— Сыночек, родной, да как же это так, — в палату с воплями и причитаниями ворвалась Наталья Родионовна.
— Наталья, веди себя прилично, — одёрнул жену Вадим Львович, — здесь больные люди лежат, а ты вопишь как оглашенная.
— Я не могу на это спокойно смотреть, моему сыну плохо, — вскрикнула Наталья, утирая слезы, которые, казалось, были готовы затопить и без того унылый интерьер палаты.
Вадим Львович вздохнув присев на стоящий у кровати стул, и произнёс тоном не терпящим возражения.
— Я понимаю сейчас твоё состояние, и всё же, держи себя в руках, и прекрати лить тут крокодиловы слёзы.
Лежащий на кровати и укрытый почти до подбородка одеялом Димка, поморщился.
— Мам, и правда, нечего тут концерт устраивать, я жив как видишь, так что успокойся.
— Сыночек, да как же я могу быть спокойной, если с тобой такое приключилось, — прошептала она, присев на краешек кровати, — а всё эта, твоя деревенская пассия виновата, это из-за неё всё произошло. Ну погоди, доберусь я до неё, она у меня ещё попляшет.
— Мать, это ты сейчас о чём? — удивлённо приподняв бровь, спросил Дмитрий.
— Я о Соньке твоей, ты ведь снова завёл с ней отношения, вот у Лизоньки нервы и не выдержали. Бедная девочка, как мне её жалко, я её очень понимаю, тяжело вынести такое, ну да ничего, Бог даст, всё у вас наладится.
— Мать, очнись, — чуть не закричал Димка, — ты кого жалеешь? Лизу твою не жалеть, а лечить надо, у неё кукуха давно поехала, а вы ей во всём потакали. Вот и случилось то, что случилось.
— Не груби матери, — слёзы в глазах Натальи Родионовны вмиг просохли, — это дура деревенская на тебя так влияет, ну ничего, скоро её здесь не будет. Все свои силы и связи приложу, а эту мерзавку из города уберу. Пускай катится в свой колхоз, там ей самое место.
— Ты что, тоже умом тронулась, — Димка приподнялся и присел на кровати, — причём здесь Соня? Если хочешь знать, между нами ничего нет, хоть я и хочу обратного.
— Наталья, это уже слишком, — не выдержал Вадим Львович, и прикрикнул на жену, — прекрати тут истерики устраивать. Больница не место для разборок. Пошли домой, видишь, ты своими воплями утомила Дмитрия.
— Я не утомила, — резко ответила Наталья,— и оставь меня в покое, никуда я не пойду.
Димка скрестил руки на груди, чувствуя, как гнев поднимается внутри. Он подумать не мог, что даже после случившегося, мать останется на стороне Лизы.
— Мать, уймись, — еле сдерживая себя, проговорил он,— вместо того чтобы искать виноватых, вместе с Верой Семёновной, найдите хорошего психиатра, и займитесь наконец лечением своей обожаемой Лизоньки. А Соню оставь в покое, она ни в чём не виновата. С женой я всё равно больше жить не буду, выйду из больницы и подам на развод.
— Дима, так нельзя, — с придыханием выдавила из себя Наталья, — Лиза твоя жена, ты не можешь её бросить.
— Так, всё, — резко проговорил Вадим, — хватит народ смешить, — он взял Наталью под локоть и с силой поднял с кровати, — пошли домой. Димка поправится, и тогда решим все проблемы. Прости сын, — обратился он к Димке, — мать от расстройства не ведает что творит. И подталкивая Наталью к выходу, вместе с ней вышел из палаты.
Димка лежал на больничной койке и смотрел в окно, там, словно своему давнему знакомому, буйно разросшийся клён, помахивал ему веткой в резных листьях. Солнечные блики играли на стекле, рисуя танец света и теней. Ветер шептал сквозь листву, и Димка, ловя эти звуки, в приоткрытом окне, ощущал, как мир за пределами палаты продолжает жить, невзирая на его временное заточение. Он закрыл глаза, лёгкий ветерок, словно волшебный жизнеутверждающий целебник, доносил до него запахи прохлады и зелени. Боль уходила, уступая место ощущению покоя. Проходившие мимо медсёстры и врачи прерывали его размышления, но он старался не обращал на них внимания. Внутри, где-то глубоко, появлялась уверенность, что скоро он покинет эту палату. Вдруг беспокойство о Соне, прервало его мысли. “Мать действительно может ей навредить, пока я буду здесь валяться, — подумал он, — нужно как-то сообщить ей об этом, вот только как. Телефона у неё нет, письмо что ли написать. Хоть бы Пашка догадался прийти, я бы ему всё рассказал”. Только Димка подумал о друге, как в коридоре раздался какой-то шум.
— Да я только на минуточку, посмотрю на него и всё, — узнал Димка знакомый бас Третьякова.
— Поздно уже, нельзя, — вторил ему ворчливый голос медсестры.
Вскоре дверь в палату приоткрылась и в неё просунулась кудрявая голова Пашки.
— Вот упрямец какой, — заругалась медсестра, — халат хоть возьми, а то прёшься в палату без халата.
Через минуту, Пашка был уже рядом с кроватью Дмитрия.
— Ну привет, болезный, и как только тебя угораздило сюда попасть, — беря его за руку, произнёс он.
— Да вот, угораздило, — невесело произнёс Димка, — ты как узнал что я здесь.
— Соня Ольге позвонила и всё рассказала. Я с работы вернулся, а жена меня этой новостью словно обухом по голове пришибла. Ну я твоим позвонил, узнал где ты лежишь и сюда.
— Так Соня выходи всё знает?
— Знает, и очень за тебя беспокоится. Сидит сейчас у нас с Ольгой, ждёт когда я новости привезу.
— Пашка, тебя сам Бог мне в помощь послал.
Димка быстро пересказал другу, всё что наговорила днём в палате мать, и попросил передать Соне, чтобы она была осторожней.
— Ладно, передам, — пообещал Пашка.
— Молодой человек, пора уходить, просились на минуту, а сами уже почти полчаса сидите, — заругалась на него вошедшая медсестра.
— Всё ухожу, вставая со стула и поднимая вверх руки, засмеялся Пашка, — испаряюсь как бес перед заутреней.
Едва он вернулся домой и переступил порог квартиры, Соня с Ольгой тут же набросились на него.
— Ну как он там, говори, не томи, — затеребила его Соня.
— Ничего, держится молодцом, — стал рассказывать Павел, — хотя вид конечно бледный. Привет тебе передал, и велел обнять и поцеловать за него. А ещё, волнуется он очень, боится что мамаша его тебе навредить может. Она была у него и грозилась это сделать.
— Вот старая карга, — воскликнула Ольга, — всё никак успокоится не может. Невестка по её выходит не причём, во всём ты виновата.
— Да, ситуация, — вздохнула Соня, — знаю я на что эта Наталья Родионовна способна, теперь и Славку к себе брать боязно. У меня мысли были, вернуться домой, в Ясный Колодец, наверное так и придётся поступить.
— Знаешь Соня, наверное это правильное решение, не стоит дразнить чёрта. Бери отпуск, и поезжай домой, а тем временем, эта мымра старая может быть успокоится, — поддержал её Пашка.
— Так я и поступлю, только мне к Димке в больницу попасть нужно, сказать что всё ему простила, и что люблю его. Ты сходишь завтра со мной, если что подстрахуешь, не хочу этой ведьме на глаза попадаться.
— Конечно схожу, — заверил её Третьяков.
На следующий день, как только вернулись с работы, они поспешили в больницу. Соня осталась ждать в больничном скверике, а Пашка пошёл на разведку. Оказалось что родители Димки были после обеда, но уже ушли.
— Пошли, нет там никого, — позвал Соню Пашка.
Сам он побыл с ними несколько минут, а потом вышел, давая возможность объясниться.
— Ты правильно поступаешь, поезжай домой, так будет надёжнее, — одобрил решение Сони Дмитрий, — да и мне спокойнее. А я как только выпишусь, сразу к вам со Славкой приеду.
— Но ведь ты женат, Дима, — растерялась Соня.
— Это легко поправимо, — улыбнулся Кашин, — с Лизой я разведусь, а без тебя и Славика, жизнь свою больше не представляю. Так что жди, скоро будем вместе.
— Дим, — Соня посмотрела на Кашина из под опущенных ресниц, — а я ведь люблю тебя, и похоже, что только тебя одного и любила.
— Сонюшка, — Димка взял Соню за руку, — я тоже тебя люблю и любил. Жаль что поздно это понял, дурак.
— Ладно, нам пора, — вздохнула Соня, наклонилась и поцеловала Димку.
— Иди, — удерживая её за руку, ответил он, — связь через Пашку держать будем, и помни, как только выйду отсюда, сразу к тебе.
На следующий день, Соня взяла отпуск на работе, и уехала в деревню.