всё такой же — вечно наступаешь на одни и те же грабли. Только теперь ты рискуешь потерять женщину, которая любит тебя настоящего, а не выдуманного".
— А какой ты настоящий? — тихо спросила Лариса.
— Вот такой, — он развёл руками. — Дурак, который притащил кактус вместо роз. Который не может уснуть без твоего сопения рядом. Который... который просто не представляет, как жить дальше, если ты не вернёшься.
В прихожей что-то грохнуло — видимо, Нина не удержала свой шпионский пост у двери.
— Я не буду обещать, что всё сразу станет идеально, — продолжил Виктор. — Но я хочу, чтобы ты знала: ты — моя семья. Не прошлое, не "бывшие", а ты. И если ты дашь мне шанс...
— Дам, — перебила его Лариса. — Но при одном условии.
— Любом.
— Выброси эту чёртову куртку.
Он рассмеялся — как-то судорожно, нервно, но искренне. И в этом смехе было облегчение, и надежда, и обещание.
— Нина! — крикнула Лариса. — Тащи свой кактус. Кажется, нам пора домой.
Дома их ждали немытая посуда после вчерашнего праздника, засохший торт и следы красного вина на паркете. Но почему-то именно сейчас, глядя на этот бардак, Лариса впервые за долгое время почувствовала себя настоящей хозяйкой — той, которая имеет право и на гнев, и на прощение.