Я молча смотрела в окно на падающий снег. Крупные хлопья медленно кружились в свете фонарей, укутывая город белым покрывалом. Такая же метель была в тот день, когда я впервые переступила порог этой квартиры. Тогда я и представить не могла, что простая сделка с недвижимостью обернется настоящей драмой.
— Лен, ты меня слышишь вообще? — Ирка всегда была настойчивой. — Продай квартиру, деньги пополам поделим, купишь себе студию какую-нибудь...
— Нет.
— Что значит «нет»? Мама завещала квартиру нам обеим!
— Ты прекрасно знаешь, что это не так.
Три месяца назад...
*****
Звонок раздался, когда я уже собиралась уходить с работы. На экране высветилось «Мама».
— Леночка, приезжай срочно! — голос был встревоженный. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Что случилось?
— При встрече. Это важно.
Я отменила планы на вечер и поехала. Мама жила одна в двушке на Преображенке — старый дом, но район хороший. Отец умер пять лет назад, и с тех пор она не хотела съезжать, хотя Ирка постоянно звала к себе.
Мама открыла дверь сразу, будто караулила у порога. В квартире пахло валерьянкой.
— Что стряслось? — я разулась и прошла на кухню.
— Присядь, — мама достала из серванта какие-то бумаги. — Я должна тебе кое-что рассказать. И отдать вот это.
Она протянула мне конверт. Внутри оказалось завещание и какое-то старое письмо.
— Я переписала квартиру на тебя.
— Что? Почему? А как же Ирка?
— Потому что ты должна знать правду. Ирина... она не родная тебе сестра.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Как это — не родная?
Мама тяжело вздохнула и начала рассказывать историю, от которой у меня похолодело внутри.
— Когда мы с твоим отцом поженились, у нас долго не было детей. Мы прошли кучу обследований, испробовали все методы, но ничего не помогало. И тогда мы решили взять ребёнка из детдома — Ирочку. Ей было тогда четыре годика. А через год случилось чудо — я забеременела тобой.
Я сидела, оглушённая этой новостью. Тридцать пять лет жизни рассыпались, как карточный домик.
— Почему вы молчали столько лет?
— Твой отец настоял. Сказал, что так будет лучше для всех. Мы хотели, чтобы вы росли как родные сёстры, без всяких «cвоя» и «не cвоя». Ирочка была совсем крошкой, когда мы её взяли, она ничего не помнит.
— И что изменилось сейчас?
Мама помолчала, теребя край скатерти.
— Я... я сильно больна, Лена. Врачи говорят, осталось несколько месяцев. И я не могу уйти, не рассказав правду.
— Господи, мама! — я вскочила, обняла её. — Почему ты молчала? Какой диагноз?
— Неоперабельная опухоль. Я не хотела вас тревожить раньше времени.
В тот вечер мы проговорили до глубокой ночи. Мама рассказала, как они с отцом выбрали именно Ирку — маленькую светловолосую девочку с серьёзными глазами. Как боялись, что я, появившись на свет, своим присутствием вытесню её из жизни родителей. Как в итоге радовались, что мы росли душа в душу.
— Квартиру я записала на тебя, потому что знаю — Ирочка никогда в жизни не останется без крыши над головой. У неё муж обеспеченный, свой дом, бизнес. А ты одна, после развода... — мама закашлялась.
— Но это несправедливо! Надо было поровну...
— Нет, доченька. Так будет правильно. Только пообещай, что расскажешь Ире правду после... после того, как меня не станет.
Я обещала. Но как же я ошибалась, думая, что смогу сохранить эту тайну...
*****
Мама ушла через два месяца. Тихо, во сне. А ещё через неделю Ирка наткнулась на копию завещания в маминой шкатулке с документами.
— Ты знала? — она влетела ко мне домой без звонка, размахивая бумагами. — Ты всё знала и молчала?
— Ир, давай поговорим спокойно...
— Спокойно?! — она швырнула документы на стол. — Значит, пока мама умирала, вы тут за моей спиной делили имущество?
— Ничего я не делила! Мама сама так решила.
— Конечно, — Ирка горько усмехнулась. — А ты и рада была! Небось, давно мечтала от «приёмной» сестры избавиться?
У меня внутри всё оборвалось.
— Так ты... знала?
— Догадывалась, — она опустилась на стул, словно силы вдруг кончились. — У меня же есть свидетельство о рождении. Я давно заметила, что оно переоформленное. Но думала — раз родители молчат, значит, так надо.
— Ирочка...
— Не называй меня так! — она вскочила. — Теперь понятно, почему мама всегда любила тебя больше. Свою, родную...
— Неправда! Она любила нас одинаково!
— Да? Тогда почему квартира досталась тебе?
Я пыталась объяснить мамины мотивы, но Ирка не слушала. Она кричала, что я манипулировала мамой, что воспользовалась её болезнью. Что всегда завидовала её семейному счастью.
— У тебя же всё есть! — не выдержала я. — Дом, машина, муж...
— А у тебя теперь будет квартира! — она схватила сумку. — Но я этого так не оставлю. Я докажу, что мама была недееспособна, когда подписывала завещание!
Хлопнула дверь. Я осталась одна в пустой квартире, перечитывая мамино письмо, которое она оставила вместе с завещанием. Простой листок, согнутый вчетверо, но с таким родным почерком…
«Доченьки мои, если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет. Я знаю, что моё решение может показаться несправедливым. Но у меня на то были причины...»
Дальше шли строки, полные любви и тревоги за обеих дочерей. Мама писала, что никогда не делила нас на родную и приёмную. Что гордится успехами Ирины и переживает за мои неудачи. Что завещает квартиру мне не из-за кровного родства, а потому что я осталась одна после болезненного развода, без поддержки.
Через неделю пришла повестка в суд. Ирка всё-таки подала иск о признании завещания недействительным. Ни мои доводы, ни мамино письмо не убедили её. Адвокат строил защиту на том, что мама якобы была под действием сильных обезболивающих, когда подписывала документы.
— Лен, может, уступишь? — увещевала меня подруга Таня. — Продадите квартиру, поделите деньги...
— Нет. Дело не в деньгах. Мама хотела, чтобы эта квартира осталась мне.
Начались изнурительные судебные заседания. Ирка притащила каких-то «свидетелей», якобы видевших маму в невменяемом состоянии. Я представила заключение онколога о том, что до последнего дня мама сохраняла ясность ума.
А потом случилось непредвиденное. В суде появился новый свидетель — наша соседка баба Валя. Она принесла старую видеокассету.
— Ваша мама просила передать это, если начнётся свара за квартиру, — сказала она. — Только я всё никак не решалась...
На видео была мама. Похудевшая, но спокойная и собранная. Она говорила прямо в камеру:
«Я, Наталья Петровна Воронина, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, заявляю: решение о завещании квартиры принято мной добровольно...»
Ирка выбежала из зала суда, не дослушав запись до конца. А я осталась смотреть, как мама с экрана обращается к нам обеим:
«Девочки мои, если вы смотрите это видео, значит, всё пошло по худшему сценарию. Я знала, что так может случиться, потому и записала. Ирочка, солнышко, я любила тебя с первой минуты, как увидела в детском доме. Ты была таким серьёзным карапузом с огромными глазищами... Леночка, родная, ты появилась как чудо, когда мы уже и не надеялись. Вы обе — мои дочери, одинаково любимые и дорогие...»
Мама говорила и говорила, а у меня слёзы катились по щекам. Когда запись закончилась, судья объявил перерыв.
В коридоре меня догнал Иркин муж, Стас.
— Лен, погоди. Надо поговорить.
— О чём? Всё уже сказано.
— Ира не в себе. После маминой смерти она места себе не находит, винит всех вокруг. А теперь ещё и это... — он помолчал. — Знаешь, она ведь беременна. Семь недель.
Я замерла.
— Правда?
— Да. Только она не хотела никому говорить раньше времени. Боялась сглазить — у нас до этого два выкидыша было.
Всё встало на свои места: Иркина агрессия, перепады настроения, иррациональное поведение...
Вечером я приехала к сестре. Долго звонила в дверь, пока она не открыла — заплаканная, с растрёпанными волосами.
— Чего тебе?
— Поговорить надо.
— Не о чем нам...
— О маме. О ребёнке. О нас с тобой.
В этот момент она словно сдулась. Мы проговорили до утра. Плакали, вспоминали детство, читали мамино письмо. А потом я сказала:
— Давай сделаем так: я оформлю дарственную на твоего будущего ребёнка. Квартира будет его, когда вырастет. А пока — будем считать её нашим общим наследством. Хочешь — сдавай, хочешь — используй как дачу. Главное — она останется в семье, как мама хотела.
Ирка молчала, кусая губы.
— Правда? Ты правда готова?..
— Готова. Ты же моя сестра, неважно, какая там кровь.
*****
...Прошёл год. Ирка родила девочку — назвали Натальей, в честь мамы. Маленькая копия нашей мамы в детстве, те же серьёзные глаза и ямочки на щечках. Квартиру мы сдаём, деньги идут на счёт малышки. А каждые выходные собираемся всей семьёй — Ирка со Стасом и Наташкой, я со своим новым мужем (да, жизнь преподносит сюрпризы).
«Зачем тебе эта квартира? Всё равно одна останешься, детей-то нет!» — эхом звучат в памяти Иркины слова.
Я смотрю в окно на падающий снег. За год многое изменилось. У меня теперь есть племянница, которую люблю как родную дочь. Есть любящий муж, который, возможно, скоро станет отцом — мы как раз планируем малыша. И есть сестра — пусть не родная по крови, но самая близкая по духу.
Говорят, деньги и наследство часто разрушают семьи. Но иногда они помогают понять главное: настоящие родственные узы определяются не генами, а любовью.
Я достаю из ящика старую фотографию: мы с Иркой в детстве, обнявшись, смеёмся в камеру. Мама часто говорила: «Вы как две половинки одного целого — такие разные и такие похожие».
Права была мама. Как всегда.
***
А как вы думаете, что важнее — кровное родство или душевная близость? Делитесь своими историями в комментариях.