Рассказ | Когда растает лёд | Часть 4 |
Возвращение |
За два года отсутствия Марии Татьяна Петровна выстроила для внука целый мир — тёплый, уютный, полный любви. Их однокомнатная квартира превратилась в сказочную страну: стены детской расписаны замками и драконами — художник с первого этажа расстарался, пожалел мальчонку без родителей. На полках — десятки книг, от букваря до энциклопедий. В углу — конструктор, подарок соседей на день рождения.
— Бабуль, а почему небо голубое? — спрашивал Мишка за завтраком, уплетая любимую манную кашу с вареньем.
— Сейчас в энциклопедии посмотрим, — улыбалась Татьяна Петровна, привычно игнорируя тупую боль в теле. — А потом пойдём в парк, поищем самый красивый осенний листик.
Она старательно документировала каждый его шаг — фотографировала, снимала видео, писала длинные письма Марии. Большинство оставалось без ответа, но она не сдавалась:
"Доченька, сегодня Мишенька сам прочитал первую книжку! Представляешь, сел утром и читает: 'Жи-ла бы-ла де-воч-ка...' А вчера спрашивал про тебя — когда приедешь? Я сказала — скоро, у мамы важная работа..."
Соседки судачили, конечно. Как же — мать в Европе прохлаждается, а бабка одна с ребёнком возится. Но Татьяна Петровна только головой качала:
— Не судите. У каждого своя дорога. Мария найдёт свою.
А по ночам, когда внук спал, она доставала старые фотографии. Вот Андрюша маленький — такой же светловолосый, как Мишка. Вот их свадьба с Марией — оба хмурые, несчастные. Господи, да разве ж так можно? Разве можно заставлять людей жить вместе без любви?
Когда появились первые симптомы, она не придала значения. Подумаешь, слабость, тошнота — возраст, давление... Потом начались боли. К врачу пошла, только когда в глазах темнеть стало. А там — приговор: последняя стадия, метастазы, счёт на недели...
— Я должна Мишеньку пристроить, — твердила она врачам. — Дайте мне время, хоть месяц...
По ночам молилась — не о себе, о внуке:
— Господи, пусть Мария вернётся. Пусть поймёт, какое сокровище ей досталось. Растопи её сердце, Господи...
А Мишка рос — умный, ласковый, только слишком серьёзный для своих шести лет. В садике его любили — и дети, и воспитатели. Он никогда не жаловался, не капризничал, только иногда подолгу смотрел в окно, будто ждал кого-то.
— Бабуль, а правда, что все мамы любят своих детей? — спросил однажды.
— Правда, солнышко, — она прижала его к себе, чувствуя, как предательски дрожат руки. — Просто некоторые не сразу это понимают.
— А моя мама когда поймёт?
Она не успела ответить — сердце сжало так, что потемнело в глазах. Очнулась уже в больнице, под капельницей.
А потом приехала Мария.
Татьяна Петровна услышала её каблуки в больничном коридоре — тот же решительный, быстрый шаг. В палату она вошла такая же красивая, уверенная, только в глазах что-то новое появилось — то ли страх, то ли боль.
— Мама, — она замерла на пороге. — Почему... почему ты не сказала раньше?
— А ты бы приехала? — Татьяна Петровна попыталась улыбнуться, но вышла гримаса.
— Конечно! Я же не...
— Не бессердечная? — она закашлялась. — Знаю, доченька. Просто заблудилась немножко. Все мы иногда теряем путь.
Мария опустилась на стул у кровати, взяла её руку — худую, с проступающими венами:
— Я всё исправлю. Обещаю.
— Поздно меня исправлять, — Татьяна Петровна слабо сжала её пальцы. — Ты Мишеньку исправь. То, что я натворила.
— Что ты имеешь в виду?
— Я ведь тоже виновата. Закрыла его от всех своей любовью, спрятала как сокровище. А ему мать нужна была, не бабушка. Вот и вырос слишком правильным, слишком... замороженным. Как ты.
Мария вздрогнула:
— Он... он знает, что я приехала?
— Нет ещё. У соседки живёт. Я попросила не говорить — пусть это будет... сюрприз.
Их встреча произошла в больничном сквере. Мишка сидел на скамейке с книжкой — любимой энциклопедией про космос. Услышав шаги, поднял голову — и замер.
— Здравствуй, — Мария остановилась в двух шагах, не решаясь подойти ближе. — Ты... ты меня помнишь?
Он кивнул. Молча. Только пальцы стиснули книгу так, что костяшки побелели.
— Я вернулась.
Снова кивок. И этот недетский, изучающий взгляд — будто он оценивает её, взвешивает каждое слово.
— Мишка, я... — она шагнула ближе. — Я постараюсь…
Только она не смогла придумать, как закончить фразу. Постараюсь быть хорошей мамой? А поймёт ли это шестилетний пацан?
— Не надо, — он впервые заговорил, и от его спокойного, слишком взрослого тона у неё что-то оборвалось внутри. — Не надо стараться. Я уже привык.
— К чему привык?
— Что у всех есть мамы, а у меня — только бабушка. Она хорошая. Лучше всех.
— Я знаю, — Мария опустилась на скамейку рядом. — Но теперь я тоже буду с тобой. Если ты позволишь.
Он посмотрел на неё — долго, серьёзно. Потом спросил:
— А ты опять уедешь? Когда бабушка поправится?
Она закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слёзы:
— Бабушка... бабушка не поправится, малыш. Она очень больна.
— Знаю, — он опустил голову. — Я слышал, как врач говорил. У неё рак, да? Она умрёт?
— Господи, — выдохнула Мария. — Тебе шесть лет. Ты не должен... не должен знать такие слова.
— Я много чего знаю, — он пожал плечами. — Я же читать умею.
Она смотрела на его светлую макушку, на упрямо сжатые губы — её губы, её упрямство. Только глаза другие — не ледяные, как у неё, а глубокие, внимательные. Татьяна Петровна своей любовью отогрела в нём что-то, чего сама Мария так и не смогла найти в себе.
— Ты... ты хочешь навестить бабушку? — спросила она.
— Конечно, — он встал, бережно закладывая книгу. — Только сначала зайдём в магазин. Ей нравятся белые лилии, но в больнице от них голова болит. Купим лучше ромашки.
Она шла за ним по больничному коридору и думала — какой же он взрослый, её маленький сын. Слишком взрослый, слишком серьёзный. Это она своим побегом и нелюбовью заставила его повзрослеть.
Татьяна Петровна дремала, но, услышав их шаги, открыла глаза:
— Мишенька... и мама пришла...
— Привет, бабуль, — он поставил ромашки в вазу. — Я тебе свой новый рисунок принёс. Хочешь посмотреть?
— Конечно, солнышко.
Мария стояла у окна, слушая их разговор — такой простой, такой домашний. Как будто не было этих двух лет, её побега, её предательства... Они были семьёй — эти двое. А она... она была чужой.
— Иди к нам, — Татьяна Петровна похлопала по кровати. — Посмотри, как твой сын рисует.
Твой сын. Два простых слова, а внутри всё переворачивается.
— Это космос, — Мишка протянул ей альбомный лист. — Видишь, тут Земля, тут звёзды... А это человек летит. Один.
— Почему один? — она вгляделась в детский рисунок.
— Потому что иногда нужно улететь далеко-далеко, чтобы понять, где твой дом, — он посмотрел на неё своими недетскими глазами. — Правда, мам?
И что-то надломилось, растаяло внутри от этого "мам" — такого неожиданного, такого... правильного.
— Правда, сынок, — она притянула его к себе, чувствуя, как колотится сердце. — Только больше никаких полётов. Теперь мы будем вместе.
Татьяна Петровна смотрела на них и улыбалась. Кажется, её молитвы были услышаны — сердце Марии начал таять.
Конец четвертой части
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Сама судьба вернула Марию домой, к Татьяне Петровне и сыну. Как сложится дальше их судьба - узнаете завтра, проверьте, подписаны ли вы на мой канал. Буду рада вашим лайкам и всем, с кем вы поделитесь этим рассказом.