Начало здесь. Глава 1.
«Я познакомился с девушкой, её зовут Джамалия,» - писал Эдик.
Дальше следовали строки о том, что она новенькая в классе, и отличается от других девчонок смуглой кожей и необыкновенно тёмными волосами. Ещё парень спрашивал, как дела у Лизы, как проходят экзамены, как её здоровье и здоровье родителей. Писал, что его взяли в школьную сборную по баскетболу, он ездил на соревнования в соседнюю область и поэтому не писал. Но теперь он снова дома и очень ждёт письма от своего верного друга, дорогой Лизы.
Девушка написала вежливое письмо, «…я в порядке, родители здоровы. Экзамены сдаю нормально, особенной нагрузки не чувствую, потому что «не запускала учёбу», хотела написать она. Но, подумав, написала «… потому что училась старательно на протяжении всего года». Далее – о природе, о погоде, в общем, ни о чём. Отправив это письмо, попрощавшись с ним у огромного голубого ящика с надписью «Почта», Лиза уже не ждала ответа от Эдички. К её удивлению, очередное письмо пришло, как по расписанию. А за ним следующее, и следующее. Эдик спрашивал, что случилось, почему её письма такие равнодушные, хорошо ли она себя чувствует?
На самом деле парень переживал, почему эмоциональная и, обычно, открытая Лиза перестала писать о всяких мелочах в своей жизни. О том, какой монетой пополнилась её нумизматическая коллекция, которую она собирала с помощью отца примерно с трёх лет. Какую она видела интересную кошку, или собаку, в парке. Что ей натёрли новые туфли, или мама купила новую кофточку. О себе девушка не писала больше ничего. Как будто знала…
Появление Джамалии в классе, да что там говорить, и в школе тоже, произвело фурор. Полупрозрачная кофточка, под которой виднелся весьма нескромный элемент нижнего белья. Клетчатые твидовые шорты, надетые на тёмно-коричневые колготки, что были ненамного темнее её смуглой кожи. На ногах были похожего оттенка ботиночки из натуральной кожи с оторочкой из натурального меха. Лицо могло принадлежать сказочной царевне Будур. Густые тёмные, но аккуратно оформленные брови, тёмные, слегка раскосые глаза, чуть припухлые губы, недотягивающие до принадлежности к вульгаризму. Белые блестящие зубы были слегка кривоваты и соседствовали с не менее блестящими брекетами. Джамалия нимало не смущалась их, улыбаясь во весь рот. Смеялась звонким и чуть гортанным смехом, который, казалось, был бы более уместным для взрослой женщины. Волосы были тёмные, почти чёрные, чуть ниже талии, частенько завитые на крупные бигуди. Жила она напротив школы. Верхняя одежда, казалось, тоже была направлена на то, чтобы подчеркнуть её очевидную и немного чрезмерную для такого возраста, привлекательность. На голове малофункциональный, но сногсшибательный кепи с лихо заломленным козырьком. Когда она шла по коридорам школы, жизнь замирала, как в аквариуме при виде новенькой экзотической рыбки. Или хищницы. Волосы совершали плавные движения вправо-влево над ягодицами, обтянутыми клетчатой тканью. Аромат взрослых вязких французских духов, обозначающих в переводе яд, или отраву, будоражил стойким шлейфом не только старшеклассников.
Джамалия была необыкновенно радостной. Искренность и раскованность граничила с лёгкой несдержанностью. Она была приветлива ко всем одноклассникам, и мальчишкам, и девчонкам. Училась на «четыре» и «пять», и ребятам казалось, что делала она это без особого труда.
В класс она вошла в середине второго урока вслед за директором.
- Здравствуйте, ребята. Садитесь, садитесь, - хорошо поставленным голосом сказал высокий крепкий мужчина.
Казалось, он в школе оказался случайно, перепутав её дверь с дверью, ведущей на очередное заседание ЦК родной Партии. – Знакомьтесь, это Джамалия, теперь она будет учиться с вами. – Проходи, не стесняйся.
Последние слова он мог с таким же успехом произнести на выступлении французского варьете.
Девушка, лучезарно улыбаясь, тряхнув гривой завитых ухоженных волос и, показав при этом крупные золотые серьги, прошла между рядами. Она села на свободный стул за последней партой вместе с Эдиком.
- Привет! – глаза, плещущие неземной радостью бытия, обожгли парня. – Джамалия, - она протянула смуглую ладошку с витиеватой резьбы золотым кольцом.
- Эдуард, - почему-то сказал он.
На столе оказались тетрадка с наклеенными сердечками, весёленький пенал, фосфорическая зелёная линейка и пачка розовой жвачки.
На уроке Эдик старательно вслушивался в слова учительницы, но мозг его уже поплыл по волнам манящего запаха духов, смешанным с ароматом то ли дивных цветов, то ли восточных специй, исходивших от длинных волос.
Наконец прозвенел звонок, который должен был прекратить внезапные мучения парня.
- Пойдём, Эдуард, со мной, школу мне покажешь, - распорядилась улыбающаяся Джамалия, и встала, одёрнув сзади впившиеся шортики.
- Пойдём, - обречённо согласился Эдик, и встал вслед за ней.
В коридоре она взяла его под руку, слегка оттягивая то ли вниз, то ли на себя. Парень чувствовал себя не то в клетке, не то в середине очень медленного смерча, отрезавшего его от реальности.
«Почему у всех ураганов женские имена?» - вдруг подумал он.
Новенькая ходила в школу, как на показ мод. На ней были то мужская рубашка с небрежно подвёрнутыми (на первый взгляд) рукавами, и полами, выбивающимися из-под вязаной жилетки явно маленького размера. То это была тонкая трикотажная кофта с оголённым плечом, украшенная широким поясом на линии узких бёдер. Одноклассники стали наносить парфюм перед посещением школы, некоторые стали одеваться в глаженые рубашки. Появились модные стрижки и начищенные до блеска, как в журнале «Ералаш», ботинки.
Девочки могли бы ненавидеть Джамалию, если бы у них на это хватало сил. Но откуда взяться решительности у кролика под гипнозом змеи? И никто не мог сопротивляться юности, очарованию и привкусу необыкновенной жизни, которые окружали девушку.
Отца Джамалии перевели в этот город по службе, куда он ходил нарядный, как на свадьбу, и «росчерком пера» решал судьбы других людей. Опустив финансовую сторону жизни семьи, и познакомившись с родственниками поближе, многое в поведении девушки становится понятнее. Мама была томная, неспешная, как полноводная река. Готовила изысканные восточные блюда и лакомства, ухаживала за мужем, оглаживая его, провожая на работу и встречая в длинном халате, накрашенная и ухоженная. Старшая сестра Джамалии не унаследовала ни мамину красоту, ни способность делиться собой с мужчиной так, что ему не нужны были другие женщины. Гульсария была безыскусственна, высказывала своё мнение прямо, не пытаясь подлить парализующей лести в каплю искреннего яда.
На очередной семейный ужин были приглашены самые достойные сослуживцы и отцы города. Часть закусок мама заказала в лучшем ресторане, а горячее, салаты и десерты они с дочерями готовили сами.
Зеркала, богатые шторы, хрусталь и семейное серебро – всё, что семья брала с собой, время от времени меняя место жительства. Сегодня это и богатое угощение на столе помогало празднику выглядеть удавшимся.
Гости вели себя достойно-скучно, речи и жесты были словно отрепетированы их частым исполнением. Когда мать семейства вставала из-за стола, дочери тут же следовали её примеру, меняя тарелки гостей с остатками еды на чистые перед подачей нового блюда, и проводя несколько минут на кухне.
- Дочь, ты всё-таки присмотрись к Дмитрию. И возраст подходящий, и должность. И внешность, с таким в люди выйти не стыдно, - мама доставала протвень с цыплёнком из духовки.
- Мама, хватит меня сватать, я никогда не буду жить, как ты! – Гульсария, быстро накинув фартук, намывала тарелки под горячей струёй, передавая их младшей сестре.
Джамалия вытирала тарелки длинным белым льняным полотенцем, заставляя их похрустывать от возмущения.
- А что такого ужасного в нашей жизни? – нож и вилка в руках с накрашенным бордовым лаком ноготками, расправлялись с загоревшей в духовом шкафу жертвой.
- Мне не нужен такой муж, - Гульсария, закончив мытьё тарелок, собирала остатки еды из слива раковины. – Я выйду замуж по любви. Или совсем не выйду.
Мама с Джамалией дружно рассмеялись.
- Вот видишь, даже Джамале смешно, - мама, искусственно улыбаясь, заглянула в лицо старшей дочери. – Я ведь даже в детстве тебе эти глупые сказки не читала. Откуда в головке, закончившей юридический с красным дипломом, взялись такие мысли?
- Земфира, мы пойдём, подышим, - отец семейства появился в кухне, чтобы обнять жену, тут же подавшуюся ему навстречу всем телом.
- Хорошо, - глядя снизу вверх в лицо мужа и старательно хлопая чересчур толстыми и чёрными ресницами, Земфира протянула накрашенные губы для поцелуя.
В поведении Джамалии смешались игривость матери и открытость старшей сестры. Такая гремучая смесь нередко сбивала сильный пол наповал.
Эдик почувствовал в заинтересованности Джамалии искренний интерес. Неделю в школе она сидели вместе. Он ждал девушку около подъезда утром и провожал домой после школы. Даже пропустил однажды тренировку, потому что она заговорила о новом фильме, и о том, как сильно хотела бы его посмотреть. С ней было интересно разговаривать. Она смеялась всем его шуткам, то запрокидывая голову, как молодая кобылка, то поправляя густую тщательно завитую шевелюру, проводя заученным движением над ухом и плавно оглаживая шею.
- Ты меня завтра не встречай, Эд, - ей казалось смешным его длинное имя. – Мы уезжаем с родителями.
- Когда ты приедешь? - спросил парень, любуясь солнечными бликами в видневшейся серёжке.
- Не знаю, как папа решит, - во рту Джамалии мучилась жвачка, то надуваемая огромными лопающимися пузырями, то перекидываемая с одного ряда блестящих зубов на другой.
- Пока, увидимся в школе, - она попрощалась, сгибая по очереди все пальчики смуглой ладошки, развернулась, одёрнула шорты, и пропала в подъезде. Если бы она была жар-птицей, то обязательно оставила бы прекрасное перо, которое Эдик подобрал бы, и, возможно, хранил всю жизнь. Но она была просто девочкой, и после неё осталась насмешливое розовое пятно бабл гама, резко выделяющееся на чёрном асфальте.
Через неделю парень, заблудившийся в своих мечтах и ожиданиях, вошёл в класс. Сначала он увидел свою пустую парту. Затем Джамалию, сидящую вместе с его приятелем, и с интересом заглядывающую в лицо паренька, взглядом, позаимствованным у матери. Её волосы были гладкими, с неровным пробором над виском, собранными над шеей, и делавшими лицо ещё более экзотическим. Она лишь кивнула Эдику, на секунду оторвав взгляд от лица другого парня, которому, скорее всего, тоже будет найдена более подходящая интерпретация имени.
Вскоре Эдик очнулся, как приходят в себя люди, выйдя из комы. Он чувствовал себя как в детстве, когда вдруг лопнул воздушный шарик, подаренный ему на День рождения. Вслед за этим, других увлечений у парня в школе не случалось.
Лиза сдала экзамены на «четыре» и «пять» без особого труда, если не считать трудом ежедневную подготовку по несколько часов. Её подружка, Вероника, сдала на «четвёрки», и нисколько не огорчилась этому.
- Это нечестно! – улыбаясь до ушей, говорила девушка, похожая на милую лисичку. – Был бы экзамен по рисованию, мне бы даже готовиться не пришлось, - очередное клубничное мороженое светилось мягким розовым светом под летним солнцем.
Интерес Вероники к Антону быстро пропал, так как он оказался чересчур навязчивым. Парень караулил её в школе, в коридоре, во дворе. Разговоры с ним не приносили девушке никакого удовольствия, как и тягучие батончики с карамелью, которые он приносил ей каждый день в школу.
- Не надо, - говорила Вероника, глядя на протянутый ей «почти шоколад» и мотая головой со всё такой же короткой стрижкой.
- Бери, - обречённо говорил Антон, не собираясь уступать. – Я для тебя купил.
Вероника, оставшись без права выбора, брала батончик, и, отойдя на пару шагов, говорила Лизе:
- Лиза, возьми, пожалуйста, я больше не могу!
- Ты маме отдай, может, она съест? – Лизе было неудобно от происходящего.
- Мама тоже больше не может.
Бедный «Ромэо» промучился ещё какое-то время, и переключился на другую девушку.
Прошло лето в знойном душном городе, из которого подружки выезжали с родителями на городской пляж. Крупные камни, тут и там видневшиеся островками из привозного песка, напоминали людям, что всё в это мире ненадолго. И природа с течением времени, более сильным, чем течение местной реки, всё равно возьмёт своё.
В ноябрьские праздники мама Лизы, Светлана Владимировна, вышла в декретный отпуск. Живот был небольшой, аккуратный. Прихоти её особо не донимали. Не было ни изжоги, ни тошноты. Ребёнок, казалось, возмещал все пережитые страдания и горести предыдущих тяжёлых беременностей. Она стала какой-то необыкновенно женственной, наполненной негой и близким счастьем. Готовила приданое для маленького члена семьи, ходила в музеи, разглядывая красивые (и только красивые) картины. Выходила на прогулку во двор, наблюдая за гуляющими молодыми мамочками с детьми, и чувствуя толчки своего любимого чада в туго натянувшемся животе.
Родила Светлана Владимировна в зимние каникулы, во вьюжное сердитое воскресенье, здоровенького мальчика. Роды прошли легко, несмотря на жестокую в своей откровенности, запись в карточке счастливой мамы: «Старородящая». Долгожданного малыша назвали старинным русским именем Иван.
Продолжение следует.
Путеводитель здесь.