— Нет, нет, умоляю, только не этот фильм! — надрывный женский крик эхом разнёсся по гулким коридорам дома престарелых.
— Боже мой, опять началось... — прошептала молодая медсестра, торопливо выбегая из ординаторской.
— Да что там происходит? — раздался встревоженный голос главврача.
— Александра Николаевна, она... Документальный фильм про актрису показывают. Я же просила не включать первый канал в это время!
В общей комнате отдыха худощавая седая женщина билась в рыданиях перед большим плазменным телевизором. На экране сменяли друг друга черно-белые кадры: юная красавица-блондинка с лучезарной улыбкой кружится в театральном костюме, она же, сияющая, получает награду на кинофестивале, счастливая пара на красной дорожке...
— Не могу... не могу больше это видеть... — старушка закрыла лицо морщинистыми руками, раскачиваясь в инвалидном кресле.
Пожилой мужчина в застиранном синем халате, наблюдавший эту сцену из своего угла, покачал головой:
— Несчастная душа... Каждый год одно и то же, как показывают фильм про Ангелину Вознесенскую.
— Постойте, — молодой санитар замер на полпути к пациентке. — Так эта женщина...
— Да-да, — кивнул старик. — Та самая сестра великой актрисы. Страшная история... Я как раз тогда в автопарке института работал, своими глазами видел...
Москва, 1970 год
В тот день в театральном институте царило необычное оживление. По коридорам разносился возбуждённый гул голосов, то и дело слышался девичий смех. На доске объявлений красовался свежий приказ о начале съёмок нового художественного фильма, и все только об этом и говорили.
— Геля, ну признайся, тебе уже предложили главную роль? — стайка студенток окружила высокую блондинку с удивительно живыми серо-голубыми глазами.
Ангелина Вознесенская смущённо улыбнулась, поправляя непослушную прядь волос:
— Девочки, ну что вы... Пробы только через неделю.
— Да ладно! Все знают, что Артём Петрович глаз с тебя не сводит на репетициях.
— И вообще, кому, как не тебе? Ты же у нас звезда курса!
В дальнем углу коридора, незамеченная однокурсницами, стояла другая девушка. Внешне она казалась полной противоположностью сияющей Ангелине — тусклые русые волосы, бледное лицо, потухший взгляд. Александра Вознесенская, младшая сестра восходящей звезды, до боли сжимала в руках потрёпанный сценарий.
— Сашенька! — вдруг раздался голос Ангелины. — Вот ты где! А я тебя ищу с самого утра.
Девушки расступились, пропуская Ангелину к сестре. Кто-то негромко хмыкнул:
— Надо же, и правда сёстры... Никогда бы не подумала.
— Ага, одной все досталось, другой ничего не осталось...
Александра дёрнулась, как от удара, но Ангелина уже взяла её под руку, увлекая прочь от шепчущейся группки.
— Не слушай их, — тихо сказала она. — Они просто завидуют.
— Чему? — горько усмехнулась Александра. — Моей гениальной сестре?
— Нет, — Ангелина остановилась, заглянула сестре в глаза. — Тому, что у них нет такой сестры, как ты.
— Перестань, — Александра вырвала руку. — Не надо меня жалеть.
— Я не жалею, я...
Но Александра уже не слушала. Развернувшись, она быстро пошла прочь, каблуки её туфель гулко стучали по паркету старинного здания. За спиной послышался знакомый голос Артёма Петровича:
— Ангелина Николаевна, можно вас на минутку?
Предательские слёзы защипали глаза. Александра толкнула дверь женского туалета, заперлась в кабинке. Достала из сумочки маленькое круглое зеркальце — подарок матери на восемнадцатилетие. "Чтобы всегда видеть свою красоту, доченька," — сказала тогда мама. А через месяц подарила Геле роскошный набор профессиональной косметики...
Москва, 1956 год
— Мамочка, смотри, как я умею! — пятилетняя Саша кружилась посреди гостиной, размахивая руками.
— Очень мило, солнышко, — рассеянно отозвалась мать, не отрывая взгляда от семилетней Гели, которая старательно выводила гаммы на стареньком пианино.
— А я... я стихотворение выучила! — Саша дёргала мать за рукав. — Про бабочку...
— Тише, детка, не мешай сестре заниматься. Геля, милая, этот пассаж нужно чуть медленнее...
Саша забилась в угол дивана, обняв потрёпанного плюшевого медведя. Геля играла и играла, золотистые кудри мягко колыхались в такт движениям. Мама смотрела на неё с восхищением:
— Настоящий талант! Вся в бабушку... Та тоже могла стать великой пианисткой, если бы не революция.
Москва, 1970 год
Александра вздрогнула, возвращаясь в реальность. По щекам текли слёзы, размазывая дешёвую тушь. Она достала из сумочки письмо, полученное утром:
"Дорогая доченька! Прости, что не смогу приехать на твой учебный спектакль. У меня важная встреча в институте. Но Геля обещала записать его на магнитофон, так что я всё-всё послушаю! Кстати, она рассказала мне про твою небольшую роль. Не расстраивайся, милая. Не всем же быть звёздами, кто-то должен и массовку играть... Целую, мама"
Александра медленно разорвала письмо на мелкие кусочки. В коридоре послышались шаги и голоса:
— Ну что он сказал? — взволнованно спрашивал кто-то.
— Тише ты! — прошипела другая девушка. — Короче, точно знаю: Вознесенской предложили главную роль. Без проб!
— Да ладно! А остальные что же?
— А остальные пусть не мечтают... Ой, а вы знаете, что её сестра тоже пробовалась?
Раздался смешок:
— Это которая страшненькая? Да куда ей...
Александра зажала уши руками, но злые слова всё равно просачивались:
— ...говорят, она в Артёма Петровича влюблена... — ...да кто на неё посмотрит, когда рядом Ангелина... — ...вечно в тени своей гениальной сестрички...
Вечером того же дня в общежитии было непривычно тихо. Большинство студентов разъехались на выходные, только в комнате сестёр Вознесенских горел свет.
— Сашенька, ну открой! — Ангелина в который раз стучала в запертую дверь ванной. — Поговори со мной!
— Уходи! — глухо донеслось изнутри. — Оставь меня в покое!
— Не уйду, пока не поговорим.
За дверью что-то разбилось. Ангелина испуганно отшатнулась:
— Что ты там делаешь?
— Не твоё дело! Иди... иди репетируй свою главную роль!
— Какую роль? — растерянно спросила Ангелина. — О чём ты?
Дверь распахнулась так резко, что едва не слетела с петель. На пороге стояла Александра — бледная, с растрёпанными волосами и безумными глазами.
— Не притворяйся! — выкрикнула она. — Я всё знаю! Видела, как ты выходила из кабинета Артёма Петровича! Как он смотрел на тебя! Как...
Она осеклась, заметив в руках сестры знакомый сценарий с золотым тиснением.
— Это... это что?
— То, о чём я хотела с тобой поговорить, — тихо сказала Ангелина. — Присядь, пожалуйста.
Александра медленно опустилась на край кровати. Ангелина села рядом:
— Помнишь, в детстве мы с тобой мечтали вместе играть на сцене? Как сёстры Самойловы?
— Детство прошло, — хрипло ответила Александра.
— Нет, не прошло, — Ангелина положила сценарий на колени сестре. — Открой третью страницу.
Александра нехотя подчинилась. И замерла, вчитываясь в текст:
"Действующие лица: Мария — молодая актриса, 22 года Анна — её младшая сестра, начинающая актриса, 20 лет..."
— Не понимаю, — пробормотала она.
— Это новый фильм Артёма Петровича. История двух сестёр-актрис. Одна уже известна, вторая только начинает путь. И знаешь что? — Ангелина взяла руки сестры в свои. — Он хочет, чтобы мы сыграли их вместе. По-настоящему вместе, понимаешь?
Александра молчала, не в силах оторвать взгляд от страницы.
— Я сегодня говорила с ним, — продолжала Ангелина. — Он давно наблюдал за нами обеими. Сказал, что в тебе есть что-то... особенное. Какая-то глубина, которой не хватает мне.
— Ты... ты это всё придумала, — прошептала Александра. — Чтобы утешить меня.
— Нет, родная, — Ангелина обняла сестру за плечи. — Это правда. Артём Петрович считает, что наш реальный опыт сестринских отношений сделает фильм особенным. Настоящим.
В наступившей тишине было слышно, как за окном шелестят тополя. Где-то вдалеке играла гитара — студенты устроили традиционные посиделки во дворе.
— Я не верю, — наконец произнесла Александра. — Не верю, что он выбрал меня.
— А ты прочти сценарий, — мягко сказала Ангелина. — До конца прочти.
Александра начала листать страницы. Чем дальше она читала, тем больше менялось выражение её лица.
История в сценарии разворачивалась неожиданно. Младшая сестра, поначалу робкая и неуверенная в себе, постепенно раскрывалась как глубокая и сильная личность. В финале именно её монолог становился кульминацией всего фильма.
— Это... это невероятно, — прошептала Александра. — Такая роль...
— Артём Петрович сказал, что только ты сможешь сыграть её правильно, — улыбнулась Ангелина. — Потому что ты понимаешь эту боль. Боль человека, который ищет себя в тени другого.
Александра подняла взгляд на сестру:
— А ты? Ты правда согласна играть со мной?
— Глупенькая, — Ангелина прижала сестру к себе. — Да я мечтала об этом с тех пор, как мы впервые вместе вышли на школьную сцену! Помнишь тот новогодний утренник?
Москва, 1958 год
— Гелечка, ты будешь Снегурочкой, — объявила учительница. — А ты, Саша... — она замялась, — ты будешь снежинкой.
— Но я тоже хочу быть Снегурочкой! — семилетняя Саша чуть не плакала.
— Милая, но у нас может быть только одна Снегурочка...
— Мария Ивановна! — вдруг подала голос Геля. — А давайте сделаем две Снегурочки? Пусть будут сёстры!
— Но так не бывает...
— А мы сделаем, чтобы бывало! — девочка решительно взяла сестру за руку. — Мы будем самые красивые сестрички-Снегурочки!
Москва, 1970 год
— Ты всегда меня защищала, — тихо сказала Александра. — А я... я только завидовала.
— Потому что не видела главного, — Ангелина погладила сестру по волосам. — Не видела, как я горжусь тобой. Как восхищаюсь твоей силой.
— Силой? — горько усмехнулась Александра. — Какой силой?
— Силой быть собой. Я ведь всю жизнь играю роль — той самой Ангелины Вознесенской, красавицы и любимицы публики. А ты... ты настоящая. И это пугает людей, потому что они привыкли к маскам.
В комнате повисла тишина. За окном сгущались сумерки, где-то вдалеке гудели машины. Типичный московский вечер семидесятого года — с запахом тополиного пуха и отголосками радиолы из соседнего двора.
— Знаешь, — вдруг сказала Александра, — а ведь я сегодня собиралась уйти из института.
— Что? — Ангелина в ужасе уставилась на сестру. — Почему?
— Потому что устала быть второй. Устала слышать шепотки за спиной. "Смотрите, это же сестра той самой Вознесенской..." А сегодня, когда услышала про твою главную роль...
Она запнулась, но Ангелина уже всё поняла:
— Ты решила, что я снова получила всё, а тебе ничего не осталось?
Александра кивнула, не поднимая глаз.
— Глупая, — Ангелина крепче обняла сестру. — Самая главная роль ещё впереди. И мы сыграем её вместе.
Но судьба распорядилась иначе.
На следующее утро Александра проснулась от звонка телефона. Ангелина, уже одетая, взяла трубку:
— Да, Артём Петрович... Конечно, буду через полчаса.
— Что он хотел? — спросила Александра, приподнимаясь на кровати.
— Нужно обсудить детали, — Ангелина торопливо собирала сумку. — Ты же знаешь, как он любит всё делать заранее.
— А... а я?
— А ты приходи к двум часам. Он хочет отдельно поговорить с каждой из нас.
Когда за сестрой закрылась дверь, Александра подошла к окну. В институтском дворе уже собирались студенты — начинался обычный учебный день. Вот промелькнуло знакомое светлое пальто Артёма Петровича, вот Ангелина спешит ему навстречу...
Что-то дрогнуло в груди. То ли предчувствие, то ли...
Весь день прошёл как в тумане. На занятиях Александра не могла сосредоточиться, всё время поглядывая на часы. Наконец стрелки показали два.
В приёмной режиссёрского факультета было пусто. Александра постучала в дверь кабинета — никто не ответил. Она толкнула дверь, та оказалась не заперта.
В кабинете никого не было, но на столе лежал раскрытый сценарий. Александра подошла ближе и замерла: это был совсем другой текст. История одной героини, молодой талантливой актрисы. И на титульном листе было написано: "Утверждаю на роль Елены — Ангелину Вознесенскую".
Мир покачнулся. В ушах зашумело, перед глазами поплыли красные пятна. Она схватилась за край стола, пытаясь удержать равновесие.
— Александра Николаевна? — в дверях стоял Артём Петрович. — Что вы здесь делаете?
— Это... это что? — она указала дрожащим пальцем на сценарий.
— А, вы об этом, — он как-то странно замялся. — Видите ли... Планы немного изменились. Министерство культуры утвердило другой сценарий. Более... традиционный.
— А тот? Про сестёр?
— Его отложили. Возможно, в следующем году...
— Вы лгали, — прошептала Александра. — Всё это было ложью. И Геля... Геля знала?
— Послушайте...
Но она уже не слушала. Выбежала из кабинета, помчалась по коридору. Натолкнулась на кого-то, услышала возмущённый возглас, но даже не обернулась.
В туалете достала из сумочки маленькое зеркальце. Посмотрела на своё отражение — бледное, некрасивое лицо, покрасневшие глаза.
"Всё было ложью. Просто пожалели бедную сестрёнку. Решили поиграть в доброту..."
В коридоре послышались знакомые голоса:
— Ты видела новый сценарий? Какая роль! — Ещё бы! Специально для Ангелины писали... — А эта, сестра её, опять пролетела...
Александра с силой сжала зеркальце. Стекло треснуло, впиваясь в ладонь острыми краями. По пальцам потекла кровь, но она даже не заметила боли.
Вечером она ждала Ангелину у общежития. Сестра появилась ближе к десяти — счастливая, раскрасневшаяся от весеннего ветра.
— Сашенька! — она попыталась обнять сестру, но та отшатнулась. — Что случилось?
— Не прикасайся ко мне, — процедила Александра. — Никогда больше не прикасайся.
— Но почему? Что я...
— Я видела сценарий. Настоящий сценарий.
Ангелина побледнела:
— Саша, послушай...
— Нет! — крикнула Александра. — Это ты послушай! Всю жизнь, всю мою чёртову жизнь ты играла роль любящей сестры. "Бедная Сашенька, давайте её пожалеем! Давайте сделаем вид, что она тоже что-то значит!"
— Это неправда! — в глазах Ангелины блеснули слёзы. — Я действительно...
— Что? Любишь меня? — Александра истерически рассмеялась. — Знаешь, что самое страшное? Я ведь поверила. Вчера, когда ты рассказывала про роль... я поверила, что наконец-то...
Она осеклась, пытаясь справиться с дрожью в голосе.
— Саша, — Ангелина шагнула ближе, — я не знала, что так выйдет. Артём Петрович правда хотел снимать тот фильм. Но сверху спустили другой сценарий, и...
— И ты, конечно, не могла отказаться, — горько усмехнулась Александра. — Ведь это такая роль! Специально для великой Ангелины Вознесенской!
— Я пыталась поговорить с ним, — тихо сказала Ангелина. — Предложила включить вторую сюжетную линию...
— Замолчи! — Александра зажала уши руками. — Ненавижу... как же я тебя ненавижу...
Она бросилась к машине сестер, которую родители дали в пользование своим особенным дочерям, припаркованной неподалёку. Завела мотор, вдавила педаль газа.
— Саша, подожди! — Ангелина побежала следом. — Куда ты? Ты же не умеешь нормально водить!
Но Александра уже не слышала. Машина рванула с места, оставляя на асфальте чёрные следы шин.
Она гнала по вечерней Москве, не разбирая дороги. Слёзы застилали глаза, руки дрожали на руле. В голове пульсировала только одна мысль: "Исчезни... просто исчезни..."
Возле института она притормозила. В окнах режиссёрского факультета горел свет. И вдруг она увидела их — Артём Петрович и Ангелина выходили из здания. О чём-то оживлённо разговаривали, он придерживал её под локоть...
Что-то оборвалось в душе Александры. Последняя ниточка, связывавшая её с реальностью. Она вдавила педаль газа до упора.
Последнее, что она запомнила — расширившиеся от ужаса глаза сестры и отчаянную попытку Артёма закрыть её собой...
Москва, наши дни
— Включите... включите фильм ещё раз, — дрожащим голосом попросила старая женщина в инвалидном кресле.
Медсестра молча включила телевизор. На экране снова появилось юное лицо Ангелины Вознесенской.
"После трагической гибели актрисы", — вещал диктор, — "Артём Савин больше никогда не снял ни одного фильма. Частичный паралич правой руки и хромота сделали невозможной работу режиссёра."
— А знаете, что я нашла в её вещах? — вдруг заговорила Александра, не отрывая взгляда от экрана. — Дневник. Она вела его с детства.
Дрожащими руками она достала из кармана халата потрёпанную тетрадь в коричневом переплёте.
— Вот, послушайте, — она открыла одну из последних страниц. — Это запись за день до... до того вечера:
"Сегодня говорила с Артёмом Петровичем. Он не понимает моего решения отказаться от роли, говорит, что я совершаю ошибку. Но разве может быть ошибкой то, что делаешь ради любви? Сашенька... Милая моя сестрёнка, если бы ты только знала, как я восхищаюсь тобой! Твоей силой, твоей страстью, твоей способностью чувствовать так глубоко...
Все видят только мою внешнюю красоту, но в тебе есть красота иного рода — та, что идёт изнутри. Я всегда это знала, всегда чувствовала. Помню, как в детстве ты часами могла рассказывать истории своим куклам, и каждая история была особенной, неповторимой. А я... я просто повторяла то, что говорили другие.
Завтра я скажу Артёму окончательное 'нет'. Уеду в Ленинград, как договорилась. А Саша получит эту роль — роль, которая станет началом её настоящего пути в искусстве. Я верю в неё больше, чем она верит в себя..."
Александра перевернула страницу:
— А вот последняя запись, сделанная утром того дня:
"Положила на стол в комнате Саши конверт с рекомендательным письмом для киностудии 'Ленфильм'. Надеюсь, она найдёт его, когда я уже буду в поезде. Может быть, расстояние поможет ей понять, что её таланту не помешает моя тень, чтобы расцвести."
Старушка закрыла дневник:
— Знаете, что было в том конверте? Я нашла его, когда разбирала нашу комнату после... после всего. Там было не просто рекомендательное письмо. Геля договорилась со студией о совместных пробах для нас обеих. Две главные роли в новом фильме — история двух сестёр, разлучённых в детстве. Она всё продумала, всё подготовила...
Медсестра молча протянула Александре стакан воды. Та сделала глоток и продолжила:
— А знаете, что самое страшное? Тот сценарий, который я увидела в кабинете Артёма Петровича... Это был черновой вариант, ранняя версия. В окончательном варианте история была совсем другой. Я узнала об этом только в тюрьме, когда мне передали письмо от него.
— В том письме Артём Петрович писал, что они с Гелей готовили мне сюрприз. Роль была действительно написана для неё, но... но она настояла на изменении сценария. Превратила историю одной героини в историю двух сестёр, которые постепенно учатся понимать и принимать друг друга. Она хотела, чтобы это стало нашей общей победой...
Голос Александры дрогнул:
— А я... я даже не дала ей шанса всё объяснить. Не дала шанса показать мне этот новый сценарий. Я просто... просто убила её. Убила человека, который любил меня больше всех на свете.
В комнате повисла тяжёлая тишина. На экране телевизора сменяли друг друга кадры: Ангелина в разных ролях, в разных образах, но всегда с той особенной, светлой улыбкой, которая делала её такой неотразимой.
— Пятнадцать лет в колонии, — продолжила Александра после долгой паузы. — Каждую ночь один и тот же сон: она оборачивается, за секунду до удара. И в глазах не страх даже, а... удивление. Словно до последнего момента не верила, что родная сестра может...
Она замолчала, судорожно комкая в руках платок.
— Когда меня выпустили, первым делом поехала на кладбище. Знаете, что я там увидела? Белые розы — любимые цветы Гели. Их приносил Артём Петрович, каждую неделю, несмотря на свою хромоту. А ещё записки от зрителей, от студентов театрального... Столько лет прошло, а её помнили. Любили.
Она медленно поднялась с кресла, подошла к окну. В тусклом стекле отражалось её изможденное лицо.
— А вчера... вчера я узнала, что Артём Петрович умер. Вот, — она достала из кармана халата газетную вырезку. — "Скончался известный режиссёр Артём Савин. Последние сорок лет жизни он посвятил сохранению памяти об актрисе Ангелине Вознесенской, трагически погибшей в расцвете таланта..."
Старушка прижалась лбом к холодному стеклу:
— Знаете, что он сказал мне на последнем свидании в колонии? "Я простил вас давно, Александра. Но сможете ли вы простить себя?" И знаете что? Я не смогла. До сих пор не смогла.
Она вернулась к креслу, бережно взяла в руки дневник сестры:
— Каждый год в этот день я смотрю документальный фильм о ней. Каждый год заново переживаю тот вечер. И каждый год понимаю всё яснее: не было никакой тени. Это я сама отбрасывала её — тень своей зависти, своей неуверенности, своего страха. А Геля... Геля всегда была светом. Светом, который я погасила собственными руками.
На экране шли финальные кадры документального фильма. Молодая Ангелина Вознесенская читала монолог из своей последней роли:
"Знаешь, в чём настоящая сила? В умении любить. Не требуя взамен, не ожидая награды. Просто любить — всем сердцем, всей душой. И тогда любовь становится светом, который разгоняет любые тени..."
— Выключите, пожалуйста, — тихо попросила Александра. — Я больше не могу...
Она достала из кармана халата последнее письмо Артёма Петровича, пришедшее за неделю до его смерти:
"Дорогая Александра Николаевна,
Я знаю, что эти строки найдут Вас, когда меня уже не будет. Врачи говорят, осталось совсем немного. Но перед уходом я должен сказать Вам то, что держал в себе все эти годы.
В тот вечер, за несколько часов до трагедии, Ангелина пришла ко мне в кабинет. Она светилась от счастья, рассказывая о своих планах по изменению сценария, о совместных пробах в Ленинграде, о том, как она верит в Ваш талант. 'Знаете, Артём', сказала она тогда, 'иногда нужно отступить в тень, чтобы дать другому человеку увидеть свой собственный свет'.
Она любила Вас, Александра. Любила той безусловной любовью, на которую способны только самые светлые души. И я знаю, что она простила Вас — в ту самую секунду, когда поняла, что происходит. В её глазах не было страха или гнева. Только бесконечная печаль за ту боль, которую Вы носили в себе...
Простите себя, Александра. Потому что без прощения нет света. А Ваша сестра так хотела, чтобы в Вашей жизни был свет.
Артём Савин"
Александра бережно сложила письмо и прижала его к груди. По её морщинистым щекам текли слёзы, но это были уже не слёзы отчаяния. Впервые за долгие годы она чувствовала, как тяжесть вины медленно уступает место чему-то другому — светлой печали и, может быть, первым проблескам прощения.
За окном догорал весенний день, удивительно похожий на тот, далёкий. Но теперь в воздухе пахло не тополиным пухом, а сиренью. И где-то вдалеке, словно эхо прошлого, звучала та же песня, что играла в день их последней встречи с сестрой.
— Знаете, — тихо сказала Александра, глядя в окно, — я ведь только сейчас поняла... Она не просто любила меня. Она видела во мне то, чего я сама не видела. И может быть... может быть, ещё не поздно научиться видеть это её глазами.
Она ещё раз взглянула на экран, где застыл последний кадр — улыбающаяся Ангелина, вечно молодая, вечно прекрасная, вечно любящая.
— Прости меня, сестрёнка, — прошептала старая женщина. — Прости... и помоги мне наконец выйти из тени.