Начало здесь. Глава 1.
Пара секунд, когда женщины смотрели друг на друга, показались мальчику вечностью.
- Мам, а мам, пофли домой, - прошепелявил он, дёргая женщину, стоявшую рядом с ним, за длинный подол.
- Сейчас пойдём, - сказала она, беря его маленькую ручку. – Здравствуйте, Нина, - красивым бархатистым голосом произнесла она, обращаясь к хозяйке. Я – Марина.
- Зайдёте? – растерянно спросила Нина, перекладывая прихватку из одной руки в другую.
- Не думаю, что стоит это делать. Ведь Вы, Нина, как я понимаю, не заходили в нашу с Сашей квартиру. Потому что, если бы заходили к нам, увидели бы детскую кровать, игрушки, вещи, и не стали бы заводить отношения с женатым мужчиной. Да ещё у которого есть маленький ребёнок.
- Но Саша ничего не говорил о Вас. С сыном. Всё-таки заходите, - Нина отошла от двери, освобождая вход в квартиру.
Женщина посмотрела себе под ноги, на старенький, но чистый придверный коврик. Встала на него, старательно расшоркавшись, тщательно вытерла подошву туфель и вошла в квартиру.
В прихожей на правой стене висели чёрные обувная ложка и щётка, над ними – чеканка под бронзу в виде длинноволосой женщины, держащую в изящных руках круглолицую луну.
Сашина жена прошла в зал и села на диван, усадив мальчика в матросской футболке рядом. Нина села на кровать дочери, старательно не глядя на другую женщину.
- Давайте закончим с этим недоразумением быстрее, - глаза законной жены обвели взглядом скромное жильё. – Саша ездил в командировку сюда. Нашел работу, обещали квартиру дать. И дали ведь, в самом деле. Федечка наш очень болезненный. Мы раньше далеко отсюда жили, у нас там заводов много. Зимой снег, как в сказке.
- Красивый? – спросила Нина, всё ещё не пришедшая в себя.
- Ага, очень. То розовый, то зелёный, то синий. Мы на лето с сыном ездили на море. Я там у родственников жила, кое-где подрабатывала. Федю водила на море, утром до работы, и вечером, после работы. Он окреп, болеть перестал. Саша говорил, здесь воздух очень хороший, хвойных лесов много.
- Да, много хвойных лесов, - согласилась Нина.
- Я думаю, больше нам встречаться в такой милой дружеской обстановке не придётся? – спросила Марина. - Сынок, пойдём, - сказала она спокойно сидящему мальчику.
Нина забыла про остывающую на кухне мойву. Дверь за Мариной и Федечкой с громким звуком закрылась, прихлопнув заодно и пустые надежды Нины.
Окно, которое ещё открывало вид на прекрасный двор, вдруг стало грязным и серым. Первые минуты Нина не могла раздышаться, дыхание застыло, как и сердце в груди.
- Ну что же… Что же… - повторяла Нина, - Марина и Федечка.
Она вдруг представила семейное фото на стене в их квартире, где все одинаково лучезарно улыбаются, и посмотрела на свою стену со светлым пятном от их с мужем семейного фото.
- Пусто, как здесь всё пусто, - прошептала она.
Нина продержалась в нормальной жизни ещё месяц. Но потом на работе отмечали день Рождения главного бухгалтера. Веселья добавляло то, что директор был со среды в командировке, а это значило, что и в пятницу его тоже не будет. Для женского коллектива, готового пуститься вразнос, отсутствие единственного мужчины за праздничным столом развязывало язычки и подстёгивало ноги, готовые пуститься в пляс.
Нина, как и все, «скидывалась» на подарок, большой столовый сервиз в пастельных тонах. Серая коробка из гофрокартона была тяжёлой, впечатляющего размера. Накрашенное ярче обычного длинное скуластое лицо главбуха выразило искренний восторг, будто не она шептала пожилой кассирше «по большому секрету», что уми_рает, как хочет сервиз из посудного магазина, что на средней полке с самого краю стоит. И как она была бы счастлива, если вдруг «девочки» догадаются подарить именно такой сервиз. Ну, или похожий.
Пухлая рука с серебряным кольцом, зажимавшая бу_тылку с прозрачной жидкостью, замерла в нерешительности над последней стоп_кой, глаза женщины вопросительно смотрели на Нину. Она медленно качнула головой, на секунду прикрыв глаза. Несколько приятных бульков вызвали в её горле спазм от воскресших воспоминаний. Женщина терпеливо выждала, когда все стоп_ки разойдутся по рукам, и, подождав мгновение, призванное продемонстрировать её контроль над ситуацией, взяла последнюю.
Для Нины тосты летели, будто косяк гусей, возвращающихся на свою родину. Алко_голь вызвал приступ аппетита, и она ела, как выздоровевшая от долгой затяжной болезни. Наверное, не зря бытует мнение о неизлечимости женского алко_голизма. А, может быть, здесь уместнее поговорка, что бывших алко_голиков не существует?
Нина чувствовала себя в этот вечер прекрасно. Она смеялась над всеми шутками, произнесёнными за столом. Иногда хлопала в ладоши, или стучала руками по коленкам, выражая невероятное восхищение. Вся бухгалтерия ей казалась добрыми и милыми людьми, которые понимают её сейчас, как никто и никогда раньше. Будучи «под парами», она не заметила, как с сожалением переглядываются между собой женщины, вдруг засобиравшиеся по домам:
- С днём Рождения Вас ещё раз, Анастасия Петровна. Так хорошо посидели, да, девочки? Я, наверное, пойду. Дома волноваться скоро будут.
- Да, с Праздником Вас. За мной сейчас муж придёт, мы с утра с ним договорились.
- Спасибо, Анастасия Петровна, за угощение. Я тоже пойду, к нам сегодня свекровь должна прийти.
Добрые слова, означавшие окончание праздника, сопровождалось перекладыванием салатов родственного происхождения один к другому, складывание в кульки конфет и упаковывание недоеденного самодельного торта, на радость домочадцам главбуха.
И выходили, поджидая друг дружку за воротами, чтобы не идти в компании пьяной и развязной алкоголички, в которую внезапно за один вечер превратилась их коллега.
Вышедшая на улицу Нина не могла понять, что это: это мрак приближающейся ночи, или мрак её надвигающейся жизни. Её шатало так, что временами казалось, будто тротуарный асфальт приближается к её лицу. Только чудом она удерживалась на неверных ногах. Пья_ный путь домой длился целую вечность. Нина плакала, забыв о чудесных свойствах черной, как уголь, «Ленинградской» туши вызывать ещё более обильное слезотечение.
Наконец, войдя во двор, пошатываясь, она примостилась на скамейку, бросив под неё туфли, которые часть пути несла в руках. Она задрала голову, как тогда, когда была не одна, и почувствовала сильное головокружение. «Надо домой, мне надо домой,» - подумала Нина.
В кухне горел свет, Зина спала на своей кровати под переменчивые блики телевизора. Нина сняла нарядное голубое платье, тут же бросила его на пол около дивана. Сил не было стелить постель, всё тело налилось тупой тяжестью, захватившей и сознание. Она не помнила момент, как ложилась спать, как и не помнила возвращение домой. Нина, ещё не успев прийти в сознание, почувствовала очередной приступ тошноты. Повернув растрёпанную голову и склонив её набок, Нина исторгала поглощённые за вечер салаты вперемешку с бутербродами и тортом. От резких пугающих звуков проснулась Зина.
- Мама, мамочка, тебе плохо? – она сделала пару шагов и остановилась.
Дурно пахнущее месиво покидало организм Нины, избрав своей мишенью прекрасное голубое платье с оборками.
Женщина откинула голову назад и громко захрапела. Девочка замерла в нерешительности. Сонный Мурзик подошёл к куче неопределённого цвета на полу, ткнулся в неё мордой и подался назад, брезгливо тряся поочерёдно передними лапками.
Зина подошла ближе, взглянув на платье, как на диковинное животное. Принесла таз из ванной, положила в него платье и, вернувшись в ванную, налила воды. Прополоскала его, морщась и превозмогая отвращение. Потом заново налила воды, насыпала порошка, одной порции которого было достаточно и для замачивания, и для стирки, как утверждала инструкция на бело –сине-красной пачке.
Налила воды в поломойное ведро, насыпав порошка и туда, тщательно промыла пол, удивляясь, как далеко смогли разнестись позорные капли.
Утром Нина, проснувшись, не решалась открыть глаза. Сознание превратилось в набитую болью подушку, которая с силой давила на виски. В комнате никого не было, судя по отсутствию звуков, и она решилась. Шторы задёрнуты, на улице, похоже, мрачно. Она встала, и мир вокруг неё покачнулся. На этот раз она успела донести свою ношу до туалета, встала на четвереньки, изогнувшись, как гусеница во время путешествия по зелёной ветке. «Вот это я вчера… А что же было вчера? Ах, да, день рождения. Пятница. Значит, на работу сегодня не надо.»
Громко смыв следы преступления возмущенно урчащим напором, Нина решила умыться. Посмотрев на себя в зеркало, она тут же пожалела об этом. Опухшее лицо, размазанная косметика, всклоченные волосы. Шея была похожа на туго набитую сосиску, перетянутую в нескольких местах верёвочками.
- Мда-а-а.., - оценив масштаб поражения, протянула Нина, и принялась умываться, намылив ладони большим куском мыла ядовито-розового цвета с неоправданным названием «Семейное».
Жизнь Нины снова вернулась в прежнее русло, а вернее, в свою алко_зависимую колею, из которой вырулить теперь у неё не было ни желания, ни надежды. Одежда Зины снова превратилась в заношенную, заштопанную, застиранную. Нина ещё какое-то время проработала техслужащей, злобливой и ворчащей под нос вслед уходящим с работы людям:
- Всё ходите и ходите… Ходите и ходите тут…
Она выходила на работу пораньше и бродила по улицам города в надежде снова встретить Светлану. Завидев детскую коляску бежевого цвета, она медленно выдыхала, и собиралась с силами, как гепард перед броском. Нина шла навстречу, по мере приближения всё более внимательно вглядываясь в глупое лицо матери, источавшее самозабвение и гордость своим чадом.
-Здрассьте, - шипела Нина, поравнявшись с коляской, и всё-таки заглядывала в лицо, хотя уже была уверена, что это снова не Светлана.
Затем она садилась на скамейку, на которой познакомилась со странной женщиной, которая могла стать матерью для её ребёнка.
Но встретить Светлану на знакомых улицах Нине больше не удавалось.
Света, она же Светлана Владимировна, и Николай Степанович были учителями. Они познакомились в довольно зрелом возрасте, ей было почти тридцать, а ему – чуть больше тридцати. Она преподавала историю, любила своих учеников и частенько задерживалась после уроков. Некоторым мальчишкам приносила почитать книги из своей домашней библиотеки, пытаясь показать другой мир, полный приключений, пиратской романтики и дружеской поддержки. Светлана преподавала с удовольствием. У неё была своя методика. В начале урока дети писали диктант по пройденным датам на половинке клетчатого листа. Затем она рассказывала новый материал, приправляя его интересными, добытыми самостоятельно, фактами. Потом давала время на самостоятельную подготовку, распределив части параграфа между шестью вариантами учеников (три ряда по два человека). И спрашивала у доски желающих, по человеку с каждого ряда. А так как в параграфе бывало три – четыре пункта, получалось, что ученики за урок прослушивали новый материал по нескольку раз. Даже ребята, учившиеся на «троечки» по другим предметам, по истории имели крепкие «четвёрки» и «пятёрки». Не могу сказать, почему личная жизнь Светланы не была устроена раньше. Возможно, из-за слишком серьёзного вида, а возможно, из-за неудавшегося в прошлом романа.
Николай Степанович преподавал физкультуру. Подтянутый, суровый, категоричный, он не сразу решился проявить инициативу для завоевания не менее серьёзной, чем он сам, Светланы Владимировны.
Возможно, это был осознанный выбор двух взрослых людей, для которых главным в семье стала не слепая страсть, а доверие, надёжность и чувство дружеского плеча. Хотя, в отличие от этой пары, в некоторых семьях полыхали настоящие мексиканские страсти, подтверждением которых служили «фонари» под глазами молодых преподавательниц. Свечение которых не мог скрыть даже изрядный слой тонального крема «Балет».
Оба супруга в паре хотели ребёнка. Жена –девочку, чтобы отдать ей всю накопившуюся любовь, окружить вниманием, лаской и заботой. Муж – мальчика, чтобы воспитать настоящего мужчину, защитника своей семьи, сильного и ответственного человека. Несколько попыток закончились выки_дышами ещё в первом триместре беременности.
- Да что мне делать- то с Вами, Светлана? – спрашивал молоденький худенький гинеколог, всё ещё веривший во всемогущество науки, после второй попытки женщины. После третьей беременности, так и не закончившейся родами и появлением на свет маленького человечка, вера в могущество науки уже не так ярко освещало его молодое лицо.
- Я не знаю, - Светлана испытывала чувство вины перед нерождённым ребёнком, перед мужем, перед собой и даже перед доктором.
- Вы не рассматриваете вариант пока оставить работу? Наверное, у Вас нагрузка большая, вредные непослушные дети. В школе, я имею ввиду, - одёрнул себя врач.
- Нет, дети у меня хорошие. Все молодцы, все стараются. Я не смогу работу оставить, - без раздумий отрезала она.
- Тогда в следующий раз я Вас с первого месяца на удержание положу в отделение. И к кровати привяжу, еду и утку Вам санитарочки носить будут. Другого выхода я не вижу, - пожал худенькими плечами врач.
- Другого раза не будет, - твёрдо сказала Светлана, привычно перекидывая ноги с подколенников гинекологического кресла, намереваясь слезть, не дожидаясь команды доктора.
Она поставила спираль. Перестала отмечать в календарике, прячущемся в лиловом кошельке, «красные дни». Перестала есть по одному варёному яйцу в день, чтобы в организме было достаточно питательных веществ, когда появится долгожданный зародыш. Снова стала пить ароматный растворимый «Индийский» кофе из коричневой банки с витиеватыми узорами, порошок которого блестел и переливался в бабушкиной мельхиоровой ложечке, прежде чем отправлялся в кружку. Позволила себе засиживаться допоздна, добывая факты-крючки, от которых вдруг начинали сиять глаза учеников на её уроках. Света с Николаем стали дольше гулять, держась под руку, и чувствуя какое-то необыкновенное родство. Ночная сторона их жизни будто приобрела невидимый раньше свет, будто сливались воедино не только их тела, но и доверяющие друг другу души.
Бабье лето перешёптывалось разноцветной листвой с тёплым ветерком, заполняя собой улицы и тротуары. Светлана Владимировна, скинув удобные туфли на низкой подошве с почему-то отёкших ног, прошла в зал и развалилась в большом кресле.
- Коля, я всё, дома, - негромко сказала она.
В зал вошёл Николай, поцеловал её в лоб под слегка вьющейся чёлкой.
- Привет. Ну, как ты сегодня? – по-тренерски встал в исходную позицию «руки на пояс, ноги на ширине плеч».
- Слушай, Коль, наверное, пирожные вчера в кулинарии несвежие были. Я, похоже, отравилась, - Светлана расстегнула ремешок часов.
Николай взял их и положил на стол, рядом с настольной лампой.
- Нет, я точно не отравился. У меня никаких признаков нет.
- Знаешь, Коля, у меня такая тошнота целый день, еле уроки провела. Надо карамелек мятных купить, как думаешь? – она выпрямила ноги в коленях, заметив, как надулись лодыжки.
- А лучше желудок проверить. И почки, - Николай протянул обе руки жене, помогая подняться.
- Надо подождать, может, всё пройдёт, - Света мягко обняла мужа, прильнув к нему.
Время прошло, тошнота усилилась, добавилось головокружение и непреодолимая сонливость, будто наколдованная злой ведьмой.
- Света, пойдём, пройдёмся, - воскресным вечером позвал её муж.
- Коля, я совсем не могу. Так сильно спать хочу, что в парке на скамейке заснуть готова. Можно я дома останусь, - она приложила руку к желудку. – Ещё и мутит вдобавок.
- Вот смотри, Света, ты же у-чи-тель-ни-ца, - растягивая по слогам и без того длинное слово, начал уговоры Коля. – Ты всё лучше меня знаешь. Чтобы прошли тошнота и головокружение, нужен свежий воздух. А не сон. Вот ты сейчас выспишься, ночью спать не сможешь, это я тебе, как педагог говорю.
Жена, не имевшая ни сил, ни желания, спорить с настойчивым Николаем, была вынуждена смириться и пойти на прогулку. Утром её вы_рвало во время чистки зубов.
- Коля, это невозможно. Что за отвратительный вкус у пасты? Ты не находишь? – Света, умывшись, нежно промокнула капли воды на лице махровым полотенцем.
- Нет, я ничего такого не замечаю, - Коля внимательнее обычного посмотрел на жену. – Света, а Света?
- Что, Николас, - шутливо на его серьёзность ответила она.
- Календарик у тебя всё там же, в кошельке?
- Да, в кошельке. Куда он денется, - Света даже не пыталась вспомнить последние «даты», ведь она перестала их отмечать. – Коля, у нас же спираль!
Как известно, лучшее противо_зачаточное средство – отсутствие возможности за_чатия (не могу написать здесь слово из четырёх букв).
Новая беременность вовсе не радовала женщину. Она больше не хотела чувствовать себя обманутой и обманувшей. Но Света не могла оставаться равнодушной к существу размером с фасолинку, которое целиком зависело от неё.
Сразу после посещения гине_кологии, доктор, как и обещал, положил на сохранение.
- Матка в тонусе, - как обвинение, сказал он, приблизив своё лицо к её лицу. – Вы поняли меня? Лежать будете, и родите, как все. – его фигура, облачённая в белый халат, была полна решимости.
Шесть с половиной месяцев из девяти Света пролежала в отделении, обзаведясь множеством знакомых из диаспоры «Беременные женщины». С некоторыми встречалась несколько раз.
- У тебя, наверное, шесть месяцев срок, - со смаком откусывая булку и запивая её домашним молоком, поинтересовалась дородная Клава.
Здесь все были друг с другом на «ты», среди женщин не было отличий ни в образовании, ни в воспитании. Все они были объединены одним общим делом – они носили детей.
- Да, шесть месяцев, - Света разминала ноющую поясницу.
- Так что ты, не переживай. Это у них порядок такой. Всех кладут, без разбора, в три, шесть, и в восемь месяцев. На всякий пожарный. Или, у них тоже норматив есть по человеко-часам, как думаешь, - булка закончила своё существование, исчезнув во рту Клавы.
Света доносила ребёнка до срока. Но он так и не стал членом их семьи. Им стала дочь Нины и неизвестного ей мужчины. Света с первого дня появления в доме малышки уговаривала мужа уехать.
- Коля, ей всё равно расскажут, что она приёмная. Давай уедем? - Света старательно гладила пелёнки с двух сторон.
- Света, шила в мешке всё равно не утаишь, девочка узнает рано или поздно, - Коля старательно складывал квадратиками горячие пелёнки.
- Ты же сам понимаешь, что в нашем случае лучше позже, чем раньше. Не хочу, чтобы ей тяжело было, - утюг настойчиво уничтожал морщинки и заломы.
- И я не хочу, - свежий квадратик замер в руках мужа.
- Ты согласен? - Света поставила утюг и подошла вплотную к мужу.
- Я согласен, - побеждённо склонив голову, согласился он.
Продолжение здесь. Глава 6.
