Мы стояли под фонарем в мартовских сумерках возле парадной, он смотрел на меня, дожидаясь ответа, и я вдруг подумал, что хотел бы иметь такого сына. Как сохранилась эта душа в первозданной чистоте в квартире номер 90, где и чертям-то было тошно? Какой запас прочности был у нее! Зачем? Леша по-своему понял мое молчание.
— Вы не думайте, я все отдам. Скоро начну зарабатывать и отдам. Спасибо вам. Мама вас очень любит, то есть уважает. Вы знаете, что я узнал? Ей ходить больше надо. Вот лето начнется — я буду в наш лес ее с собой брать. Ей там понравится, она раньше ходила. Вы не представляете, дядя Артур, она всех птичек по именам знает! Соловьи, щеглы там всякие… Она в школе отличницей была. Она мне аттестат показывала. У нее медали были по легкой атлетике. Она такая, такая…. Она меня очень любит!
— А ты ее?
— А как же, — воскликнул он в изумлении. — Да я за нее… я, я…
Он часто задышал, отвернулся. Я приобнял его за плечи.
— Пошли домой, Леха. У тебя самая замечательная мать на свете.
Он поднял мокрое лицо.
— Правда?
— Чистая правда. Я ведь даже влюблен был в нее. Красивая была дивчина.
— Дядя Артур, — горячо перебил меня Леша, — она и сейчас красивая. Ей только подлечиться надо. Я вот возьмусь за нее, ой как возьмусь…
И ведь взялся! Устроился на работу подсобным рабочим при ларьках. Отвадил бомжей от дома. Навел в комнатах порядок, да так, что соседка вернулась жить на свою половину. Летом можно было видеть на улице — сын вел под руку маму. Гуляли.
…Хотелось бы и закончить на этом рассказ, только не получается. Галя пила. Уже не так свирепо, как раньше — здоровье не позволяло. Но как только организм очухивался после очередного нокаута, начинался новый раунд с зеленым змием, а он, как известно, никогда не устает.
Осенью случилось чрезвычайное происшествие. Поздним вечером в дверь позвонила соседка. Я только что вернулся с дежурства и не успел снять форму.
— Скорее! Беда!
Дверь в Галину комнату была распахнута. На полу сидел, прижав ладонь к животу, «дядя Володя». Зареванная Галя лежала в ночнушке на кровати. У окна стоял, опустив руки, Алексей.
Первым делом я отобрал из его безвольной руки столовый окровавленный нож. Потом присел на корточки перед дядей Володей, который с застывшей усмешкой смотрел в угол. Бледное лицо его было покрыто крупными каплями пота.
— Что тут случилось?
— Поспорили… маленько, — Володя с трудом выпихивал из себя слова и морщился от боли, — пацан за нож схватился. Глянь, что там.
Соседка, не дожидаясь указаний, принесла аптечку. Оказалось, что она работает медсестрой. Рана была серьезная, в области селезенки, но крови было мало, что давало надежду на благоприятный исход. Светлана умело обработала рану и перевязала ее. Оставалось вызвать скорую и милицию.
— Не надо, — попросил Володя. — Мне это ни к чему сейчас, а пацану совсем без надобности. Я виноват.
— Володенька, век буду за тебя молиться, — захныкала Галя с постели.
— Заткнись, — равнодушно парировал Володя, — за себя лучше помолись или за щенка своего. Слышь, капитан, малец не виноват. Это я распустил руки маленько. Да и Галька всегда была не против, а тут что на нее нашло? «Не могу больше так!» Как? Всегда так было! Бутылку поставил, как всегда. Денег обещал подкинуть. Кто ж знал, что этот сопляк вдруг припрется? Хвать меня за *опу! Ну я ему и съездил по кумполу, так что ноги мелькнули. Трусы одеваю, а он сбоку, без слов — бац! Ты глянь, у меня и так весь живот разрисован заточками. Так то урки, а тут пацан!
В эту минуту мы услышали звук падающего тела. Леша лежал на полу. Светлана склонилась над телом.
— Ничего… обморок. Худой-то он какой!
В этот вечер я впервые понял, что значит поступать по понятиям, а не по закону. Ночь Володя провел в пустующей комнате. Я сбегал в аптеку и принес то, что велела медсестра. Она вкатила раненому антибиотики и обезболивающее. Наутро у пациента была легкая лихорадка.
— У нас в Коми на такие пустяки и внимания не обращали, — хвастался он. — Светка, слышь, ты мне водочки пропиши вместо антибиотиков, больше будет пользы.
На третий день, когда стало ясно, что вроде обойдется, я имел разговор с Алексеем.
— Леша, скажи, тебе нравится дядя Володя, мир, в котором он живет?
Леша затряс головой.
— Дело в том, что граница между нашим светлым миром и темной стороной, где обитает дядя Володя и подобные ему существа, очень зыбкая, порой даже незаметная. Жил себе не тужил нормальный человек, водочку попивал, женщин любил, на рыбалку ходил, в кино, и вот как-то по глупости, или в пьяном виде, или в гневе, ткнул рукой не туда, куда надо… всего один раз! Обыкновенной рукой! Даже не очень сильно! И железный занавес опустился.
Я высыпал из новенького коробка на подоконник спички, разделив их на семь кучек по десять в каждой
— Говорят, что человек в среднем живет семьдесят лет. Тут семьдесят спичек — для наглядности. Тебе четырнадцать лет — убираем четырнадцать спичек. Последние годы уже неинтересны — убираем… ну, скажем, пять. Остается…
— Пятьдесят одна спичка — подсказал Леша.
— Верно. Теперь представим, что по глупости, в запальчивости, так сказать, в твоих руках оказался обыкновенный столовый нож и ты ткнул им не туда, куда надо. И в результате человек помер. Долой пятнадцать спичек! Вот они, драгоценные — каждая весом в год. В каждом годе — мечты, грибы, рыбалка, любимая женщина… Прочь их! В мусорное ведро. Сколько осталось?
— Тридцать… шесть.
— Быстро считаешь, голова варит. Тридцать шесть. Всего. Мне вон тридцать, а как будто и не начинал. А ведь умный человек должен понимать: каждый год на вес золота. Как говорят американцы, правда, по другому поводу — «время — деньги!». И заметь, я говорю про не самый плохой результат. Иногда одно неправильное движение руки кончается тем, что… — я смахнул все спички наземь. — Понятно излагаю?
— Я понимаю…
— Пока еще не понимаешь. Вполне. Представь: по ту сторону черты — детский смех, вкусные оладушки со сметанкой на завтрак, теплая постель на ночь, а по другую сторону — завывание полярных ветров, сырые нары, храп луженых глоток, лай служебных псов и лай озверевших вертухаев. Один удар и вся жизнь насмарку! Не все выдерживают. Кто-то и веревку на шею готов накинуть. Через меня проходили всякие… Витька Яковлев первый ухарь был в районе, выходил на улицу — все пацаны прятались по парадным. Сел за драку. На зоне повел себя … скажем так, плохо повел себя. Ну и опустили парня на грешную землю. Да так, что вены себе вскрыл. Теперь инвалид второй группы. Никому не нужен. Никто его не боится. Тебя Бог спас. Володя твой много грехов искупил позавчера. Думаю, он и сам об этом догадывается. Вот, велел тебе передать… шахматы ручной работы. Такие на зонах под заказ начальства делают. Дорогая вещь. Пусть, говорит, учится. Может, чемпионом мира станет.
— Как он? Где? Может, мне заехать к нему?
— Заехать не надо, а помнить обязательно. Ведь он, может, впервые за последние годы благородный поступок сделал. Сияет весь...
— Правда?!
— А то! Сияет, как надраенный пятак. Ты даже представить себе не можешь, как лечит человека добрый поступок. Лучше всякого лекарства. Вот подлечусь, говорит, и куплю Лешке подводное ружье! Пусть охотится. Я так и не понял, при чем тут подводное ружье?
— Зато я понял, — улыбнулся сквозь слезы Лешка, — давным-давно я говорил, что мечтаю поохотится с подводным ружьем в Красном море. Ну, мечтал! Языком трепал, а он, значит, запомнил… Дядя Артур, а мне бы что купить ему? Я тоже хочу ему подарок сделать! Мне скоро денег заплатят.
— Ты про Светлану лучше не забудь, соседку. Она у этого Володи две ночи не спала. Трясло его очень вчера…Вообще-то и она под статьей ходит.
Володя выздоровел. «На мне, как на собаке все заживает, — хвастался он, — глянь, на голове сплошные рубцы! Мы еще на малолетке дрались каждый день». А вот Галя сильно сдала. Начали опухать ноги, передвигалась она теперь с трудом. Курить стала на лестнице: «Не хочу, чтоб дымом мой мальчик дышал». Мы соорудили на подоконнике пепельницу из консервной банки и частенько дымили на пару.
— Лешка мой вчера арбуз притащил с пуд весом. Говорит, почкам полезно. Слыхал что-нибудь про это?
— Слыхал… Володю вижу у вас часто в последнее время. Он как ведет себя?
— Ты не поверишь — сдружились с Лешкой. У него же — никого! Сестра была, и та сгинула куда-то. Какое-то ружье подводное обещал купить. А вчера притащил целую коробку с мороженым. Ели вчетвером на кухне. Я Светке потом говорю — смотри не влюбись! Он мой! Смеется… А что? У нее тоже никого. Она же девица еще! Где вы, мужики? Кто бы продырявил девушку.
— Ну вот что за словечки у тебя, Галя — «продырявил»! Вот смотрю я на тебя, а ведь ты врешь… всю жизнь врешь! И никакая ты не б*ь. Притворяешься оторвой, а сама готова прижаться к кому угодно, лишь бы не бил. Зачем? Много нажила своим враньем, спрашивается? Вы с Володей, как два сапога пара — всю жизнь доказываете людям, что вы крутые, а людям на вас наплевать! Вам бы прижаться друг к другу, а вы норовите укусить друг дружку. Где элементарная логика? Отвечай, как на духу!
Галя не обиделась. Поняла, что минута случилась серьезная. Редкая. В том смысле, что нашелся человек, которому интересно знать, кто же она такая, Галя Гурченко и почему у нее все через *опу?
— Артур, могу я тебя попросить? — голос ее странно изменился, будто заговорила другая женщина — усталая и старая. — Мне уже недолго осталось. Пригляди за Лешкой?
Я забормотал всякую чушь про то, что «мы еще попляшем», что она «еще ого-о!» — самому стало противно. Но Галя выслушала с пониманием — все правильно, ритуал такой.
— Приглядишь? Ему сейчас только бы не споткнуться. У него же девушка появилась. Люба. Приводил знакомится. Володе понравилась… А про мою жизнь… Что про нее говорить? Не удалась. Не поверишь, я до десятого класса и не целовалась ни разу. Краснела, если кто-то говорил «про это». Первый у меня был — красавец. Высокий, чернобровый, широкоплечий и… сволочь законченная. Научил меня всему, а потом дружкам отдал… проиграл в карты. Батька мой, когда узнал — поседел в одну ночь. В милицию не сообщали. Сам решил разобраться. У него ружье было охотничье, патроны. Так и ушел из дома с ружьем. Мы с мамой на кухне всю ночь просидели. А утром звонок из милиции: «Приезжайте на опознание». Дальше рассказывать или сам догадаешься?
— А чего гадать? Вся твоя жизнь дальнейшая у меня на виду. Отомстила ты за отца и за честь свою поруганную сполна…
— Смеешься? Имеешь право. Я себя не выгораживаю. Слаба оказалась. Хотела ведь отомстить, планы строила. Был суд. Они били его. Долго. А потом сбросили в пожарный пруд… Маме скорую вызывали, прямо из суда. А я выдержала до конца. Одному вышку дали, у него в загашнике еще два трупа нашли во время следствия, а мой красавчик на десять лет загремел, он только участвовал… Вот и мщу… по сей день. Себе.
…Умерла Галя дома, в своей постели. Последнее время ее мучала тошнота и Леша постоянно выносил тазики в уборную, подкладывал ей на грудь свежие тряпки, менял простыни. Помогал ему в последние дни дядя Володя. Готовил еду на кухне, ходил в магазин. Подводное ружье он так и не купил, но зато купил новенький китайский пуховик. Он мне и рассказал, что минут за десять до смерти Галя пришла в себя. Увидела сына, Володю, Светлану возле своей постели, и измученное лицо ее просветлело. Володя уверял, что она даже попыталась улыбнуться. Леша не выдержал, заплакал, уткнувшись матери головой в грудь. Думаю, это был самый драгоценный миг в ее жизни…
Про что же моя история? Про убогую и страшную жизнь «на дне», как писал когда-то Горький? Или про Любовь с большой буквы, которая преодолевает любые страдания и к которой не прилипает грязь?.. Думаю, это история про Любовь. Вот и делайте вывод, на чем стоит и не падает наш грешный мир.
---
Автор: Артур Болен