Начало здесь. Глава 1.
Нина не чувствовала трепетной любви к ребёнку. Она знала, что нужно есть, спать, и к рождению приготовить кое-какие вещи. Женщина поневоле сравнивала первую беременность со второй, наступившей в мрачную пору её женской доли.
Вот она сообщает мужу о беременности. Он обнимает её, прижимает к себе.
- Ой, наверное, тебя так прижимать теперь нельзя, - он с удивлением кладёт руку на её еще плоский живот.
Какие у него глаза, он будто увидел Деда Мороза наяву. Готовить стал муж, потому что Нину первые месяцы нестерпимо тошнило. Она выходила на улицу, чтобы не слышать запаха готовящегося мяса. Муж помогал её по дому. Сидел вместе с ней на лавочке, когда срок и живот были уже большими, а прогулки были рекомендованы доктором. Они вместе смотрели на распускающиеся рябиновые почки, задрав головы. Потом глядели друг на друга, потому что головы обоих начинали кружиться. После родов муж развешивал пеленки на веревках, натянутых во дворе между деревьями для сушки белья, а Нина, с ребёнком на руках, гордо поглядывала на него из окна.
Вечером, когда малышка засыпала, они лежали на сомкнутых подушках, положив ладони под головы, и, улыбаясь, смотрели друг другу в глаза. Нина была так счастлива, так по-тихому спокойна! Молоко было жирное, и его хватало девочке. Так, в обычных житейских заботах и привычных для всех семей, радостях, шла размеренная жизнь, год за годом. Их супружество в одном из первостепенных смыслах этого понятия свершалось, когда дочь гуляла на улице с девочками в выходные. Или, когда в школе проводили соревнования, нарушавшие установленный ритм детской жизни. Зиночка росла, а Нина чувствовала себя всё такой же счастливой, когда ночью они с мужем лежали рядом, глядя в глаза друг другу.
Теперь он чувствовала, как растёт живот. Как натягивается кожа на нём. Как он своей тяжестью давит на органы, что находятся ниже. Как ноет спина, крестец и копчик. О небеса, да болит просто всё! Нина старалась не думать «об этом», как о ребёнке. До последнего месяца она не была уверена, оставит она «это» в роддоме или заберёт с собой. Вечерами живот ходил ходуном, казалось, маленький человек изо всех своих сил старается разбудить в ней мать. Нина не представляла, как она принесёт маленькое орущее существо в дом, как она будет вставать бесконечными ночами, больная и разбитая после родов.
До истечения срока оставался примерно месяц, как сказали на осмотре в женской консультации. Нина закончила прибираться в конторе, закрыла на два замка, и села на бетонную скамью с деревянными поперечинами сиденья. Привычным жестом придерживая живот снизу, чуть расстегнула молнию на мужской кофте, что осталась от сбежавшего мужа. Был прохладный вечер, сумеречный голубой дымкой и безветренный. К ней подошла невысокая женщина с опущенными руками, шагавшая еле-еле, будто её руки были невыносимо тяжёлыми.
- Здравствуйте, - высоким срывающимся голосом сказала она. – Меня Светланой зовут. А Вас?
- Я – Нина, - она взяла сумку со скамьи и поставила на колени, чтобы Светлана могла присесть рядом.
- Вам, Нина, наверное, скоро рожать, - и женщина будто задохнулась после слова «рожать».
- Да, скоро. В больнице сказали, месяц примерно, - Нине был неприятен этот разговор, который будто соединял её с «этим».
- Я вот тоже недавно родила, - Света погладила место, где недавно жил её ребёнок.
Нина посмотрела на неё, и увидела, как выступает молоко неровными разводами на цветастом платье. – Только я плохо родила, - она оттянула платье, пытаясь придать ему недавнюю наполненную форму.
- Как, плохо родила? - от дурного предчувствия Нину начало тошнить и захотелось бежать, то есть, идти, куда глаза глядят.
- Мы с ним так мучились, так мучились, - слёзы капали с лица в молочные следы. – Они все говорили, тужься, тужься, кричали на меня. Мне больно было очень, и врач мне пощёчину дала. Только это не помогло. Он не кричал, когда родился. Ни разу не крикнул. И я голоса его теперь никогда не услышу, - глаза Светы смотрели на Нину, ища поддержки, будто горе, поделённое на двоих, станет меньше, или незаметнее. Только Нине, глядя в помер_твевшие глаза Светы, вдруг захотелось закричать. Долго, громко, ужасно. Так, как не могла закричать сама Света, раздавленная своим материнским го_рем.
Время застыло для двух женщин, сидевших на бетонной лавке с деревянными поперечинами. Нина, неожиданно для себя, обняла другую женщину, обняла её печаль, привлекла к себе, и баюкала, как ребёнка, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Всё будет хорошо, поплачь, поплачь, - так, успокаивая, говорила Нине её мать. – Ты поплачешь, станет легче.
- Мне не станет, - размазывая слёзы сырой ладонью, говорила Света.
- Станет, станет, - тихо и медленно шептала Нина.
Прошло около пяти недель. Нина вернулась домой с небольшим животиком, который иногда остаётся у рожениц. Акушерки говорят, что во время кормления грудью матка сокращается, и живот исчезает быстрее. Но женщина после родов не прикладывала ребенка к груди. Не рассматривала его тоненькие пальчики, похожие на пальчики большого пупса. Не восхищалась пушком его волос, мягоньким, на такой сладко пахнущей милой головке. Не гладила его щёчки, прикасаясь самыми кончиками пальцев, боясь повредить розовую кожу. Не ждала, затаив дыхание, когда ребёночек откроет свои безресничные глазки и зевнёт, так по-взрослому, так неудержимо.
Нина даже не взглянула на ребёнка. Ещё до родов она сказала врачу, что оставит «его», и просила не говорить, кто это будет, девочка или мальчик.
Те несколько дней, что Нина была в роддоме, за Зиной присматривала бабушка Тамара, что жила с ними на одной лестничной площадке. Тамара Павловна, как её на самом деле звали, без особого энтузиазма согласилась помочь Нине. Но, семья была не скандальная (в последнее время), и она согласилась. Каково же было удивление женщины, когда Зиночка принесла тетрадь со стихами, никак не походившие на измышления четвероклассницы.
- Зиночка, ты сама это написала? – ладонь Тамары Павловны лежала сверху написанных строк, будто греясь их теплом.
- Да, я написала. Это плохо? - коричневые крапинки в зелёных глазах вспыхнули, - я не хотела ничего плохого написать.
- Что ты, деточка, это очень хорошо, - рука женщины осторожно погладила рыжую головку с тоненькой змейкой косы между лопаток. – Скажи мне, пожалуйста, а учительница по литературе знает, что ты пишешь стихи?
- Нет, никто не знает, - ручка в руках девочки начала привычно рисовать маленькие рисунки сбоку от стихов. Вот, берёза на склоне оврага, побеждённая ветром; вот ёлка, заснувшая в снегах. Несколько очертаний, и новый предмет детской фантазии явился миру.
- Никто-никто? – уточнила Тамара Павловна.
- Никто. Даже мама, - доверчивые глаза грустно взглянули на соседку.
- А почему ты маме не говоришь?
- Я в третьем классе ей стихи написала на восьмое марта. Репетировала, когда дома одна оставалась. И читала с выражением! – последняя фраза была призвана доказать, что Зина сделала всё, как надо.
- И что мама?
- Она смеялась, сказала: «Вот это рифма, мишка - топтыжка! Спасибо, дочка, рассмешила в праздник маму!»
- Понятно, - сказала Тамара Павловна, переворачивая страницу тоненькой тетради. – А это что, следы от слёз?
Тонкий пальчик водил по странице, испорченной некогда сырыми пятнами, строчка за строчкой.
- А… Это… Тогда у меня день очень плохой был. Болела, наверное.
Вечером они вдвоём пили чай с домашними кружевными блинчиками и ароматным земляничным вареньем. Потом Тамара Павловна уложила девочку на небольшой диванчик, и сама присела рядышком. Стала рассказывать разные истории из своей «длинной-предлинной», как говорила она сама, жизни. Зина не заметила, как уснула. Сквозь сон она не слышала, как горестно вздыхает соседка, как просит она у кого-то всемогущего лучшей доли для этого ребёнка.
Утром девочка проснулась в светлой чистой комнате; белая кружевная салфетка на столе, как и накануне, обозначала центр круглого стола. Из кухни раздавались звуки чего-то шкворчащего на сковороде, начал свою возмущённую песню чайник, будто маленький родственник настоящего паровоза. Зина повернулась на другой бок, тоненько пискнули диванные пружины. В комнату вошла Тамара Павловна, в полосатом фартуке на крутых боках.
- Доброе утро, Зиночка. Как ты спала? – женщина погладила её по голове тёплой ладонью.
- Я ещё не знаю, - розовые ото сна щёки девочка потерла вверх-вниз.
- Давай, Зина, умывайся, и садись завтракать.
Вскоре девочка сидела на кухне за маленьким столом, и с аппетитом уплетала яичницу.
К чаю был мягкий белый хлеб с ароматным желтоватым маслом. Тамара Павловна не решилась спросить, чем обычно завтракает Зина, можно себе представить уровень благосостояния беременной техслужащей с ребёнком.
После завтрака разбирали библиотеку хозяйки. Зина за пару минут погружалась в другой мир, открыв книгу на случайной странице, и читая всё дальше и дальше.
- Зина, тебе интересно? – спросила удивлённая Тамара Павловна.
- Да, очень интересно. Я в школьной библиотеке книги беру, но там таких интересных нет. – Пальчик держит книжную строчку, чтобы не потерять её.
- Ты приходи ко мне. Некоторые книги я могу тебе дать почитать, если будешь с ними аккуратной. И если не потеряешь и принесёшь, как мы договоримся.
- Да, я постараюсь быть аккуратной, - грустно сказала Зина.
Хотя мама частенько говорит, что для девочки это очень важно, но сама, похоже, не очень придерживается своих правил.
Перед обедом появилась Нина, постучав в дверь Тамары Павловны. Та открыла дверь с радостной улыбкой, которая потухла через мгновение, как упавшая в августе звезда.
- А… Где? – разведя руками, спросила она.
- Нету, - Нина отвернулась к своей двери, не глядя на замочную скважину, открыла дверь, потянув за тёмную ручку на себя. – Дочь позовите, бросила она через плечо растерянной соседке.
Тамара Павловна рассеянно поднесла руку к тому месту, где у большинства людей находится сердце.
- Зиночка, твоя мама пришла, - негромко сказала она, и, пройдя в комнату, опустилась в кресло. Руки она вытянула на подлокотниках, будто теряя контроль над телом.
- Да, Тамара Павловна, сейчас пойду домой.
- Ты приходи ко мне, Зиночка, приходи. А сейчас мне отдохнуть надо, - пожилая женщина смотрела на рябиновые гроздья за окном, ещё зелёные этим цветущим летом.
Зина знала, что у мамы должен появиться ребёнок. Она пыталась несколько раз заговорить об этом, но мама всегда резко обрывала разговор, и Зина перестала. Девочка тихонько вошла в квартиру, ожидая увидеть что-то новое. Но дома было так же тихо. Мама лежала на спине, глядя перед собой в невидимую Зине точку.
- Мама, привет, - сказала девочка.
- Привет, доченька, - не отрывая взгляда, поздоровалась Нина.
- Ты заболела? Тебе нехорошо? – Зина стояла на месте, не решаясь подойти к матери.
- Да, мне нехорошо. Мне очень нехорошо, - Нина свернулась большим болючим клубком, и попыталась натянуть розовое покрывало на ноги.
- Сейчас, мама, сейчас, - Зина взяла одеяло со своей кровати, укрыла маму, деловито подоткнув концы под её бока. – Может, ты попить хочешь?
- Может, хочу, - так же безразлично произнесла она. – Доченька, я посплю немного, хорошо?
- Хорошо, мама, я буду тихо сидеть, не помешаю тебе.
Нина проспала до вечера. Зина вышла во двор, села на деревянную лавку, на которой не так давно сидели её родители. В тетради один за другим появлялись стихи, и небольшие рисуночки. Там её и увидела снова Тамара Павловна. Задумчиво рисующую в очередной зелёной тетрадочке в клетку, старательно высунувшую язык.
- Зина, ты чего здесь сидишь? – женщина присела рядом, - можно я рядышком посижу?
- Конечно, садитесь, - Зина не закрыла тетрадь, как обычно, когда в неё пытались заглянуть незнакомые люди. – Знаете, Тамара Павловна, мама такая странная пришла. Сказала, болеет. Я ей чаю принесла с сушками, она так и не поела. Что с ней случилось? Только спит и не разговаривает совсем.
- Жалко твою маму. У взрослых такое бывает иногда. Они тяжело болеют.
- Да? – спросила Зина, закрывая тетрадь и настраиваясь на серьёзный разговор.
- Конечно, Зиночка. Вот когда ты заболеешь, мама тебя лечит. Ухаживает за тобой.
- Ну да, вообще-то. Но я вот тоже за мамой могу поухаживать, только не знаю, как.
- Не расстраивайся, вот подрастёшь немного, и обязательно маму сможешь лечить.
- А ещё… можно у Вас спросить кое-о чём? – Зина катала маленький камушек с синим отливом, непонятно откуда взявшийся во дворе, носочном сандалии.
- Спрашивай, Зина, если смогу ответить, обязательно отвечу.
- Девочки в школе говорили, что у мамы ребёнок в животе сидит, - камушек продолжал своё незамысловатое путешествие.
- Допустим, - сказала женщина, понимая, какой вопрос сейчас будет задан.
- Вот. А пришла она без ребёнка. Одна. Совсем. – И Зина замолчала.
Тамара Павловна тоже молчала, обдумывая свой ответ. Что сказать ребёнку, если она сама не знает, что случилось с новорожденным?
- Я не знаю, - решила не врать она. – Понимаешь, иногда бывает, что малыши у_мирают. И никто не знает, почему. Возможно, так случилось. И для твоей мамы это очень больно, поэтому она не может об этом говорить.
- А ещё что бывает? – не унималась Зина.
- Иногда родители оставляют своих детей, чтобы их взяли другие родители. Но я не думаю, что с мамой так произошло, - взгляд Тамары Павловны старательно изучал свою небольшую сумку с блестящим замком, который больше бы подошёл сундуку из всем известной сказки.
Зина с недоверием посмотрела на соседку. «Не может быть, чтобы мама оставила своего ребёнка», - подумала она.
- Давай мы с тобой подождём немного. Думаю, мама сама расскажет. Она знает, что ты уже не маленькая, и многие вещи понимаешь. Пройдёт время, и всё встанет на свои места, - как и многие взрослые, Тамара Павловна пыталась прикрыть дыру неразрешимых проблем высказыванием «Всё наладится». Особенно, когда дело касается детей.
Но дело не так уж и наладилось. Нина злилась на весь мир, предавший её. Почему именно с ней это произошло? Сколько женщин вокруг живут со своими мужьями, и только её сбежал, как какой-то паршивый трус? У скольких женщин случаются выкидыши, и они не переживают о своем брошенном ребёнке! А кто-то и вовсе забеременеть не может!
Она злилась, одновременно пожираемая своей злобой, и источающая её на всё вокруг. Нина стала думать, кого же она родила, девочку или мальчика? Если девочку, похожа ли она на Зину? А если это мальчик, похож ли он на неё, его мать? Или похож на…
Нина смотрела на Зину, и пыталась представить другое детское лицо, похожее, но маленькое, беззащитное, новорожденное.
Как потерянная, ходила она на работу. На улице пристально разглядывала малышей, пугая своей настойчивостью их родителей. Заходила в магазины с детской одеждой, трогая руками, проверяя мягкость изделия, шапочку за шапочкой, штанишки за штанишками, пока сердитая продавщица не рыкала на неё:
- Женщина, вы брать будете? Или нет?
- Нет, я потом, - нерешительно бормотала Нина, выходя из магазина, как воровка, что пыталась украсть чужую родительскую любовь к чужим детям.
- Путеводитель здесь.
Уважаемые читатели и гости канала!
Все текстовые материалы, размещённые на канале "Бронзовое кольцо" являются объектом aвторского правa.
Kопирование и распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет) запрещено. Tакже запрещено любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем, как и коммерческое использование.