Рассказ | Когда растает лёд | Часть 3 |
Брюссель |
Мария не ожидала, что всё будет легко, но встретили её как подобает. Небольшая квартирка в старинном доме с витражными окнами и деревянной лестницей, интерес коллег и очень много работы. После бессонных ночей Мария просыпалась под колокольный звон собора Святого Михаила, пила на ходу кофе и бежала в офис, не чувствуя усталости.
Первые месяцы пролетели как один день. Работа в международном агентстве оказалась именно такой, о какой она мечтала — острые темы, журналистские расследования, командировки по всей Европе. Никто здесь не знал о её прошлом, не косился осуждающе, не шептался за спиной. Она была просто Мария Светлова, талантливый журналист из России.
Звонки домой становились всё реже. Сначала она честно пыталась — раз в неделю набирала номер свекрови, слушала про Мишкины успехи в детском саду, про его первые рисунки и стихи...
— Мам, а ты когда приедешь? — его голос в трубке звучал всё более чужим. — Бабуля говорит, ты далеко...
— Скоро, малыш, — врала она. — У мамы много работы.
Потом звонки сократились до одного в месяц. Она исправно переводила деньги на карточку Татьяны Петровны, отправляла подарки к праздникам. В день рождения сына заказала через интернет огромного плюшевого медведя — пусть хоть игрушка скрасит отсутствие матери.
— Ты не заболела? — спрашивала иногда свекровь. — Что-то голос усталый...
— Нет, просто много работы, — отвечала она. — Как Мишка?
— Нормально. В садике говорят, способный. Только всё спрашивает, почему у других детей мамы и папы есть, а у него только бабушка...
После таких разговоров она не могла уснуть, долго ворочалась в постели. Иногда накатывало: может, вернуться? Попробовать всё-таки стать матерью... Но утром она шла на работу, погружалась в очередное расследование, и наваждение проходило.
А потом в её жизни появился Пьер. Он вёл колонку политического обозревателя, носил очки в тонкой оправе и готовил изумительный кофе. Их роман начался после совместной командировки в Страсбург — долгий вечер в маленьком ресторанчике, разговоры о журналистике, о политике, о жизни...
— Ты удивительная женщина, — говорил он, целуя её пальцы. — Такая сильная, независимая...
Она не рассказала ему про сына. Зачем? Это была другая жизнь, другая Мария. Здесь, в уютных брюссельских кафе, среди разговоров об искусстве и политике, не было места воспоминаниям о детском плаче и пелёнках.
Через полгода Пьер сделал ей предложение. Они сидели в её любимой булочной, пили горячий шоколад, он мечтательно говорил о будущем: о свадьбе в старинной церкви, доме за городом, детях...
— Детях? — она чуть не поперхнулась шоколадом.
— Конечно, ma chérie! Я всегда мечтал о большой семье. Ты будешь прекрасной матерью!
Она смотрела в его сияющие глаза и понимала: надо рассказать. Про Мишку, про Андрея, про свой побег... Но слова застревали в горле.
— Мне надо подумать, — пробормотала она. — Это так неожиданно...
В ту ночь она впервые за долгое время открыла фотографии, присланные Татьяной Петровной. Вот Мишка на качелях — светловолосый, улыбающийся. Вот он с плюшевым медведем, которого она прислала на день рождения. А вот — с Татьяной Петровной в парке...
Телефонный звонок раздался под утро. Она не сразу поняла, что говорит соседка свекрови:
— Мария! Татьяна Петровна в больнице. Онкология, последняя стадия... Врачи говорят, счёт идёт на недели.
— Как... давно? — во рту пересохло.
— Полгода уже болеет. Не хотела тебя беспокоить, говорила — у тебя своя жизнь... А теперь вот совсем плохо. Мишку я экстренно к себе забрала, но ты же понимаешь...
Она понимала. Впервые в жизни всё было предельно ясно.
Пьер нашёл её в редакции — она собирала вещи, руки дрожали.
— Ma chérie, что случилось?
— Я должна вернуться в Москву. Срочно.
— А как же мы? Мы же планировали...
— У меня есть сын, — слова падали как камни. — Ему шесть лет. Его отец погиб, а бабушка умирает от рака. Я бросила его. Сбежала сюда, пытаясь начать новую жизнь.
Он молчал, сняв очки и протирая стёкла — привычный жест, когда он нервничал.
— И ты... вернёшься к нему?
— Должна. Хотя я понятия не имею, как быть матерью. Я никогда не умела...
— Я могу поехать с тобой, — он взял её за руку. — Мы справимся вместе. Я люблю детей, и...
— Нет, Пьер — она мягко высвободила пальцы. — Зачем это тебе? – искренне недоумевала. Не могла представить, что если ей, родной матери, сын не нужен, то как его примет чужой человек?
В аэропорту было солнечно. Она смотрела через стекло на залитое светом взлётное поле и думала — сможет ли она? Татьяна Петровна своей любовью согревала их маленькую семью, была солнцем, вокруг которого вращалась их жизнь. А она? Сможет ли оттаять её ледяное сердце?
Самолёт набирал высоту. Внизу исчезали огни Брюсселя — города, где она была почти счастлива. Города, где можно было притвориться другим человеком, забыть о своих ошибках и нелюбимом ребёнке.
В сумке лежало кольцо, подаренное Пьером, — она не смогла его оставить, не смогла объяснить... А в кармане — последняя фотография сына. Он так похож на неё в детстве — те же голубые глаза, тот же упрямый подбородок. Только взгляд другой — недетски-серьёзный, словно он уже знает что-то важное о жизни. Что-то, чего она сама до сих пор не поняла.
Москва встречала её ледяным ветром и мокрым снегом. В кармане завибрировал телефон — сообщение от соседки: "Татьяна Петровна в реанимации. Мишка ждёт тебя. Он так вырос..."
Она сжала кулаки до боли. Вот и всё. Пора платить по счетам. Пора учиться быть матерью — той самой, которой она никогда не была и не хотела быть.
А где-то в брюссельской булочной Пьер допивал остывший кофе и смотрел на пустое место напротив. Официантка участливо спросила:
— Месье ждёт кого-то?
— Нет, — он покачал головой. — Уже никого не жду.
Конец третьей части
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
У Марии разбита очередная надежда на счастье. Как думаете, жизнь к ней справедлива? Вы уже лайкнули эту историю? А с друзьями поделились? Я буду рада вашим комментариям. И не забудьте проверить подписку, завтра вас ждёт продолжение трудного пути Марии и Миши друг к другу.