По улице бродила одинокая собака. Улица располагалась в деревне, а деревня — в лесу. Узкая тропка, напоминавшая, что когда-то здесь была дорога, уходила сквозь тайгу вдаль. Оканчивалась она через несколько десятков километров, выходя на трассу, которая уже вела к поселку.
В поселке был транспорт, много людей, банкомат, отделение почты и магазины. Хотя и этот поселок считался захолустным местом в глуши.
Но вот деревня... Деревня была чем-то совсем оторванным от цивилизации. Добраться сюда можно было только по одинокой железнодорожной ветке. Раз в месяц и только летом здесь появлялся вагон поезда с локомотивом, привозивший пенсию и почту.
В деревне было всего-то ничего — двадцать пять дворов. И то половина жителей деревни уже давно были друг другу родственниками.
*****
Тайга пробуждалась. Весна робко расползалась по замшелым стволам вековых сосен, сбрасывая с них остатки снежной шубы. Хрусткий лёд на болотце под сапогами охотника предательски ломался, обнажая чёрную, густую воду, насыщенную гнилостным запахом прошлогодней травы и перегноя. Кусты багульника распускали первые неуверенные листочки, и воздух, казалось, горчил их терпким ароматом.
Сырость поднималась от земли плотным облаком, пропитывая насквозь. Сапоги скрипели по мокрому илу, застревая в вязком болотце. Каждый шаг сопровождался тихим чмоканьем грязи. Где-то впереди слышался плеск воды — возможно, утка сорвалась с места.
Охотник осторожно раздвигал кусты рогоза рукой в кожаной перчатке. Его куртка, некогда зелёная, потемнела от влаги и испачкалась . На плечах повис старый рюкзак, натёртый местами долгими годами службы. В руках — двустволка, на вид тяжёлая и надёжная, с замасленной древесиной приклада.
Его лицо, испещрённое сетью мелких морщин, выдавало постоянное нахмуренное выражение. Взгляд цеплялся за каждый силуэт впереди. Осторожно ступая, он замер на миг: ухо уловило едва заметное шуршание. Тонкая веточка под ногой предательски треснула.
Где-то в глубине тайги, подальше от тропы, оживали голоса. Весенний хор птиц разрывал напряжённую тишину. То тут, то там крики чёрного ворона раздавались зловеще, словно предупреждение. Но охотник продолжал двигаться вперёд, продираясь через густую стену елового подлеска.
Весна в тайге была временем, возрождения и выживания. Здесь всё дышало жизнью, но одновременно напоминало: этот мир не прощает ошибок.
*****
Охотник медленно продвигался через вязкий ил, хлюпающий под сапогами. Ручей, который прорезал болотину, скрывал под тёмной водой остатки старых коряг. Весенний ветер приносил с собой запах сырости, а где-то вдали протяжно кричала одинокая птица.
На кочке, окружённой засохшим камышом, он увидел фигуру. Высокий, с длинной бородой, сплетённой мхом, Чурбак сидел, опершись на кривую палку. Его глаза, глубокие и зелёные, как молодая листва, изучали охотника с холодной настороженностью.
Его сучковатые пальцы были сложены, будто в задумчивости. Белые зубы — ровные, страшно блестящие — торчали из кривого рта, растянутого в ленивой ухмылке.
— Зачем приперся? — проскрежетал он, не поднимая головы. Голос глубокий, отозвался эхом в ближайших сосенках.
Охотник на миг замер. испугался, но взял себя в руки.
— Разговор есть.
Чурбак лениво приподнял голову, угольки глаз прищурились:
— Разговор, говоришь? Ну, валяй, раз пришёл. Только я не из тех, кто бесплатно советы даёт.
— Аня... У неё беда, — начал охотник, делая шаг ближе.
— Аня? — Чурбак фыркнул, его губы скривились. — Да кто она мне такая? Девочка выросла. Пусть сама разбирается.
— Она мне как дочь, — твёрдо ответил охотник, сжав пальцы на ремне ружья.
Чурбак засмеялся. Глухо.
— Дочь, говоришь? А что ж ты к лешему пришёл? Чего сам не справишься?
— Потому что старый я, семью ели прокормить могу. Как Анина мама умерла я сам не свой был пил… Аня то выросла и уехала после ее смерти. А я…хорошо хоть Лидка меня подобрала а то бы так и спился.
— Ой хватит сопли пускать. Кто тебя ко мне направил? — Чурбак прервал его.
— Лесник, — охотник помедлил. — Был у него, выпили. Он сказал, ты знаешь, что делать.
Чурбак выпрямился, и его силуэт стал ещё более угрожающим.
— Значит, дед велел, — протянул он, глядя на охотника долгим, тяжёлым взглядом. — Ладно. Рассказывай, что за дела у Ани.
Охотник вздохнул, опустил взгляд на хлюпающую под ногами воду.
— Она писала мне, просила о помощи. Живет сейчас в Кемерово. Странные вещи творятся вокруг неё. Люди пропадают. Она боится.
Чурбак кивнул, будто что-то вспомнил.
— Боится, значит. Ха! А ты не боишься? Например меня, или каждый день с живыми брёвнами разговариваешь?
— Я боюсь за неё. Она мне рассказывала про снеговика, когда была маленькой. После того, как мать её умерла... Она уехала, а я остался. Выросла девочка. В город перебралась. Жизнь наладить пыталась. Только вот... Не справляется.
Чурбак долго молчал. Его сучья скрипели, будто под ветром.
— Ладно, охотник. Пойдём посмотрим, что там с нашей девочкой. Но ты меня запомни: я лес, а лес помогает только тем, кто платит по его законам.
Охотник медленно кивнул, крепче сжимая ружьё. Ему не нравилось, как это прозвучало. Но другого выбора не было.
*****
Мартовский ветер гудел за стенами, а в печи тихо потрескивали поленья. В избе пахло дымом, сыростью и самогоном. Лесник, которого звали Василич, поставил на стол кружку и налил в неё кипятку для заварки, а затем, без лишних слов, достал пузатую бутылку самогона.
Чурбак устроился на лавке, сунув под себя какой-то старый мешок, чтобы не оставлять мокрых следов от своего мха. Охотник Михаил, снимая куртку, сел рядом. Лесник сразу налил Чурбаку стакан.
— На, пей, пока не осыпался, — пробурчал Василич.
Чурбак взял стакан сучковатыми пальцами, понюхал, причмокнул языком.
— Ох и ядрище... — пробасил он и одним глотком осушил. — Хорошо.
Михаил молча протянул Василичу сложенное письмо.
— Это что такое? — спросил тот, подозрительно глядя.
— Анино письмо, — объяснил Михаил. — Я его у тебя под околотком подложил, чтоб не потерять, когда на болото пошёл. Чурбак вот теперь с нами, пусть сам посмотрит.
Василич без слов передал письмо Чурбаку. Тот развёртывал его осторожно, словно боялся порвать. Деревянный нос подался вперёд, Чурбак принюхался, потом грустно причмокнул языком.
— Ну и дела... — сказал он, возвращая письмо. — Тут снеговик нужен.
— Так весна же, — хмыкнул Василич. — Где ты его возьмёшь?
— Снеговик сейчас где-нибудь в тундре, с оленями болтает, — буркнул Чурбак, почесав мохнатый бок. — Весной-то он тут не появится.
Василич, нахмурив кустистые брови, вытащил трубку и начал её набивать.
— Так что там? Чего ты унюхал?
Чурбак замолчал на мгновение, смотря в сторону печи, потом тяжело вздохнул:
— Ничего особенного. Только слёзы. Горькими слезами плакала наша Аня, когда писала это письмо. Пахнет бедой.
— Ты меня не тяни за душу, говори как есть, — проговорил Василич.
Чурбак повернулся к нему и медленно кивнул:
— Она ведь раньше по весне мне на пеньке еду оставляла. Интересная была девочка. Добрая. Таких сейчас мало... Зря она в город уехала. Тайга её берегла.
— Сами знаем, — тихо сказал Михаил. — Но что теперь?
Чурбак отставил пустой стакан, прикрыл глаза и задумался. За окном ветер ударил по крыше, принеся с собой запах сырого снега.
— Надо ехать к ней. Но не мне. Тайга ей помогала, а не я, — произнёс Чурбак. — Ей снеговик нужен, и лес. А город... Город таких ломает.
— Ехать? — спросил Василич, раздувая трубку. — Ты хоть сам понял, что сказал? Кто ей поможет там?
— Мы поможем, — сказал Михаил. — Поедем.
Василич кивнул, протянул Михаилу ещё стакан:
— Ну тогда за дело, мужики. Пока мы живы, никого из своих не бросим.
Снаружи вновь завыли порывы ветра. Огонь в печи вспыхнул ярче, словно поддерживая решимость тех, кто собрался за этим старым, потёртым столом.
*****
В избе суета началась ещё до рассвета. Василич шнырял туда-сюда, натягивая куртку и проверяя рюкзак. Михаил, молча сжимая в руках двустволку, крутил в голове слова Чурбака о том, что без снеговика не обойтись.
Чурбак, скрестив сучковатые руки, сидел на лавке и хмуро наблюдал, как охотник перебирает патроны.
— Зачем тебе столько? — проскрежетал он. — Мы же к девчонке едем, а не на войну.
— Лишним не будет, — буркнул Михаил, поправляя ремень.
— Ладно, воевода, а мне что делать? — Чурбак с кривой ухмылкой оглядел свою деревянную фигуру. — Меня, что ли, так вести?
Василич, держа в зубах трубку, остановился, посмотрел на него и прищурился:
— Так-то ты не пройдешь, сынок. Надо тебя приодеть.
— Ой, не смеши меня, старый. Это как же ты меня приоденешь? Шубу натянешь и шапку? Ну, ну, давай попробуем! — Чурбак скептически покачал головой.
Василич достал из шкафа старую, рваную телогрейку и большую меховую шапку-ушанку.
— Вот, натянем, и никто не заметит, что ты, мягко говоря, не совсем человек.
Чурбак посмотрел на вещи, как на что-то оскорбительное, потом на себя, затем снова на телогрейку.
— Да не прокатит этот номер! — с досадой выплюнул он. — Хоть и холодно, а толку? У меня даже ног нормальных нет. И паспорт, кстати, где мне взять, а?
— Тоже верно, — задумчиво сказал Василич, потирая щетинистый подбородок. — А ведь в поезде, может, проверять начнут.
— Ну вот, — Чурбак насмешливо посмотрел на Михаила. — Одевайся сам, я тут постою.
Но потом он вдруг встал и заговорил серьёзно:
— Ладно, хватит дурью маяться. Есть у меня одна идея.
— Какая ещё? — насторожился Михаил.
Чурбак соскочил с лавки и, топая сучковатыми ногами, направился к выходу.
— Идём на двор. Там всё объясню.
*****
Во дворе Василич снова закурил трубку, наблюдая, как Чурбак, не торопясь, встал посреди двора.
— Ну, Миша, бери колун.
— Чего? — охотник застыл, не веря ушам.
— Колун бери, говорю. И руби меня.
— Ты с ума сошёл, что ли? — Михаил уставился на Чурбака.
— Давай, не дрейфь! Старый, я знаю что говорю. Руби, только аккуратно.
Михаил покачал головой, но Василич, выпуская дым, ухмыльнулся:
— А что, идея-то толковая. Помельчает, так проще будет его везти.
— Вот и я о том же! — обрадовался Чурбак.
Михаил вздохнул, поднял колун и, помедлив, махнул. Лезвие рассекло тело Чурбака, и тот с глухим треском рассыпался на щепки.
— Вот тебе раз... — пробормотал охотник, глядя на груду щепок.
Но посреди неё осталась одна щепка потолще. Она выглядела словно маленький Чурбак: такой же крючковатый нос, сучковатые «руки», мох неожиданно облепил края.
— Ну, как вам? — раздался знакомый голос.
— Ты что, уменьшился? — удивился Михаил.
— Ага.Теперь меня можно сунуть в рюкзак. Но если что — не забудь, что я всё слышу!
Василич с трудом сдерживал смех, а Михаил осторожно поднял маленького Чурбака, сунул в рюкзак, завязал ремни и накинул на себя.
— Ну всё, поехали. Пока не передумал.
— Едем, — пропищал из рюкзака Чурбак. — Только быстрей бы в вагон, не люблю в темноте ехать.
И с этими словами они покинули двор, направляясь к станции. Тайга затихла, будто провожая.
******
Ане уже двадцать шесть она обаятельная девушка с тёмными волосами, собранными в аккуратный хвост, и внимательными карими глазами, начала свой день с обхода вольеров. Её белый халат был слегка запачкан следами от лап и перьев — неизбежные атрибуты работы ветеринара.
Первым делом она направилась к вольеру, с амурским тигром которому работники дали смешную кличку Барсик. Барсик недавно перенёс небольшую операцию, и Аня проверяла состояние шва. Тигр, заметив её, поднял голову и тихо зарычал, признавая знакомое лицо.
— Привет, красавец, — мягко сказала Аня, подходя ближе. — Давай посмотрим, как ты тут.
Она осторожно осмотрела шов, убедившись, что всё заживает хорошо. Затем сделала пометки в своём блокноте и направилась дальше.
Следующим был вольер с бурым медведем Мишкой, который недавно проснулся после зимней спячки. Мишка выглядел немного вялым, и Аня решила взять у него анализы, чтобы исключить возможные проблемы.
— Ну что, Мишка, как спалось? — улыбнулась она, наблюдая за тем, как медведь лениво потягивается.
День продолжался в таком же ритме: осмотр волков, проверка состояния лисиц, вакцинация экзотических птиц. Аня любила свою работу, несмотря на её сложности. Каждое животное было для неё особенным, и она старалась уделить внимание каждому подопечному.
Ближе к вечеру, закончив обход, Аня вернулась в свой небольшой кабинет. На столе лежала стопка документов, которые нужно было заполнить, и несколько книг по ветеринарии. Она вздохнула, села за стол и начала писать отчёты, периодически поглядывая на фотографии животных, украшавшие стены кабинета.
Работа в зоопарке требовала не только профессиональных знаний, но и большого сердца. Аня знала это и каждый день старалась сделать жизнь своих подопечных лучше.
******
Стационарный телефон в кабинете зазвонил неожиданно. Его громкий, резкий трезвон выбивался из привычного шума зоопарка — шороха шагов за окном, криков птиц и отдалённого рёва тигра. Аня вздрогнула, оторвалась от бумаг и застыла на миг, глядя на старый аппарат с пожелтевшими кнопками.
Телефон почти не использовали: мобильные устройства давно вытеснили старую технику. Но Аня просила своего молодого человека звонить именно сюда. На работе она часто отключала мобильный, чтобы не отвлекаться. Да и порой звонил бывший муж.
Она медленно подняла трубку.
— Алло? — голос был усталым, но спокойным.
— Привет, Анюта, — раздалось в ответ.
Её рука непроизвольно сильнее сжала трубку. Этот голос она бы узнала где угодно. Грубоватый, хриплый, с едва заметной насмешкой. Кирилл.
— Чего ты хочешь? — она резко перешла в оборону, пытаясь сохранить холодный тон.
На том конце провода послышалось шуршание, будто кто-то перекладывал что-то на столе.
— Ну, как бы это сказать... У меня тут твоя дочь.
Аня застыла. На миг весь мир сузился до этих слов.
— Что ты сказал? — прошептала она.
— Ты всё правильно поняла. Она у меня. И если ты не заберёшь свой иск на алименты, я её просто уберу. Поняла?
— Ты... Ты издеваешься? — её голос дрожал, но в нём начала пробиваться злость.
— Нет, Анюта, — его тон стал холоднее. — Всё очень серьёзно. Нет ребёнка — нет алиментов. Всё просто.
— Ты болен... Ты сошёл с ума! — выкрикнула она. — Я не подавала никаких алиментов!
Кирилл хмыкнул, как будто предвкушая её реакцию.
— Да ну? А кто тогда? Ты думаешь, я идиот? Мой отец — бывший мэр, ты знаешь, сколько на меня записано? Ни копейки ты с меня не получишь, ясно?
Аня тяжело дышала, не зная, что сказать.
— Кирилл, ты снова на этом дерьме, да? — выпалила она, срываясь на крик. — Ты же знаешь, что я ушла из-за этого.
— Да, я на этом дерьме. И знаешь что? Один грамм стоит, как твоя годовая зарплата. Так что завали своё хлебало.
— Где она? Где моя дочь? — её голос дрожал от паники.
— А ты не узнаешь, пока не сделаешь, что я сказал. И вообще, ты могла бы уехать из города, забыть обо мне, о дочери и жить дальше, как хочешь.
— Ты животное, Кирилл! — выкрикнула она.
— Да, может быть, — хмыкнул он. — Только ты всё равно сделаешь то, что я сказал.
Звонок оборвался.
******
Аня дрожащими руками положила трубку, села за стол и вытащила лист бумаги. В детстве она часто писала письма деду морозу. Когда-то это были наивные записки о школьных буднях, теперь — просьба о помощи, единственному мужчине которому она еще доверяла.
«Здравствуйте, Михаил Сергеевич,
Я знаю, что давно не писала, но сейчас я не могу молчать. У меня беда. Мой бывший муж угрожает мне и... нашей дочери. Он говорит, что она у него, и если я не сделаю, что он требует, он её убьёт.
Вы всегда говорили, что надо доверять вам. Я прошу вас, помогите мне. Я больше не знаю, что делать. Полиции наплевать. Друзей у меня почти нет, как и денег.
Аня»
Она сложила лист, запечатала в конверт и убрала в сумку. Завтра утром письмо должно уйти. Она молилась, чтобы он хотя бы ответил.
*******
Вокзал и посадка в поезд
Раннее утро на вокзале встретило товарищей холодным мартовским ветром. Город, словно сонный гигант, пробуждался медленно. Серый рассвет окрашивал заснеженные улицы, а редкие прохожие спешили по делам. Вокзал казался живым островком— здесь царили шум, разговоры и запах горячего чая из термосов.
Михаил, высокий мужчина с густой проседью в бороде досадно вышагивал впереди. Ружье пришлось сдать. Никто с ним не пустил на вокзал, так как не было оно даже подобающе упаковано. На вид Мише было за пятьдесят, но в нём чувствовалась крепость человека, прожившего жизнь в тайге. Чуть позади шёл Василич — коренастый, с седыми усами и чуть заметной хромотой. Он тоже нес старый рюкзак, который выглядел странно тяжёлым для его размеров. В этом рюкзаке и находился их тайный спутник — Чурбак, уменьшившийся до чуть меньшего поленца.
— Как же всё-таки непривычно будет в этом вашем городе, — буркнул Василич, глядя на часы над входом в здание вокзала.
— Нам туда не за уютом, — ответил Михаил. — Аня ждёт.
Михаил бросил взгляд на рюкзак. Чурбак молчал, но оттуда иногда доносилось лёгкое поскрипывание — словно щепки внутри двигалась.
Вокзал был пропитан атмосферой старины. Высокие сводчатые потолки, запах железа и чая, звонкий стук шагов по кафельному полу. Михаил купил билеты заранее, и им предстояло добраться до Кемерово на плацкартном поезде.
Платформа и ожидание
На платформе, под скупым светом ламп, стоял длинный поезд. Вагон с номером, указанным в билетах, был ближе к хвосту. Проводница, плотная женщина в форме с красным галстуком, проверяла билеты, строго глядя на пассажиров.
— Вы куда, мужички? — спросила она, увидев их.
— До Кемерово, — ответил Михаил, протягивая билеты.
— Что у вас в рюкзаке? — строго прищурилась женщина, явно замечая странную форму груза.
Василич, не теряя самообладания, широко улыбнулся:
— Да так, сувениры. Из тайги. А в основном дрова.
Женщина кивнула, но взгляд её задержался чуть дольше.
В вагоне
Вагон плацкартного типа был уже почти полон. Узкие проходы между полками, разговоры — всё это создавало привычную атмосферу для тех, кто ездил на поездах часто. Михаил с Василичем нашли свои места — нижние полки в одном из отсеков.
— Вот оно, наше место, — сказал Михаил, ставя рюкзак на багажную полку под нижней койкой.
— Уютно, не то слово, — проворчал Василич, оглядывая тесный отсек.
Рядом сидела пожилая пара, молча упаковывавшая пакеты, а на верхней полке кто-то дремал, натянув одеяло до самого носа.
— Долго нам ехать? — спросил Василич, разуваясь и закидывая ботинки под сиденье.
— Дня два и три или четыре часа, не больше, — ответил Михаил.
Поезд тронулся с места, и ритмичный стук колёс начал заполнять вагон. Пассажиры обжились: кто-то уже пил чай из стаканов с подстаканниками, кто-то разговаривал, а некоторые начали вытаскивать домашнюю еду — запах варёных яиц и колбасы быстро распространился по вагону.
Василич достал из рюкзака небольшую фляжку и подмигнул Михаилу.
— Ну что, по одной? — предложил он, доставая стопки.
— По одной, — согласился Михаил.
Тихий звон металла привлёк внимание проводницы, которая проходила мимо.
— Так тварщи, что тут у вас? — спросила она, встав в проходе.
Василич улыбнулся, протягивая ей стопку.
— А вы с нами? Мы тут не хулиганим, просто душу греем.
Проводница на секунду задумалась, но потом рассмеялась:
— Нет уж, пейте сами. Только не буяньте.
******
Поезд притормозил на очередной станции. Вагон замер, люд вышел на перрон уставший от бесконечного стука колёс. Михаил выглянул в окно, где среди редких фонарей мелькали надписи на вывеске, и кивнул Василичу.
— Тут пересаживаемся, — негромко сказал он, поднимая рюкзак с Чурбаком.
— Наконец-то, — пробурчал Василич, с трудом вставая с жёсткой полки. — А то я в этом плацкарте кости пересчитал.
Они вышли на перрон и, быстро пройдя вдоль состава, нашли вагон купе в соседнем уже ожидавшем поезде. Проводница, молодая женщина с серыми глазами и слегка потрёпанным галстуком, сразу обратила внимание на их странный багаж.
— Что несёте? — поинтересовалась она, кивая на рюкзак.
— Да это... сувенир из тайги, — усмехнулся снова Василич, не останавливаясь.
Она что-то пробормотала, но билеты проверила и жестом указала на их купе.
Купе встретило их уютом. Мягкие сиденья с аккуратно заправленными одеялами, крохотный столик у окна, лампа, горевшая приглушённым светом. Михаил осторожно поставил рюкзак на верхнюю полку, и Чурбак, вытянув сучковатую руку, медленно выбрался наружу.
— Вот это другое дело, — довольно сказал он, устраиваясь у окна. — Хоть раз гляну на этот ваш «городской мир».
Василич, осмотревшись, кивнул:
— Да, тут потише. Для нашей компании в самый раз.
Он достал из своей котомки стопки, фляжку с самогоном и кулёк с нехитрой закуской: ломтики сала, хлеб, солёные огурцы.
Разговоры о жизни
— Ну что, мужики, за то, чтобы всё получилось? — предложил Василич, разливая по стопкам.
— За это, — коротко кивнул Михаил.
Чурбак поднял свою, крошечную, крышу стопку и стукнулся ей об железные стаканы товарищей.
— Хорошая штука, — протянул он, сделав глоток. — Тайга уважает таких мастеров как ты Василичь. Но вот что я скажу... Город — место опасное. Люди там своих корней лишаются. Бегают, как белки, за тем, что не нужно.
Михаил, задумчиво посмотрел в окно:
— Там и правда всё не так. Смотришь — люди сами себе стены строят. Рядом природа, а они гоняются за деньгами, как за добычей. Тайга не учит этому. В тайге ты добываешь ровно столько, сколько надо, не больше.
— А я скажу вот что, — вставил Василич, нарезая ломтик сала. — Город — он душу высасывает. Там даже воздух другой: загазованный, тяжёлый. Дети забывают, как трава пахнет. Вот у меня внучка в гости приехала, увидела корову, так глаза выпучила — говорит, думала, хомяк большой.
Чурбак тихо посмеялся, опрокинув ещё самогонки:
— А в тайге всё просто. Ворона каркнула — знай, будет что-то. Заяц пробежал — следы оставил. Всё видно, всё ясно. А в городе что?
Михаил кивнул, добавляя:
— У меня сын и дома в деревне как городе, каждый день в телефоне сидит, на улицу только в магазин выходит. Вот это жизнь?
Они замолчали. Каждый смотрел в своё окно, наблюдая, как медленно плывут мимо редкие огоньки, изредка сменяющиеся тёмными силуэтами леса.
******
В купе неожиданно раздался резкий стук в дверь. Василич и Михаил одновременно подняли головы, словно сговариваясь без слов. Михаил успел заметить, как Чурбак, быстро оценив обстановку, юркнул в рюкзак, и молния застёжки негромко щёлкнула.
Вошла проводница, за ней двое молодых омоновцев в полной экипировке — бронежилеты, автоматы, серьёзные лица, — и мужчина в полицейской форме. На груди его поблескивал значок, в руках — потёртая папка. Проводница оглядела их с плохо скрываемым подозрением.
— Вот, вот! Эти, странные. И рюкзак у них тоже странный, — указала она, оглядываясь на старшего.
Мужчина в форме чуть шагнул вперёд, огладив начищенные погоны.
— Старший лейтенант Панкратов, транспортная полиция. Проверяем пассажиров. У нас поступила информация, что в этом вагоне могут перевозить запрещённые предметы. Разрешите взглянуть на ваш рюкзак?
Михаил нахмурился, но сдержался. Его руки на мгновение напряглись, будто он готовился вцепиться в рюкзак, но он удержал себя. Василич выдохнул через нос и натянул на лицо маску спокойствия.
— Здравствуйте, товарищи, — начал Василич с натянутой улыбкой. — Мы люди простые, из деревни. В рюкзаке у нас только сувениры. Мох, щепки. Для своих, знаете ли.
— Разрешите взглянуть? — спокойно, но настойчиво повторил Панкратов. Его глаза впились в лицо Михаила.
Михаил молчал. Напряжение в купе нарастало, как будто стены стали теснее. Омоновцы в дверях молча держали автоматы, но их взгляды говорили больше, чем слова. Один из них шагнул чуть вперёд.
— Давайте без глупостей. Вы же понимаете, что при подозрении на перевозку запрещённого мы имеем право вскрыть ваш багаж, — добавил Панкратов, и в его голосе зазвучала стальная нота.
Василич развёл руками, пытаясь смягчить ситуацию:
— Да что вы, право слово! Какие запрещённые? Мы, может, мухоморы собираем для настойки… Шутка! — он нервно хохотнул, но смех его тут же увял под тяжёлым взглядом лейтенанта.
— Откройте рюкзак, — приказал тот, чуть повышая голос.
Михаил медленно встал. В купе стало тесно от его массивной фигуры. Он отодвинул рюкзак чуть ближе к себе и посмотрел прямо в глаза Панкратову.
— А что, у нас теперь каждого, кто из тайги, считают контрабандистом? Может, мы просто домой едем, без всяких делишек? Что, нельзя уже быть деревенским мужиком?
— Это не обсуждение, гражданин, — отрезал лейтенант. — Мы не обвиняем вас. Это стандартная процедура.
Михаил продолжал смотреть ему в глаза, но Василич понял, что дело идёт к худшему. Он вмешался:
— Ладно, ладно. Мы люди мирные. Только вот предупреждаю: если у вас аллергия на мох или дух от леса, лучше приготовьтесь, — усмехнулся он, пытаясь отвлечь внимание.
Омоновец коротко хмыкнул, но второй даже не дрогнул.
Михаил медленно наклонился к рюкзаку. Его руки едва заметно дрожали, но лицо оставалось каменным. Он начал расстёгивать молнию.
— Быстрее, пожалуйста, — нетерпеливо бросил Панкратов.
Молния неохотно разошлась. Михаил открыл рюкзак, и в воздухе повисло напряжение. Из глубины рюкзака выглянула кучка мха, несколько странных сучков и что-то, напоминающее грубо обтёсанное полено.
— Вот, — сказал Михаил, отодвигая содержимое на виду у всех. — Мох. Тайга. Настойки делаем. Что ещё искать будете?
Лейтенант нахмурился, посмотрел на рюкзак, потом на Михаила.
— А это что за полено? — спросил он, наклоняясь ближе.
— Сувенир, — отрезал Михаил, хватая рюкзак. — Для себя. Вы же не запрещаете возить деревяшки, верно?
— Деревяшки? — тихо повторил омоновец, взглядом сверля проводницу.
На мгновение в купе воцарилась мёртвая тишина. Василич вдруг засмеялся — резко, громко, нарушая напряжение.
— Ну, деревяшки, точно! Вроде вы в городах деревья только в горшках видите, а тут живое — ну, почти. Ну что, проверили, всё ясно? Пойдёте вы дальше?
Лейтенант встал прямо, кивнул.
— Ладно. Но если кто-то из пассажиров заметит что-то подозрительное — предупреждаю, у нас есть право остановить поезд. Удачи вам, граждане, — бросил он.
Они развернулись и вышли, а проводница задержалась у двери, бросив взгляд на Василича.
— Странные вы, ей-богу, — пробормотала она, выходя вслед за полицейскими.
Михаил медленно выдохнул, и только теперь его руки предательски дрогнули. Василич вытер лоб платком и посмотрел на рюкзак.
— Чурбак, — прошептал он. — Ты там как?
— Жив, — раздался приглушённый голос. — Но это было близко.
******
На тихой улице с высокими коваными заборами стоял особняк, будто вырванный из модного журнала о жизни олигархов. Тяжёлая калитка с резным орнаментом блестела под светом уличного фонаря. За забором виднелись стены, выложенные из белого мрамора, с высокими окнами, увенчанными декоративными арками. На фасаде — искусственная лепнина, которая в соседстве с колоннами и массивной деревянной дверью выглядела неуместно вычурно. Над входом возвышался балкон, с которого, казалось, должен был выйти кто-то в смокинге с бокалом шампанского.
Вдоль периметра дома тянулись ухоженные клумбы с декоративными кустарниками, искусно подстриженными в причудливые формы. У забора на равных расстояниях были расставлены камеры наблюдения. Несколько фонарей, стилизованных под старину, освещали подъездную дорожку, вымощенную дорогой плиткой. Вдоль неё стоял чёрный внедорожник с тонированными стёклами.
Перед воротами стояли трое: Аня, её парень Влад и участковый Юрий Петрович. Участковому было около сорока, и несмотря на свою внушительную фигуру, он выглядел уставшим. В руках он держал папку, а взгляд его скользил по территории особняка с лёгкой настороженностью. Влад, высокий и худощавый, держался ближе к Ане, бросая быстрые взгляды на неё. Она же стояла молча, сжав руки в кулаки, словно пытаясь не потерять контроль.
Из-за ворот вышел охранник. Молодой парень в форме, со скрытой под чёрной курткой рацией. Он внимательно посмотрел на пришедших, его взгляд задержался на Юрии Петровиче.
— Чего вам? — холодно спросил он.
— Мы к хозяину, — ответил участковый спокойно, но твёрдо. — Передайте, что Юрий Петрович из местного отделения хочет поговорить.
Охранник на мгновение замешкался, глядя на Аню, но всё-таки отступил, открывая калитку.
Вскоре на крыльцо дома вышел Кирилл. Высокий, плечистый мужчина, его вид резко контрастировал с роскошью особняка. На нём были спортивные брюки, растянутая футболка и кроссовки. Лицо, некогда привлекательное, было обветрено и осунулось, взгляд был тяжёлым, с явной тенью агрессии.
— Анюта, ты привела с собой цирк? — спросил он, лениво поднимая руку, чтобы почесать затылок.
— Нам нужно поговорить, — начала Аня, голос её дрогнул, но она быстро справилась. — Где моя дочь?
Кирилл усмехнулся, его глаза блеснули хищной насмешкой.
— О, так ты за ребёнком пришла? А я думал, ты сюда за своими алиментами! — он бросил взгляд на Влада. — А это кто? Новый муженёк?
— Кирилл, давай без этого, — спокойно сказал Юрий Петрович, прерывая напряжённую паузу. — Нам нужно выяснить, где девочка.
— А тебе-то какое дело, участковый? — Кирилл перешёл на грубый тон, но Юрий Петрович остался невозмутимым.
— Моё дело — это заявление матери. Ты понимаешь, что ты нарушаешь закон? Если девочка у тебя, её нужно вернуть.
Кирилл шагнул ближе, его дыхание было слышно. Он перегнулся через периллу крыльца, нависая над участковым.
— Ты мне сейчас что, угрожать будешь? Погань? А может, из тебя девочку сделать?
Юрий Петрович не дрогнул, только медленно, едва заметно поднял подбородок.
— Я не угрожаю. Я объясняю. Если ты продолжаешь удерживать ребёнка, это похищение. Если девочка здесь, я обязан её вернуть матери.
Кирилл бросил резкий взгляд на Аню. Его лицо исказилось в гримасе презрения.
— Ты слышала, что он сказал? Аня, ты что, совсем в своём зоопарке с ума сошла? Ребёнка ко мне отправила, а теперь с полицией заявляешься? — он повернулся к Юрию Петровичу. — У неё проблемы с башкой. Я ничего не нарушал.
— Где моя дочь? — перебила Аня, её голос надломился.
Кирилл ухмыльнулся, его глаза сверкнули каким-то злорадством.
— А ты найди её. Дом большой, можешь поискать. Если, конечно, я тебя пущу.
— Кирилл, — голос Юрия Петровича стал твёрже. — Это не просьба. Давайте решим всё мирно.
— Мирно? — переспросил Кирилл, шагнув ближе. — Убирайтесь с моей территории. Пока я сам не вызвал полицию. На вас!
Наступила напряжённая тишина. Даже охранник замер, его взгляд метался между хозяином и участковым.
Юрий Петрович сделал шаг вперёд, глядя прямо в глаза Кириллу.
— Последний раз спрашиваю: где девочка?
Кирилл внезапно развернулся и пошёл обратно к особняку, бросив через плечо:
— А вы подумайте, кто из нас прав. И с какой стати я должен вам отвечать.
Взгляд Юрия Петровича стал тяжёлым. Он сжал папку и обернулся к Ане:
— Мы ещё раз зайдём. Но в другой день. Сейчас мы сделали все что можно было.
Аня хотела что-то сказать, но только молча кивнула. Атмосфера вокруг казалась удушающей, как будто воздух стал плотнее.
Особняк остался позади, а впереди была неизвестность.
*****
Вечер опустился на город, завораживая своим серым, угрюмым светом. Дорога к дому Ани проходила через пустынные улицы, где тусклые фонари освещали потрескавшийся слякотный асфальт и редкие машины. Они ехали на старой "Ладе", которая, казалось, из последних сил переваливала через каждую кочку. Салон был наполнен тяжёлым молчанием, только урчание двигателя разбавляло тягучую атмосферу.
Аня смотрела в окно, стараясь скрыть свои эмоции. Глаза блестели от сдержанных слёз, но она не позволяла им пролиться. Влад сидел за рулём, его лицо напряглось, словно он уже был готов к разговору, который так долго откладывал.
Машина свернула в район с низкими двухэтажными бараками. Постройки из серого кирпича с облупившейся краской помнили послевоенные времена. Вокруг валялись обрывки газет, пластиковые пакеты мотались по ветру, застревая в сухих кустах. Над подъездом свисала тусклая лампочка, которая, мерцая, пыталась осветить тёмный вход.
— Я не подавала на алименты, — вдруг сказала Аня, нарушая тишину. Её голос звучал глухо, как будто она говорила не Владу, а самой себе. — Кирилл врёт. Я... я не знаю, почему он это говорит.
Влад тяжело вздохнул, крепче сжимая руль. Машина замедлила ход, и он остановился у её подъезда.
— Аня, — начал он, не глядя на неё. — Это я подал.
Она резко повернулась к нему, её взгляд был одновременно удивлённым и потрясённым.
— Что ты сказал?
— Это я подал на алименты. От твоего имени. — Он попытался выдавить из себя спокойствие, но голос предательски дрогнул. — Ты была в душе, а твой телефон лежал рядом... Я просто думал, что так будет правильно. Ну, он ведь богатый! Он должен платить за ребёнка, понимаешь?
— Ты... ты что, издеваешься? — её голос сорвался. — Как ты мог? Ты хоть представляешь, во что ты нас втянул?
— Я не думал, что он так отреагирует! — оправдывался Влад, подняв руки, словно защищаясь от невидимого удара. — Я хотел помочь. Но… я не думал, что всё зайдёт так далеко.
Аня отвернулась к окну, её руки дрожали. Она судорожно пыталась понять, что делать дальше.
— Ты хотел помочь? — прошептала она, её голос был полон глухой ярости. — Ты... даже не спросил меня. Ты не знаешь, кто он. Ты не знаешь, на что он способен. А теперь из-за твоей... глупости... он угрожает мне и моей дочери.
Влад замолчал. Его лицо стало жёстче, он отвернулся, избегая её взгляда.
— Может, это всё не имеет смысла, — наконец сказал он тихо, почти не слышно.
Аня медленно повернула голову, её глаза были полны боли.
— Что ты сказал?
— Это всё. Ты. Ребёнок. Кирилл. Эти проблемы... Я просто... я не хочу в это влезать, — выпалил он, будто боялся, что не успеет сказать всё до её ответа. — Я думал, что справлюсь, но это слишком. Я не хочу, чтобы у меня были проблемы с таким человеком. И вообще, Аня... я не готов. Ты хорошая, правда. Но... я не готов к девушке с ребёнком. Мне... это не нужно.
Его слова, словно удар за ударом, больно били по её сердцу. Она сидела, молча глядя на него, не в силах произнести ни слова. Машина замерла в тишине, а за окнами ветер хлопал какой-то пластиковый пакет о стену дома.
— Ты не готов? — тихо переспросила она, её голос был ледяным. — После всего, что я пережила, после всего, что ты сделал… ты просто уходишь?
Влад ничего не ответил. Его руки крепко сжали руль, а глаза смотрели прямо перед собой.
Аня поняла всё. Она молча открыла дверь, не дожидаясь его слов, и вышла в ночную прохладу. Хлопнула дверь, и её силуэт растворился в мерцающем свете фонаря. Влад так и остался сидеть в машине, тяжело дыша, словно ему только что выбили воздух из лёгких.
Она подошла к своему подъезду, где над головой дрожала тусклая лампочка. Сердце стучало в груди, слёзы обжигали глаза, но она всё равно стиснула зубы. Ей нельзя было сломаться. Она должна была быть сильной. Ради себя. Ради дочери.
*****
Утро началось с глухого, настойчивого стука в дверь. Аня, только что закончившая завязывать волосы в хвост, обернулась, почувствовав, как по спине пробежал холодок. Стук повторился, уже громче и агрессивнее, словно требуя незамедлительного ответа. Она подошла к двери и, заглянув в глазок, увидела двоих мужчин в форме милиции. За их спинами мелькал силуэт женщины в строгом костюме и папкой в руках.
— Кто там? — спросила она, стараясь сохранить спокойствие, хотя голос слегка дрогнул.
— Откройте, милиция. У нас судебный ордер на обыск, — раздался строгий мужской голос.
Аня на секунду замерла. Ордер? На обыск? Сердце заколотилось, будто пытаясь вырваться наружу. Она повернула замок, и дверь с тяжёлым скрипом распахнулась.
Двое милиционеров и следователь вошли в её маленькую квартиру, переглядываясь, словно хищники, почуявшие добычу. Одна из комнат уже выглядела словно поле битвы: после вчерашнего разговора с Владом она не убралась и даже не хотела видеть, что вокруг. Старый линолеум, облезлые обои, маленькая кухня с видавшим виды столом и разбросанные повсюду детские игрушки.
— Вы Анастасия Сергеевна? — спросил один из мужчин в форме.
— Да, — тихо ответила она, ощущая, как её голос срывается. — В чём дело?
Следователь, женщина с холодным, профессиональным выражением лица, подняла руку, в которой держала сложенный лист бумаги.
— У нас есть ордер на обыск. Согласно информации, ваша квартира может содержать предметы и вещества, связанные с незаконной деятельностью.
— Что? — Аня выдохнула это слово, не веря своим ушам. — Это какая-то ошибка. У меня ничего нет.
— Всё выясним, — коротко бросила следователь, жестом давая команду милиционерам.
Квартиру тут же начали переворачивать вверх дном. Шкафы, тумбочки, ящики — всё вытряхивалось на пол. Разбившийся стакан с глухим звоном расколол тишину, заставив Аню вздрогнуть. Она судорожно набрала номер подруги, Ольги.
— Оля, ко мне пришла милиция, у них ордер на обыск, — голос Ани дрожал, и она еле сдерживала слёзы. — Пожалуйста, приди. Я не знаю, что делать.
— Уже бегу, — ответила Ольга.
Через двадцать минут Ольга влетела в квартиру, её строгий деловой костюм, идеально уложенные волосы и решительный взгляд сразу выделяли её из общей картины хаоса. Она подошла к следователю и, не теряя времени, представилась:
— Ольга Николаевна Гринёва, адвокат. Прошу предоставить документы на проведение обыска. И, кстати, где ваши понятые? Вы не имеете права продолжать без них.
Следователь скользнула взглядом по Ольге, но не ответила, лишь протянула ей ордер. Ольга внимательно изучила документ, а затем повернулась к Ане:
— Всё будет хорошо. Ты ничего не подписывай и не говори без меня.
Милиционеры замерли, переглянувшись, но следователь продолжила свою работу. Через несколько минут один из оперативников вдруг что-то выкрикнул:
— Нашёл! — он держал в руках маленький пакетик с белым порошком.
Аня ощутила, как земля уходит из-под ног. Грудь сжалась так, что стало трудно дышать. Она сделала шаг вперёд:
— Это не моё! — закричала она. — Я никогда… Я даже не знаю, что это такое!
Следователь взглянула на неё с холодной усмешкой.
— Это мы выясним в участке. Собирайтесь.
Ольга, нахмурив брови, подошла ближе:
— Что за безобразие? Вы прекрасно понимаете, что это нарушение! Вы уверены, что этот пакетик принадлежит моей клиентке? Где понятые? Где доказательства?
Следователь подняла руку, перебивая:
— Мы делаем свою работу. Если есть претензии, подавайте жалобу. А сейчас, пожалуйста, не мешайте. Анастасия Сергеевна, вы поедете с нами.
Аня пыталась сопротивляться, но милиционеры, не слушая, взяли её под руки и потащили к двери. Ольга схватила пальто и последовала за ними.
— Я еду за вами, — твёрдо сказала она, глядя в глаза следователю. — Я не оставлю её одну.
******
Дорога в милицейской машине тянулась бесконечно. Аня сидела, зажатая между двумя молчаливыми милиционерами, смотря в мутное стекло. Город за окном казался чужим, угрожающим. Каждый поворот, каждый миг заставляли её думать о худшем. Слёзы текли по щекам, но она не пыталась их стереть.
Ольга следовала за машиной на своей, молча сжимая руль. Её лицо было маской холодной решимости. Она знала, что впереди будет тяжёлый бой, но оставлять подругу она не собиралась.
*******
Аню сразу увели на допрос, не дав ей ни секунды на то, чтобы хотя бы бросить взгляд в сторону Ольги. Дверь за ней захлопнулась с сухим щелчком, и Ольга осталась одна в коридоре с полицейским, который очень настойчиво предложил ей пройти к начальнику управления.
Её встретил мужчина лет пятидесяти, крупного телосложения, с суровым взглядом, у которого, казалось, не было привычки улыбаться. Табличка на столе гласила: полковник Перов С.М. Его кабинет был лишён уюта: стол, стеллаж с папками и в углу небольшой сейф. В воздухе витал едва уловимый запах сигарет и кофе.
— Адвокат Гринёва? — спросил он, даже не пытаясь скрыть раздражения.
— Да, я представляю интересы Анастасии Сергеевны, — Ольга вошла, стараясь не показывать волнения.
— Присаживайтесь, — он указал на жёсткий стул напротив своего стола.
Ольга, выпрямив спину, села, не сводя с него глаз.
— Знаете, Гринёва, — начал он, сложив руки перед собой. — Я скажу прямо. Это дело не из тех, что вы сможете просто замять или выиграть. Если за неё попросили "сверху", значит, назад дороги нет. И вам я советую не встревать.
— Простите, что значит "попросили сверху"? — Ольга нахмурилась. — Это незаконный арест. У нас есть основания полагать, что наркотики были подброшены. Я буду требовать справедливого разбирательства.
Полковник усмехнулся, но в этой усмешке не было ничего весёлого.
— Справедливого разбирательства? Вы смеётесь? У вас есть ребёнок, Гринёва?
Ольга нахмурилась, не ответив.
— Вот и подумайте. Если вы продолжите мешать, вы окажетесь там же, где ваша подзащитная. А вы знаете, как зечки любят адвокатов, да? Если будете мешаться, то в одной камере будет лизать с вашей подзащитной между подъемом и прогулкой.
— Вы угрожаете мне? — её голос стал твёрдым.
— Нет, — он развёл руками. — Я просто предупреждаю. Если я дам команду, вас поставят на счётчик быстрее, чем вы успеете написать жалобу. А ваше "право на справедливость" будет где-то в задних рядах.
Ольга наклонилась вперёд, её лицо было напряжённым, но спокойным.
— Вы думаете, я этого испугаюсь? Полковник, вы не первый, кто пытается запугать меня. И знаете, что я скажу? Чем сильнее вы давите, тем быстрее я доберусь до правды. У меня есть связи в прокуратуре. Если вы будете продолжать нарушать закон, я подниму вопрос о вашей профессиональной компетенции.
Полковник нахмурился, его лицо побагровело.
— Вы плохо понимаете, с кем разговариваете, — его голос стал хриплым. — Этот город живёт по своим правилам. Вас просто сожрут и даже спасибо не скажут.
— Уверены? — Ольга поднялась, выровняв плечи. — А я думаю, что вы зря меня недооцениваете.
Её слова, произнесённые с хладнокровием, заставили его на миг замолчать.
— Ладно, — хмыкнул он. — Но я вас предупредил. Если хотите сломать себе жизнь — продолжайте в том же духе.
Ольга молча вышла из кабинета, стараясь не хлопать дверью, хотя внутри всё кипело. Она знала, что столкнулась с сильным противником, но отступать не собиралась.
*******
Густой дымок над Кемеровским вокзалом поднимался в серое, невнятное небо, где солнечный свет едва пробивался сквозь плотный слой облаков. Здание вокзала, массивное, с арочными окнами и мраморной облицовкой, выглядело сурово, словно памятник ушедшей эпохе. На перроне толпился народ: кто-то ждал прибытия электричек, кто-то тащил огромные сумки на тележках, а кто-то просто стоял с сигаретой, пряча лицо от пронизывающего мартовского ветра. Лужи на асфальте отражали серое небо, перемешанное с грязью от шин и ботинок.
Михаил первым шагнул с платформы, за ним последовал Василич, с рюкзаком, в котором уютно устроился Чурбак. Василич, недовольно оглядываясь вокруг, пробурчал:
— Ну и место... Шум, гул, люди бегут как заведённые. Ни тебе сосны, ни бульканья ручья.
Из рюкзака донёсся скрипучий, но задорный голос Чурбака:
— Слышь, Василич, а ты не ной. Смотри, как весело-то! Люди кругом, суетятся, будто белки в колесе. Правда, колёса тут грязные... и белки какие-то нервные.
— Замолчи ты, — шикнул Василич, оглядываясь на прохожих. — Кто услышит — подумают, совсем спятил. Опять ментов натравят.
Чурбак рассмеялся, причём так, что рюкзак на плечах Василича слегка дёрнулся:
— Да ладно тебе, дед. Тут и так каждый второй, похоже, сам с собой болтает. Вон, глянь — в ухо коробочку вставил и руками машет, орёт. Видать, он с духами торгуется.
Михаил, сохраняя серьёзное выражение лица, бросил взгляд на шумную площадь перед вокзалом. Автобусы и маршрутки заполонили территорию, поднимая мелкие брызги слякоти. Пешеходы торопливо сновали между лужами, будто боялись потерять минуту своей городской жизни.
— Как-то тут всё... хлипко, — хмуро заметил Михаил. — Красиво, да не душевно. Всё будто чужое, не своё.
Василич кивнул, стряхивая с сапог грязь, которая уже успела налипнуть толстым слоем.
— Вот-вот. Вроде дома кирпичные, вывески блестят, а смотришь вокруг одна грязища и хмурость.. Кто в телефон уткнулся, кто просто головой мотает. И не поймёшь, о чём думают люди.
Чурбак весело встрял:
— А я тебе скажу, о чём думают. "Как бы мне денег заработать, чтоб купить ещё чего-нибудь ненужного!"
— Ишь, философ нашёлся, — огрызнулся Василич, хотя в его тоне слышалась доля согласия.
— Я серьёзно, Василич, — не унимался Чурбак. — Смотри: дом на дом, дорога на дорогу. А где лес-то? Где земля, где вода? Всё закатали в этот ваш асфальт, а потом удивляются, что счастья нет. Да и здоровье, откуда оно появится то?!
Михаил остановился у одного из киосков с вывеской "Кофе с собой". Молодая девушка в синей униформе что-то быстро писала в блокноте, даже не глядя на прохожих. Михаил бросил взгляд на меню, помрачнел и отошёл, не говоря ни слова.
— Чего это ты? — спросил Василич.
— Да вон, кофе за сто рублей. Да за такие деньги я бы сам кофейное дерево посадил! — хмыкнул Михаил.
— Не кипятись, — усмехнулся Василич. — Тут, видать, деньги другие. Это ты дома за сто рублей стог соломы купишь , а тут сервису тебе подадут. Обслужат нальют и ложечкой помешают.
Из рюкзака раздался громкий смешок Чурбака:
— Ох, Мишаня, а ты бы ещё баринский самовар попросил! Да ещё с пряниками! Это ж город, тут даже воздух по счёту. Дыши, пока бесплатно дают.
Они двинулись дальше, проходя мимо блестящих витрин, за которыми мелькали манекены в модной одежде. Михаил, поймав своё отражение в стекле, только головой покачал:
— И чего они тут находят? Вся эта суета...
— Тут не живут, а выживают, пойдем уже. — мрачно ответил Василич и потянул его за собой
— А я вам скажу так, мужики, — внезапно серьёзно произнёс Чурбак. — Город этот — ловушка. Люди здесь словно в клетке. Они думают, что живут, а на самом деле только бегают от одной стены к другой. И конца этому нет.
— Может, и так, — отозвался Михаил, глядя на редкие пятна снега, всё ещё цеплявшиеся за тротуары. — Но нам тут надо найти Аню и вернуться домой.
— Эх, домой, — с лёгкой грустью протянул Чурбак. — Там, где сосны шумят, а земля пахнет... Ну что, мужики, потопали? Чурбак ваш устал сидеть. Снега я прямо-таки не вижу шибко. Если снеговика будем лепить чует моя душенька получится у нас грязевик. а это уже совсем другой персонаж!
Василич только фыркнул, но шаг ускорил. Михаил сжал губы в тонкую линию. Их не покидало чувство, что город этот встретил их нерадушно. Он был холоден и грязен, как и его редкие островки снега на улице.
******
Аню держали в кабинете весь день. С утра она только успела попить воды, и больше ей не предложили ничего. Её заставляли подписывать признание в хранении наркотиков. На столе перед ней лежал протокол, аккуратно сложенные листы бумаг и ручка. Следователь, невысокий мужчина с тонкими чертами лица и залысинами, сидел напротив, устало барабаня пальцами по столу.
— Давай так, Анна Сергеевна, — он говорил низким, почти бархатным голосом, в котором сквозила усталость. — Ты подпишешь, и домой поедешь. Чего тянуть? Никто тебя тут не держит. Просто нужно оформить всё как положено. Ты же сама понимаешь.
Аня с трудом сдерживала слёзы. Её руки дрожали, но она не брала ручку.
— Это не мои наркотики. Я никогда в жизни не имела с этим дела. Вы хотите обвинить меня во лжи? — её голос звучал хрипло от усталости и стресса.
Следователь откинулся на спинку стула, прищурившись:
— Да никто тебя ни в чём не обвиняет, девочка. Тут всё просто: подписываешь — и выходишь отсюда на своих ногах. Если нет... — он сделал паузу, словно раздумывая, — ну, задержание до выяснения всех обстоятельств. А это неделя, две.
— Вы не имеете права! — вскрикнула она, чувствуя, как горло перехватывает.
— А ты права свои лучше знай, — он наклонился ближе, его лицо потемнело. — У нас ордер, вещественные доказательства, всё есть. Судья на такое с закрытыми глазами подпишет. А ты... никто. Провинциалка. Сколько у тебя денег на нормального адвоката? Хватит, чтобы протянуть хотя бы месяц?
Слова следователя вонзались, как иглы.
Аня сжала кулаки, смотря в его насмешливое лицо.
— Я не подпишу, — твёрдо сказала она, стараясь не выдать дрожь в голосе.
Следователь вздохнул, откинулся назад.
— Ну, не хочешь как хочешь. У нас тут времени много, — он вдруг встал, подойдя к двери. — Я выйду на минуту, а ты подумай.
Он вышел, оставив её одну в пустом кабинете с гулкой тишиной. Её дыхание стало частым, почти судорожным.
Прошло около часа, когда в дверь ворвался дежурный.
— Товарищ капитан, у нас тут... э... бомжи какие-то. Упёрлись, говорят, их пустите к Анне. Третий раз спрашивают!
Следователь, вернувшийся к тому моменту, помрачнел.
— Какие ещё бомжи? Тут не ночлежка. Кто их пропустил?
— Никто. Они на входе. Охранник говорит, что двое. Один с палкой, другой вообще с рюкзаком каким-то странным. Говорят, что это их человек, что её забрать надо, и всё тут.
Следователь сжал зубы и махнул рукой:
—Пусть скажет, что они перепутали адрес.
Дежурный замялся:
— Так они не уходят. Кричат что-то про... про снеговиков и тайгу.
Следователь застыл, а потом раздражённо бросил:
— Ладно. Сейчас выйду. Пусть подождут.
Дежурный кивнул и вышел. Следователь, сев за стол, посмотрел на Аню с ехидной ухмылкой:
— Слушай, а ты, похоже, не такая простая. Если за тобой уже такие гости пришли.
Аня смотрела на него с растерянностью, не понимая, о чём он говорит.
В этот момент из коридора раздался шум: кто-то громко требовал встречи с Аней. Слова были глухими, но угрозы и настойчивость угадывались в каждом звуке.
Следователь выругался:
— Сиди тут. Сейчас разберёмся.
Но не успел он выйти из за стола…
**********
Михаил вошёл в кабинет, словно буря. Его массивная фигура заполнила небольшое помещение, а взгляд прожигал насквозь. Василич следовал за ним, чуть отставая, но тоже с решительным выражением лица. Они не собирались уходить без Ани. Рюкзак за плечами Василича слегка дёрнулся, но никто из посторонних этого не заметил.
Следователь, всё ещё нахмуренный после разговора с дежурным, поднялся с места.
— Вы кто такие, и что вам нужно? — его голос звучал раздражённо.
Михаил, не отводя взгляда, шагнул ближе, тяжело опустив руки на стол следователя. Бумаги чуть подпрыгнули от этого движения.
— Михаил Сергеевич. Отец Ани, — сказал он твёрдо, проглатывая гнев. — Вы держите тут мою дочь. Немедленно её отпустите.
Следователь хмыкнул, даже не сделав попытки скрыть своё недовольство.
— Отец? Что-то в документах я такого не видел. И потом, девушка обвиняется в серьёзном преступлении. Так что, пока не будет всех формальностей, никто никуда не пойдёт.
Михаил выпрямился, обвёл взглядом кабинет, словно что-то примерял в голове.
— Я сказал: отпустите её. Немедленно.
Следователь покачал головой, на лице появилась привычная, циничная усмешка.
— Слушайте, вы здесь не на теплотрассе. Здесь закон. Если вам что-то не нравится, подавайте жалобу. Но скажу честно: ничего из этого не выйдет.
Михаил, ещё сильнее сжав кулаки, сделал движение веперед, но в этот момент что-то скрипнуло. Глухой, почти деревянный звук. Рюкзак Василича дернулся, и из его приоткрытой молнии показалась крючковатая голова Чурбака.
— Эй, ты, местный глист! — раздался скрипучий, язвительный голос. — Смотри, чтоб не вышло так, что ты сам по своему закону выть начнёшь, да под чужой ритм!
Следователь застыл, глядя на странное существо, и его циничная уверенность дала трещину.
— Это... что это? — выдавил он, словно боялся услышать ответ.
Чурбак выскользнул чуть дальше, опершись сучковатыми руками на край рюкзака, и прищурил свои щели глаз.
— Кто, говоришь? Тот, кто тебе сейчас мозги поправит, чтобы не звенели. Говорю раз: выпустишь девчонку, и мы уходим. Не выпустишь — в твоей заднице появится такая заноза, что будешь по врачам, как по грибы, бегать.
Он кивнул на стоящую в углу кабинета маленькую декоративную пальму.
— Видишь? Вот эта хрень первая в ход пойдёт.
Следователь нервно сглотнул, лицо его побледнело. Он не знал, как реагировать: смеяться или бежать из собственного кабинета.
— Это что за обезьяна у вас такая странная? — выдавил он наконец.
Чурбак хмыкнул, звуком похожий на сухой треск.
— Обезьяна? Ну, спасибо, шеф. Ты у нас тоже не тигр с амурских берегов. Скорее уж блоха оттуда. Только у нас на таких ногой наступают, да забывают.
Михаил выдержал паузу, ожидая, пока слова Чурбака достигнут цели. Василич стоял чуть в стороне, не вмешиваясь, но лицо его говорило: он готов поддержать любой исход.
— В общем, мужик, выбирай, — добавил Чурбак, понижая голос, от чего он стал ещё более скрипучим. — Или ты нас отпускаешь с аней, или я твою пальму в дело пущу. А потом посмотрим, что из неё вырастет. Может, мох вместо штанов тебе придётся носить.
Следователь, побледнев ещё сильнее, едва заметно кивнул.
— Ладно. Хорошо. Забирайте. Только уберите это... это...
— Вот и славно, — перебил его Чурбак. — А то, знаешь ли, я терпеть не люблю, когда с лесом спорят. Лес всегда сильнее.
Он исчез в рюкзаке, оставив за собой лишь лёгкое скрипение. Следователь ещё несколько секунд молча смотрел на дверь, затем зачем то сам быстро подписал бумаги и передал их Михаилу.
— Забирайте её и убирайтесь отсюда. Только больше ко мне не приходите.
Михаил только кивнул, забрав бумаги, и вышел из кабинета. В коридоре Аня обняла его дрожащими руками. Василич, поправив рюкзак, буркнул:
— Ну что, теперь домой?
Из рюкзака донёсся довольный голос Чурбака:
— Домой. Только по пути кофе не забудьте взять. А то больно уж интересно меня с него вставляет!
*******
Вечер опустился на город, но в квартире Ани, несмотря на тусклый свет, царило странное тепло. Михаил разложил на столе нехитрую снедь: хлеб, сало, вареные яйца из деревенского запаса. Василич, усевшись на старый диван, осматривался с видом человека, впервые попавшего в мир, где всё чужое и не своё. Рюкзак с Чурбаком аккуратно поставили в углу. Но ненадолго. Щепки заскрипели, и через мгновение крючковатая фигура Чурбака выбралась наружу.
— Ну, хозяйка, здорово! — произнёс он, расправляя сучковатые плечи. — Я тут подумал: коли уж мы в твоём доме, давай знакомиться по-человечески. Я — Чурбак. Лесной я, если что. Лесовик по простому, ну если точным быть младшенькай сын лешего. Тайгу берегу, да тех, кто к ней добр, сторожу.
Аня стояла в дверях кухни, прижимая к себе чашку с тёплым чаем. Её взгляд метался между Михаилом, Василичем и этим странным существом. Её руки дрожали, но не от страха, а от какой-то смеси удивления, облегчения и усталости.
— Значит, ты... настоящий? — спросила она, голос её сорвался. — Не плод моего воображения? Ты живой?
Чурбак ухмыльнулся, его зубы блеснули в полумраке.
— Ну, как видишь, живее некуда. Или ты думала, что с тайгой просто так можно дружбу водить? Нет уж, милая. Мы есть. Были. И будем. Вот ты нас и позвала. Зачем — видать сама знаешь.
Аня прикрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Её плечи задрожали, но она всё равно шагнула к Михаилу, а потом обняла его. Он медленно, почти неловко положил руку ей на плечо.
— Дядя Миша, — прошептала она. — Я рада, что ты здесь. И ты тоже, Василич. Я... уже не надеялась.
Михаил похлопал её по плечу, словно успокаивал ребёнка.
— Ничего, Анюта. Мы всегда рядом, если беда. Только скажи. А ты что думала, одинокая ты тут?
Она посмотрела на него, её карие глаза блестели от слёз.
— Я думала, что одна. Всё время так думала. После мамы... После того, как уехала. Деревня снится мне каждый раз, будто зовёт. Но я не могла вернуться. Не могла, пока... Пока этот кошмар не закончится.
Она повернулась к Чурбаку, который лениво почесывал свой мохнатый бок.
— Ты прав, я вас позвала. Потому что я больше не знаю, что делать. Кирилл... Он не человек, он монстр. Он не только уничтожает себя, он разрушает всё вокруг. Даже... даже дочь для него — это не семья. Это способ сделать мне больно. Понимаешь?
Чурбак нахмурился, его сучковатое лицо потемнело, будто наполнилось тяжестью лесного гнева.
— Так, говоришь? Ну что ж... Лес за своих стоит. Будем разбираться.
Аня опустилась на старый стул, уставилась в пол, обхватив голову руками.
— Я бы уехала хоть сейчас, честное слово, но она... моя девочка... она там, у него. И я не могу просто взять и оставить её. А ещё, — её голос задрожал, — если ты здесь, Чурбак, значит, снеговик тоже был не иллюзией? Значит, это всё реально? Всё то, что я видела в детстве?
— Реально, — спокойно ответил Чурбак. — Снеговик есть. Но он далеко. А ты что думала, лес своих детей забывает? Ты в тайге была не просто так, девочка. Ты часть её. Вот почему мы пришли.
Михаил сел напротив неё, положив ладонь на её дрожащие пальцы.
— Мы её вернём, Анюта. Я обещаю. Но ты должна верить. И должна быть сильной.
Она подняла глаза, взгляд остановился на нём. На миг в комнате повисла тишина, прерываемая только звуком старых часов на стене. А потом Аня кивнула, сжав его руку.
— Я справлюсь. Ради неё. Ради себя. Только помогите мне.
*******
Стук в дверь становился громче, кто-то уже не просто бил, а пытался проломить её. Гулкие удары эхом разносились по квартире, а стекла в рамах дрожали. Аня, побледнев, подошла к окну, вглядываясь в темноту двора.
Там, словно на военной операции, стояли машины с мигалками. Красно-синие отблески зловеще освещали заснеженные клочки земли и облезшие стены барака. Полицейские с автоматами выстроились цепью у подъезда, а в центре толпились омоновцы. Кто-то громко выкрикивал команды, жестами раздавая указания.
— Господи... — шепнула Аня, её голос дрожал. — Что делать? Это они... Это из-за того, что вы вломились в участок, да?
Михаил выглянул в окно, его брови нахмурились. Он сжал кулаки, но молчал, пытаясь осмыслить происходящее. Василич только откашлялся, потёр виски и пробормотал:
— Сдурели совсем. Неужто не на кого больше охотиться?
Но Чурбак, стоявший в углу, даже не шелохнулся. Он медленно выпрямился, словно древний идол, в его глазах мелькнул опасный блеск.
— Тихо, люди. Не паникуйте, — скрипуче произнёс он. — Лес знает, как справляться с таким мусором.
С этими словами он направился к окну. Михаил вздрогнул.
— Ты что задумал? — резко спросил он.
Чурбак только ухмыльнулся.
— Доверяй лесу, Миша. Лес не подводит.
Прежде чем кто-либо успел остановить его, он, с невероятной лёгкостью для существа из дерева, подпрыгнул с подоконника. Михаил, увидев, как тот исчез за открытой форточкой, остолбенел.
— Вот тебе раз! Сбежал, гадёныш! — воскликнул он.
Но Василич отрицательно покачал головой.
— Нет, Мишаня. Этот не такой. Никогда за ним глупости не замечал. Погоди, он нас не бросит.
Во дворе послышался глухой треск, будто кто-то ломал старый, иссохший бревенник. Клены, стоявшие вокруг барака, зашевелились. Их корявые, высохшие стволы, обвитые ветвями, начали расправляться, словно стряхивая вековую дрему. Корни, уходившие в землю, начали вылезать, поднимая куски потрескавшегося асфальта. Кроны распрямлялись, превращаясь в могущественные, могучие силуэты. Они не просто ожили — они преобразились.
Клены напоминали огромных, грозных существ, словно живые древни из старых легенд. Их ветви, подобные костлявым рукам, обрушились на машины полиции. Один из них легко подцепил капот ближайшего автомобиля, словно игрушку, и отбросил его в сторону, оставив полицейских в полном оцепенении. Второй, чуть ниже ростом, шагнул прямо к толпе. Его ноги с глухим стуком вдавливались в землю, а ветви распахнулись, разметав людей, как тряпичных кукол.
— Что за чертовщина?! — закричал один из омоновцев, упав на колени.
Деревень наклонился над ним, его ветви пробежали вдоль плеч мужчины, сжав, но не убив. Сжались только так, чтобы на теле остались следы до боли. Остальные полицейские начали отступать, но клены, будто ведомые невидимой силой, преградили им путь. Одна ветвь хлестнула по ногам одного из бегущих, сбив его с ног. Другой деревень с корявым лицом и поломанными ветвями, оставшимися от зимних бурь, растоптал очередную машину, разметав стекло и металл.
Из окна Аня, Михаил и Василич смотрели на происходящее, словно заворожённые.
— Чурбак, значит... — тихо выдохнул Михаил.
Василич прищурился, с одобрением кивая.
— Лесной он. Не оставит. Вот и вся правда.
Снаружи, над полем боя, раздался скрипучий голос Чурбака, полный издёвки:
— Ну что, мартышки цветастые погуляли? А теперь по домам. И чтобы больше я вас здесь не видел! Не то братцы распинывать начнут по адресам!
Древни, словно услышав его слова, разом замерли. Их ветви медленно опустились, а затем, один за другим, они начали уходить обратно к своим местам. Корни вновь опустились в землю, кроны склонились, и за минуту всё стало как было, будто оживших кленов никогда не существовало.
На земле остались полицейские: кто лежал без сознания, кто стонал от боли. Машины превратились в искорёженные остовы.
Чурбак вскарабкался обратно через окно на подоконник, вытирая мохнатые руки.
— Ну что, люди? Рты захлопываем и валим отседова, покамест они бульдозеров не пригнали.
*******
Глубокая ночь застала Михаила, Василича и Чурбака у ворот особняка Кирилла. Оттуда доносилась громкая музыка, смех и резкие голоса — казалось, внутри разворачивается пиршество на весь город. Огни, освещающие фасад дома, били по глазам, как прожекторы на сцене, а в воздухе витал запах дорогого алкоголя и сигарет.
Михаил, нахмурив брови, подошёл к массивным воротам и тяжело ударил по ним кулаком: — Эй, хозяин! Выходи! Говорить будем! — голос его прорезал шум.
Из-за ворот появилась пара охранников в чёрных костюмах. Лица их выражали смесь раздражения и надменности. — Что вам тут надо? — грубо спросил один, осматривая троицу с головы до ног. — Не по адресу пришли, дедки.
Михаил сдержал гнев, но голос его стал твёрже: — Мы к Кириллу. Пусть выйдет. У него наша девочка.
— Кирилл занят, — усмехнулся второй охранник, с явным удовольствием демонстрируя, кто здесь главный. — Убирайтесь, пока вам носы не сломали.
Михаил хмуро посмотрел на Василича, который кивнул, словно давая молчаливое согласие. И прежде чем охранник успел добавить ещё что-то, Михаил со всего размаху влепил ему кулаком в челюсть. Тот рухнул, как подкошенный. Второй попытался выхватить дубинку, но Василич с неожиданной ловкостью врезал ему по затылку палкой, и тот, пошатнувшись, рухнул рядом с товарищем.
— Вот так-то, — пробормотал Михаил, стряхивая с рук невидимую пыль. — Пошли внутрь.
Они прошли через ворота, но не успели сделать и десятка шагов, как дверь особняка распахнулась, и на пороге появился Кирилл. Его осанка была чуть напряжённой, а движения — неестественно быстрыми. Глаза налились кровью, и лицо покрывали блёклые пятна — признаки дурмана были очевидны. В руках он держал бокал с вином, который чуть не пролил, делая резкий шаг вперёд.
— А-а-а, явились! — проговорил он с насмешкой, растягивая слова. — Дедуля, ты что, решил мне нервы пощекотать? Или думаешь, я твоей Анютке что-то должен? Да знаю знаю, мне уже доложили о вас всё. У меня эти менты знаешь где? Вот тут! — он сжал кулак в воздухе.
— Где девочка? — резко перебил Михаил, его голос звучал как удар топора лесной чаще. — Она тебе не игрушка!
Кирилл засмеялся — глухо, неестественно, словно он сам не понимал, над чем смеётся. — Игрушка? — его глаза сузились. — Это ты пришёл сюда, в мой дом, чтобы морали читать? Может, ты ещё меня в угол поставишь?
— Я тебя не в угол поставлю, — огрызнулся Михаил. — Я тебя под землю закопаю, если девочка не выйдет сюда.
— О, как страшно, — Кирилл изобразил испуг, но затем его взгляд стал злобным. — Ты думаешь, я боюсь тебя? Ты вообще знаешь, кто я?
— А ты знаешь, кто мы? — раздался вдруг скрипучий голос. Из-за плеча Василича выглянул Чурбак, который устроился на спине, как в гнезде. Его глаза блестели в полумраке, а зубы зловеще поблёскивали.
Кирилл замер, глядя на странное существо, но вместо страха в его глазах мелькнуло лишь любопытство и вызов: — Это что за чудо-юдо? Вы что, в лесу деревья под нож пустили и сделали себе говорящую игрушку? Или это мне от дозы мерещится?
Чурбак оскалился, сучковатыми пальцами потянул себя за бороду: — Ха! Ты смотри, а он не испугался. Видать, совсем мозги своим порошком засыпал. Ну что, герой, хочешь познакомиться поближе?
— Да валяй, колода ходячая, — огрызнулся Кирилл, осушая бокал. — Только много не говори, у меня вечеринка, времени нет.
Михаил, вздыхая, махнул рукой: — Ты чего с ним церемонишься, Чурбак? Он всё равно не в себе, галлюцинации у него. Даже не поймёт, кто ты такой.
Чурбак остановился, почесал то ли затылок, то ли своё мохнатое плечо, затем огляделся. Ни дерева, ни кустика вокруг. — Эх, лесу тут негде разгуляться... Ну, ладно, будем работать с тем, что есть.
Но Кирилл, не слушая, рявкнул: — Эй, охрана! Вы что там спите? Хватайте этих чокнутых и закройте их в подвале, пока я придумаю что дальше!
Из дома выскочили ещё двое охранников, которые с лёгкостью уложили Михаила и Василича на землю, хоть те и попытались сопротивляться. Чурбака пинком отправили обратно в рюкзак, который кто-то из них закрыл с силой.
В подвале
Когда Михаила, Василича и рюкзак с Чурбаком спустили в тёмный, сыро пахнущий подвал, дверь за ними с грохотом захлопнулась. Михаил поднялся, оглядывая помещение. Оно напоминало склад — стены из необработанного бетона, полки с коробками, разбросанные по полу инструменты.
В углу комнаты, на матрасе с ярким, но потрёпанным покрывалом, сидела девочка. Ей было около пяти лет. На полу валялись куклы, машинки и коробка с пазлами. Девочка сжалась, как мышонок, увидев незнакомцев, но когда её взгляд встретился с глазами Ани, слёзы мгновенно навернулись на её щеки.
— Мама! — закричала она, бросаясь к Ане.
Аня, забыв обо всём, упала на колени, прижимая дочь к груди. Девочка зарыдала громче, цепляясь за неё, словно боялась, что её снова заберут.
Чурбак вылез из рюкзака, осмотрел сцену и замер. Его сучковатое лицо смягчилось, и он, сложив руки на груди, тихо пробормотал: — Эх, дети... Вот ради таких моментов стоило ехать. Мамку увидела, и сразу слёзы счастья.
Он отвернулся, потирая глаза: — Чёрт бы побрал этот пыльный подвал. Вроде не плачу, а что-то в глаз попало...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СТОРИИ <<<< ЖМИ СЮДА
ВОТ ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ
ДЕТСТВО АНИ <<<< ЖМИ СЮДА
ИСТОРИЯ ЧУРБАКА И ВАСИЛИЧА <<<< ЖМИ СЮДА
РКОМЕНДАЦИЯ АВТОРА: Спортмастер <<<<<ЖМИ СЮДА СМПР31774 - Скидка 20% на одежду, обувь и некоторые аксессуары на каждый онлайн-заказ
********************************************************************************* Купер <<<<< ЖМИ СЮДА kmgwst0g1 - Скидка 25% на первый заказ от 1500 ₽ в приложении для новых пользователей, максимум 750 ₽ ***************************************************************************