Анна Сергеевна в изнеможении опустилась на старый кухонный стул, тот самый, на котором всегда сидел её покойный муж Василий. Руки предательски дрожали, к горлу подступил ком. Она машинально одёрнула выцветшую скатерть с вышитыми васильками — подарок мужа на тридцатилетие их совместной жизни. Как она могла так ошибиться в человеке? Перед глазами всплыло доброе лицо Михаила Петровича, его извиняющаяся улыбка, когда он впервые переступил порог её квартиры...
*****
Полгода назад...
Промозглый октябрьский вечер. Ветер швырял в окна мокрые листья, а в квартире было особенно тихо и одиноко. Анна Сергеевна перебирала старые фотографии, когда в дверь позвонили.
— Анна Сергеевна, голубушка, войдите в положение! — причитала соседка Клавдия Ивановна, нервно теребя края своего старомодного шерстяного платка. — Михаил Петрович — человек интеллигентный, педагог на пенсии. Ему бы только комнатку, временно. А то его дом на капитальный ремонт закрыли, жить совершенно негде.
Анна колебалась. После смерти Василия трёхкомнатная квартира, где каждый угол хранил воспоминания о тридцати годах совместной жизни, казалась слишком просторной и пугающе пустой. Ночами она часто просыпалась от тишины — той особенной тишины, которая бывает, когда рядом больше нет родного человека. Да и лишняя копейка не помешает — пенсия небольшая, а за коммунальные платить надо.
— Я его сто лет знаю, — убеждала Клавдия Ивановна, хотя в глазах мелькнуло что-то неуверенное. — Порядочнейший человек! И платить будет исправно.
Михаил Петрович действительно произвёл приятное впечатление: седовласый, подтянутый, в очках с тонкой оправой и с аккуратно подстриженной бородкой. От него пахло табаком «Золотое руно» — таким же когда-то баловался Василий. Говорил негромко, держался скромно, а в потёртом портфеле, как заметила Анна Сергеевна, лежали книги в добротных переплётах.
— Вы не беспокойтесь, — успокаивал он, присев на краешек стула в прихожей. — Я человек тихий, непьющий. Буду сидеть в своей комнате, читать книги. Знаете, сейчас перечитываю Тургенева... А как только ремонт закончат — съеду. Обещаю.
Что-то в его голосе, в манере держаться располагало к доверию. Может быть, дело было в профессиональной привычке педагога говорить мягко и убедительно, а может — в том, что он действительно напоминал многих знакомых Василия, таких же интеллигентных пожилых мужчин старой закалки.
Первый месяц прошёл спокойно. Квартирант оказался неназойливым: здоровался при встрече, аккуратно мыл за собой посуду, вовремя платил за комнату. По вечерам из его комнаты доносился приглушённый звук радио — он слушал классическую музыку. Иногда они даже беседовали на кухне за чаем, обсуждая последние новости или книги. Анна Сергеевна впервые за долгое время почувствовала, что в ее доме снова пульсирует жизнь.
Всё изменилось, когда Михаил Петрович попросил временную прописку.
— Понимаете, Анна Сергеевна, — говорил он, нервно протирая очки платком, — без прописки пенсию не переведут. А мне же нужно за комнату платить. Это только на полгодика, пока ремонт. Я все документы подготовил, вам только подпись поставить.
Что-то кольнуло тревожной иголочкой в сердце, но Анна Сергеевна отмахнулась от смутных сомнений. В конце концов, человек действительно попал в сложную ситуацию.
В паспортном столе хмурая сотрудница в очках с толстыми линзами долго изучала документы, то и дело поглядывая на Анну Сергеевну поверх оправы:
— Вы точно уверены? Временная прописка — дело серьёзное. Были случаи... — она замялась.
— Да-да, всё в порядке, — поспешно кивнула Анна Сергеевна, почему-то испытывая неловкость под этим изучающим взглядом. — Человек хороший, проверенный.
Перемены начались исподволь, почти незаметно. Сначала Михаил Петрович стал громче включать телевизор — теперь вместо классической музыки из его комнаты доносились крики политических ток-шоу. Потом начали появляться гости — какие-то неприятные типы с цепкими взглядами, от которых Анна Сергеевна старалась укрыться в своей комнате.
В квартире множились его вещи — старый облезлый сервант, книжные полки, какие-то коробки. Они словно захватывали территорию, вытесняя прежний уют. Даже воздух в квартире изменился — теперь здесь пахло не любимым табаком «Золотое руно», а дешёвыми сигаретами и какой-то затхлостью.
Когда Анна Сергеевна осмелилась сделать замечание, он только усмехнулся, и в этой усмешке впервые проступило что-то хищное:
— А что такого? Я теперь здесь прописан, имею полное право. По закону жилая площадь распределяется поровну между прописанными.
От этих слов внутри всё похолодело. Тревога нарастала. Анна Сергеевна стала замечать, как Михаил Петрович роется в её почтовом ящике, изучает квитанции, что-то высчитывает на калькуляторе. Однажды, проходя мимо его комнаты, она услышала обрывок телефонного разговора:
— Да, адвокат сказал — всё законно. Прописка даёт право пользования... Что значит «нечестно»? Закон есть закон. Квартира стоит прилично, даже треть — хорошие деньги.
От дурного предчувствия засосало под ложечкой. Ночью Анна Сергеевна не могла уснуть, ворочаясь в постели. С фотографии на тумбочке смотрел Василий — как будто укоризненно. «Эх, Анюта, — словно говорил его взгляд, — вот куда тебя доверчивость довела...»
Утром она позвонила в управляющую компанию дома, где якобы шёл ремонт. Трубку долго не брали, а когда наконец ответили, новости оказались ошеломляющими.
— Какой ремонт? — удивилась женщина на том конце. — У нас и в планах ничего такого нет. И жильца с такой фамилией не припомню... Подождите-ка, — она зашуршала бумагами. — Нет, точно нет. Может, вы адрес перепутали?
Дрожащими руками Анна Сергеевна набрала номер Клавдии Ивановны:
— Клава, скажи честно — откуда ты его знаешь? Где познакомилась?
В трубке повисла тяжёлая пауза.
— Господи, Анечка... — голос соседки дрожал. — Он сам ко мне подошёл месяца два назад, возле церкви. Представился, сказал, что ищет жильё. Такой вежливый был, интеллигентный... Всё про внука рассказывал, как тот в консерватории учится. Я и поверила. Прости меня, дуру старую!
В тот же день Анна Сергеевна отправилась в библиотеку — просматривать подшивки местных газет. То, что она нашла, заставило её похолодеть. В разделе криминальной хроники обнаружилась заметка годичной давности о серии квартирных махинаций — пожилой мужчина втирался в доверие к одиноким пенсионерам, добивался прописки, а потом через суд требовал доли в квартире. Фотографии не было, но описание подозрительно напоминало её квартиранта.
*****
Вечером, собрав всю решимость, она постучала в его комнату:
— Михаил Петрович, нам нужно поговорить. Я хочу, чтобы вы съехали. Немедленно.
Он даже не обернулся от компьютера:
— Ничего не выйдет, голубушка. Я здесь прописан — значит, имею все права. А будете выгонять — подам в суд. Знаете, сколько стоит эта квартира? Треть мне точно положена! А то и половина...
Теперь это был совсем другой человек — не тот скромный интеллигент, что переступил порог её дома полгода назад. В глазах за стёклами очков светилась холодная расчётливость, а на губах играла самодовольная ухмылка.
Анна Сергеевна почувствовала, как подкашиваются ноги. Добравшись до кухни, она в изнеможении опустилась на стул. В висках стучало: «Как я могла? Как позволила этому случиться? Василий бы никогда...»
Звонок в дверь прервал горькие мысли. На пороге стоял участковый Николай — молодой, но с внимательным взглядом и с уже намечающимися залысинами:
— Здравствуйте, Анна Сергеевна. Получили вашу жалобу. Должен сказать, дело непростое, но мы кое-что раскопали по вашему квартиранту...
Они прошли на кухню. Николай достал потрёпанную папку:
— Савельев Михаил Петрович, шестьдесят три года. Бывший риелтор, между прочим, а не педагог. Засветился уже в трёх подобных историях — в Подмосковье и Твери. До суда не доходило — жертвы предпочли откупиться. Но теперь у нас есть кое-какие зацепки.
В груди затеплилась надежда, но Анна Сергеевна боялась ей поддаться:
— И что можно сделать?
— Видите ли, одной временной прописки мало для претензий на жильё. Нужно доказать факт постоянного проживания и ведения общего хозяйства. Поэтому он и притащил свою мебель, поэтому счета оплачивает... Готовит доказательную базу для суда.
Участковый помолчал, постукивая ручкой по столу:
— Но главное — мы выяснили, что ваш Михаил Петрович параллельно пытается провернуть такую же схему в соседнем районе. Уже месяц обхаживает одинокую пенсионерку, вдову военного. Та тоже впечатлительная, доверчивая...
— И как это нам поможет? — Анна Сергеевна машинально поправила фотографию мужа на стене.
— Если докажем умысел на серию мошенничеств — это уже уголовное дело. Но нужны неоспоримые доказательства. — Николай понизил голос. — У меня есть план, только он рискованный...
*****
План действительно был рискованным, но другого выхода Анна Сергеевна не видела. Через день она «случайно» оставила на кухонном столе папку с документами на квартиру и свежим завещанием от покойного мужа. В завещании (специально составленном для операции) говорилось, что квартира после смерти Анны Сергеевны должна отойти племяннику Василия.
Михаил Петрович клюнул. Вечером, когда думал, что хозяйка спит, он прокрался на кухню. В тусклом свете фонаря за окном его силуэт казался особенно зловещим. Дрожащими от жадности руками он принялся фотографировать документы на телефон, не подозревая, что в вазе с сухоцветами спрятана миниатюрная камера.
Но самое интересное началось, когда он достал телефон и набрал чей-то номер:
— Алло, Зин? Да, я. Слушай, тут такое дело... У моей старухи, оказывается, завещание есть, всё племяннику отписано. Да, проблема... Нет, с той квартирой всё в порядке, старушка уже и дарственную подписала... — он усмехнулся. — Конечно, «добровольно». Ладно, с этой тоже что-нибудь придумаем. Главное, чтобы обе не узнали...
Яркий свет ударил по глазам. В кухню вошли участковый и двое оперативников в штатском.
— Михаил Петрович Савельев? Вы задержаны по подозрению в мошенничестве в особо крупном размере.
*****
Всё произошло быстро. При обыске в его комнате нашли целую коллекцию поддельных документов, записную книжку с адресами потенциальных жертв, черновики исковых заявлений в суд. А главное — ноутбук с базой данных одиноких пенсионеров и подробными планами по отъёму у них жилья.
— Это не то, что вы думаете! — кричал Савельев, когда его выводили. Холёная интеллигентность слетела с него, как шелуха. — У меня законное право! Я буду жаловаться! У меня связи!
Но связи не помогли. Следствие длилось почти год. Выяснилось, что за Савельевым тянулся след из разбитых судеб — более десятка пожилых людей лишились своего жилья или крупных сумм денег. Некоторые побоялись давать показания, но нашлись и те, кто решился выступить в суде.
Особенно тяжело Анне Сергеевне было слушать рассказ Марии Степановны — той самой вдовы военного из соседнего района. Семидесятилетняя женщина, с трудом сдерживая слёзы, рассказывала, как уже подписала дарственную на половину квартиры, как продала все драгоценности, чтобы заплатить «за оформление документов».
Суд признал временную прописку Савельева недействительной. А ещё через три месяца его осудили за серию мошенничеств — шесть лет колонии общего режима.
*****
...Май выдался на удивление тёплым. Анна Сергеевна сидела на лавочке возле подъезда, глядя, как распускаются посаженные ею тюльпаны. Рядом примостилась Клавдия Ивановна:
— Прости меня, Анечка. Я ведь как лучше хотела... Всё корю себя.
— Да брось, — вздохнула Анна Сергеевна. — Все мы хотели как лучше. Только доверчивость наша кому-то наживой становится.
— И что теперь — никого не пускать? В четырёх стенах одной сидеть?
— Почему же... — Анна Сергеевна достала из сумки газету. — Вот, смотри — социальная программа. Студентов-волонтёров расселяют к одиноким пенсионерам. Они помогают по хозяйству, а мы им — с жильём. Всё официально, через соцзащиту.
— И ты решилась?
— Да. Завтра придёт девочка, студентка медицинского. Знаешь, — она улыбнулась, — Василий всегда говорил: «Жизнь — она как езда на велосипеде. Остановишься — упадёшь. Надо крутить педали».
Они помолчали, глядя, как играют во дворе дети.
— А всё-таки я этому Савельеву в каком-то смысле благодарна, — вдруг сказала Анна Сергеевна.
— Это ещё почему?
— Раньше я всё Васю оплакивала, места себе не находила. А тут такая встряска — будто проснулась. Поняла, что жить надо. И не просто жить, а так, чтобы другим помогать. Вот, решила в совет ветеранов войти, будем вместе таких мошенников выводить на чистую воду.
В небе кружили голуби. Пахло сиренью. Жизнь продолжалась.
***
А как вы думаете, стоит ли пускать квартирантов, если живёшь один? Или риск слишком велик? Поделитесь своим мнением в комментариях.