Кукушки. Часть 3.
Через несколько дней после пожара появился в деревне чужак, высокий, худой дед с белой бородой, в которой поблескивали черные прядки. Был он хмур и неприветлив, босоног, с котомкой за плечами, изъеденным оспой лицом.
Испросив у Трофима разрешения остаться, начал готовиться к перевершиванию, но жить стал в лесу, недалеко от Кокушек, ибо отдельная изба, где он должен быть находиться сорок дней сгинула в пожаре вместе с остальными домами. Епитимью соблюдал исправно, по сто раз на дню совершая земные поклоны, с благодарностью принимал хлеб, который приносила ему Любава.
Вскоре обзавелся он нехитрым инструментом, неведомо как к нему попавшим и начал в том лесу сооружать странное сооружение, состоящее из девяти изб, две из которых стояли вплотную друг к другу, но не имели общей перегородки. Комнаты в них были просторные, но с очень маленькими окнами, через которые и кошка с трудом протиснется.
Через сорок дней Пимен прошел через обряд крещения и стал полноправным членом общины, не прекращая строительства. Любопытная Любава не утерпела и несколько раз бегала в лес, чтобы посмотреть, что же там делается, ибо, то, что делал чужак удивляло.
Строительство в одиночку могло затянуться, обычно в таком случае собирались помочи, когда несколько семей, в основном родственников объединялись для выполнения сложных или объёмных работ. Работа «по помочи» означала, что хозяин за работу не платит, а угощает всех, участвующих в работе, а не при необходимости сам идёт на «помочь».
Пимен помочи не собирал, но к удивлению Любавы, люди сами к нему потянулись. С некоторыми из них он о чём-то долго шептался, кто-то отвешивал ему земные поклоны, а иные безропотно трудились, помогая возводить его избы. Странный старик вызывал в девочке страх, как тогда, при пожаре, когда стояла она на крыльце соседского дома, полного дыма и крыша которого была объята пламенем. Несколько дней Любава тайно наблюдала за строительством, пока не заметила, что стариц смотрит в её сторону, словно видит насквозь, спрятавшуюся в кустах.
Вернувшись домой она не знала, как подступиться к деду, который в последнее время резко осунулся, постарел и всё чаще хмурился, размышляя о чём- то, чтобы рассказать о увиденном. Но стремление поделиться пересилило страх и девочка, улучив момент, поведала Трофиму, что Пимен строит в лесу странные избы, словно не для себя и не для здешней зимы, а под ними, в подполе, складируют люди, помогавшие старику, бересту, смолу и солому. Дед ещё больше нахмурился и позвав с собой сыновей отправился в лес. Женская половина семьи Логиновых замерла в ожидании.
Пока отстраивался заново их дом, жили они в прямо на улице, соорудив шалаши, укрывавшие их от ненастья и ветра. Привычно выполняли свою работу, готовили на костре, потихоньку шили вручную одежду, восстанавливая утраченное, обихаживали скотину и огороды. Усердно молились, желая, как можно быстрее вернуться в свой дом, сруб которого отблескивал свежими бревнами на пепелище.
Сложным выдались эти месяцы, и взрослые и дети почти не спали, работая до изнеможения, понимая, что зима не за горами и подходит время уборки урожая. Строительство дома отнимало все силы и, хотя основную часть работы взяли на себя мужчины, которые собрав помочи быстро сбросали сруб из купленных в соседнем селе бревен, мелкая работа легла на их плечи.
Дети постарше помогали отцам, те что помладше обмазывали смолой, окладник, окладной венец с которого начинался дом, чтобы вода не вредила бревнам, варили смолу, собирали на озерных прогалинах местных болот мох, который сушили и для тепла прокладывали меж бревен.
А когда мужики дошли до потолка подавали старшим братьям наверх ведра с глиной те, в свою очередь размяв её с мякиной обмазывали швы со стороны вышки (чердака), чтобы снег не попадал под крышу и не выдувал тепло. Работали, как правило, споро, молча, начиная и заканчивая день молитвой. Особо усердствовали, когда дошли до крыши, спеша успеть до осенних дождей.
Тес и дрань были основными материалами, которыми покрывали в ту пору дома. Логиновы сохранили, привезенный с собой секрет мастерства строительства крыши на «курицах и потоках», то есть без гвоздей. На обрешетку укладывались специальные слеги с загнутыми концами, это были «курицы», которые поддерживали потолок.
В качестве тела «куриц» использовали тонкоствольную ель, а крюки (окручье) вытесывали из её корневища, ибо её корни развитые и прочные подходили для этой цели. В случае необходимости, куриц вырезали из прикорневой части ствола берез. На крюках лежали потоки, в которые упирались нижние концы кровельного теса. Сверху укладывался охлупень (конек).
Трофим был известным мастером, поэтому то и дело зазывали его к себе другие общинники, прося помочь с крышами. Измотанный сверх меры, он всё же находил в себе силы и исправно проводил службу, зорким взором следя за тем, как возрождаются Кокушки.
-Любава, принеси-ка воды, -попросила Секлетинья, помешивающая в большом котле варево, -уж скоро мужики возвернутся, а у нас и не готово ничего. Та, игравшая неподалеку послушно кивнула и подхватив ведро поспешила к колодцу. Как и в обычном селе, это было место, где узнавались последние новости и обсуждалось произошедшее накануне.
При виде девочки, стоявшие у колодца бабы быстро разошлись, словно стало им неловко от того, что они обсуждали. Домочадцев Трофима побаивались, хотя наставник своих детей особо не выделял. Задержалась лишь Маремея, девочка, чуть старше Любавы, с которой она время от времени игралась, пока взрослые были заняты.
-А старец Пимен говорит, что от Никоновых новин веляше опасно хорониться. Даже здесь, в Кокушках наших не укрыться. Нет такого места, где бы нас не нашли, - сказала она, помогая Любаве достать из колодца ведро с водой.
-А что же тогда делать? – удивленно спросила та, переливая воду в своё ведро.
-Он говорит, что нужно по окрестным селам ходить, собирать людей в Кокушки.
-А зачем? – Любава недоуменно уставилась на подругу, - нас здесь и так много, вон сколько изб стоит, - сказала она, показывая рукой на вновь отстроенные дома.
-Не знаю, - пожала плечами Маремея, - только мои родители каждый день со старцем встречаются, он и службы в лесу свои начал проводить.
-Наместник –мой дед, ему и решать, как с этим делом быть, а бабское дело дом держать, да детей рожать, -ответила ей Любава, явно чужими словами. Девочки разошлись, каждая спеша к своему дому, где их ждали матери.
Неудивительно, что Пимен быстро завоевал симпатии местных жителей, люди видели только его пустынное богорадное житие и как крепко радеет он о благочестии людском. Удавалось старцу ловко скрывать свою алчность и стремление управлять судьбами людскими. И хотя встретил он Трофима приветливо, разговора меж ними не случилось, слишком разные были у них взгляды на определенные вещи.
А после того, как Трофим с сыновьями вернулся из леса, меж ними словно черная кошка пробежала, начался в семье разлад. Первым на помощь Пимену ушёл Родион, оставив жену и детей в доме отца. Чуть позже за ним подался и Григорий, отец Любавы.
Вместе с другими кокушенцами отстроили они с изнова в лесу несколько изб, огородив их частоколом из заостренных поверху жердей. И хотя спустя время сыновья вернулись обратно, споры меж ними и отцом не утихали, более того, второе половины их встали на сторону мужей и Секлетинья и жена Родиона яростно защищали Пимена, посещая его службы и в конце концов окончательно ушли из дома. Что же хотел от односельчан старец, прибывший из Поморья?
Заботился он и его помощники, коих в скором времени стало немало о сборе как можно большего числа желающих умереть «благочестия ради». Таких в Кокушках нашлось много, в том числе и собственные сыновья Трофима. Отправились они в разные волости, чтобы подговорить людей прийти к ним в лес. Явление это называлось гари, для которого строились специальные здания, называемые в народе «згорелые дома".
Уходили к Пимену целыми семьями, веря в то, что грядет в скором времени царство Антихриста и будут они обречены навечно на гонения и мучения. Лишь огонь сможет очистить их души и не допустить её осквернения новыми, бесовскими обрядами. Трофим Пимена не поддержал и всячески препятствовал его деятельности, из-за чего и поссорился сильно с двумя любимыми сыновьями, которые отказались ему подчиняться.
К деревне тихо подкрадывалась осень, без помощи Родиона и Григория семье с трудом удалось собрать урожай, но зато сумели они до первого снега зайти в новый дом. И пусть он был пока без сеней и крыльца, но печь исправно дымила трубой, а скотина была надежно укрыта от надвигающегося ненастья. Осенними вечерами спешил Трофим ладить для себя домовину, объясняя единственному сыну, оставшемуся с ним, как правильно его похоронить.
-Без покаяния духовному отцу хоронить не моги и поминать такого человека не надобно. В гроб не забудь положить лестовку и причитать на похоронах не смейте, -размеренно говорил он, гладя по голове прильнувшую к нему Любаву. Любимую внучку он сумел отстоять и в лес с родителями не отпустил.
-Сами хоть изморозьтесь все, а ребятенка губить не дам, - сурово сказал он сыну и Секлетинье, когда они пришли забрать детей с собой. Старшие, послушные дочери покорно отправились с ними, а вот испуганная Любава вцепилась в деда и всё никак не хотела его отпускать. Григорий хоть и пошел против отца, но в душе был трусоват и в отсутствии Родиона, отправившегося с поручением от старца спорить с отцом не стал. А вот Секлетинья раздула ноздри в гневе, пыталась возразить, но осеклась под грозным взглядом свёкра. Отступила, но от идеи своей не отказалась.
Студёный ноябрь приморозил Бешкильку и лужи, разукрасил изморозью оставшиеся после пожара кусты. Все ждали снега, как спасения, надеясь, что белое полотно прикроет обгоревшие дома и деревья и жизнь войдёт в свою колею. Люди в Кокушки всё продолжали прибывать и прибывать, но тут уж Трофим оказался не при делах, шли они не к нему, а старцу Пимену, жившему с соратниками своими в лесу. Многие кокушенцы перешли на сторону старца, принимая в своих домах пришлых людей, являясь, как и они приверженцами Пимена.
Трофим чувствовал, как постепенно уходить из него жизнь, утекает, словно песок меж пальцев. Многое он не успел сделать, да теперь и не исправишь ничего, готовился потихоньку к исходу в иной мир. Осип неотлучно находился при нём стараясь перенять от отца всё важное, донося о том, что происходит в деревне.
О готовящейся в Кокушках гари в Тюмени и Тобольске стало известно ещё летом, но только в ноябре прибыл сюда боярский сын Колобов и конный казак Творогов, чтобы передать Пимену «память» от тобольского воеводы с предложением разойтись по домам, на что получили отказ и убрались восвояси, заставив старца поспешить завершить начатое.
Любава, которую не выпускали из дома, из-за отсутствия обуви, ослабевший Тимофей не успел изладить новые обутки, стащила у бабушки лапти и набив их тряпками выскочила из дома. Никто не заметил исчезновения девочки, хотя после того, как её родители и сестры, дядя с семьей перебрались в лес, места в избе стало значительно больше.
Трофим, укрытый тулупом, дремал на печи, Агафья обихаживала только что родившегося теленка, приучая его пить молоко, дядя Осип ушел из дома раным-рано, забрав с собой сыновей, чтобы привезти сено с дальних лугов по первому снегу. Она радостно проскакала на одной ножке по ступенькам недостроенного крыльца, ухватила свисающую с крыши сарая сосульку и отломив кусочек засунула в рот, прикрыв от удовольствия глаза.
-Донюшка, -позвал её знакомый голос, девочка открыла глаза и осмотрелась вокруг, за сараем, прячась стояла мать.
-Погляди-ка какой поясок тебе принесла, -Секлетинья протянула к девочке руки, показывая подарок.
-Иди ко мне, Любавушка, неужто по мамке не соскучилась? –спросила она, делая шаг назад и скрываясь за сараем. Девочка оглянулась, не видит ли кто её и поспешила к матери.
Друзья, если бы я писала на языке 16 веке, то мои герои разговаривали примерно так :
«В прошлых де давних годех был на Тюмени в оброчных крестьянех Мороско Борисов з детми, двумя Гришками да с Тимошкою, и платил в казну... хлебной оброк и всякие денежные подати. И в прошлых же годех Мороско з детми в пустыни с росколники згорел»
Стали бы вы меня тогда читать? Думаю что нет. Понятно, что я максимально адаптирую речь под современные реалии, поэтому не нужно меня тыкать носом, что "в 16 веке так не говорили", думаю что здравомыслящие люди это понимают.