Глава 64
Кате было неприятно, что он перестал с не разговаривать, но ещё больше ей было печально видеть его напряжённое лицо, а также светящиеся в глазах боль и обиду. Она поднесла руку к лицу Глеба, нежно проведя большим пальцем по щеке.
– Это не обязательно должно быть сегодня, но я надеюсь, что когда-нибудь ты это сделаешь.
Мужчина переплёл их пальцы, поднёс её руку к губам, прежде чем прижать женское тело к своему. Потом приник губами. Этот поцелуй был другим, жадным и отчаянным, словно Катя нужна была ему больше, чем когда-либо. Вероятнее всего, так оно и было на самом деле: слишком давно Глеб не пускал никого в своё сердце.
Глеб жил словно в тумане, который окутал его душу с того самого дня, когда он потерял брата. Каждый год, месяц и день – всё это было лишь бесконечной чередой пустоты, которую он пытался заполнить чем угодно, лишь бы не чувствовать. Работа, случайные встречи, мимолётные увлечения – всё это было лишь попыткой убежать от самого себя, от той боли, которая, как тень, следовала за ним повсюду. Но ничто не могло заглушить ту пустоту, что осталась после потери самого близкого человека. Он словно запер своё сердце в клетку, ключ от которой потерял навсегда.
Женщины приходили и уходили, оставляя после себя лишь лёгкий след, который быстро стирался временем. Ни одна из них не могла пробиться сквозь ту стену, которую он выстроил вокруг себя. Он боялся. Снова почувствовать и потерять. Потому оставался один, даже когда рядом были люди. Его глаза, некогда полные жизни, теперь светились лишь холодным отблеском боли, а на лице застыла маска, скрывающая всё, что он так тщательно прятал внутри.
И вот теперь Катя. Она была другой. Её присутствие не требовало ничего, но в то же время предлагало всё. Её тепло, нежность и терпение – всё это медленно, но верно размывало ту стену, которую он так долго строил. В тот момент, когда их губы впервые встретились, Глеб почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло.
Но даже сейчас, чувствуя её близость, он не мог избавиться от страха. Страха, что однажды он снова останется один, что боль вернётся, ещё сильнее, невыносимее. Потому он держался за неё так отчаянно, словно боялся, что она исчезнет, как мираж, если он отпустит.
***
Глеб сел за кухонный стол Анисима Петровича. Он не имел представления, зачем пришёл, когда появился у двери старика и постучал. Но с тех пор, как отвёз его домой той ночью, не мог перестать думать о том, что Стручков совершенно один во всём мире. Также Глеб не был готов идти домой. После вчерашней ночи и вопросов Кати о его отце, даже если он не ответил ни на один из них, это напомнило каждую паршивую деталь их отчуждения. Он не хотел говорить об этом, потому что не хотел вспоминать предательство. Не хотел вспоминать, на что способен человек, которого, как ему казалось, он любил.
Итак, по какой-то причине Глеб постучал в дверь старика Стручкова. Это был риск, он знал это, – случать в дверь почти незнакомого пожилого человека, который, возможно, даже не помнит встречи с тобой, но Глеб был приятно удивлён, когда Анисим Петрович, увидев гостя, пригласил его войти и без всяких вопросов предложил попробовать его самогон.
– У меня никогда не бывает много посетителей, – сказал старик, убирая со стола стопку газет, затем затолкав ряд банок с пивом в мусорное ведро.
– Надеюсь, вам не будет неудобно от моего прихода, – заметил Глеб.
– Мне не мешает компания. Честно говоря, здесь становится немного одиноко.
– В городе полно дел.
– Никому не хочется меня видеть.
– Это неправда.
– Я пьяница, о котором любят посудачить люди, но это нормально. Я создал себе это имя и принимаю его. Я слишком стар, чтобы пытаться перевоплотиться.
– Разве вы не жили здесь всю свою жизнь?
Анисим Петрович кивнул, затем поставил на стол две рюмки.
– Поэтому меня терпят, – он достал банку с золотистой жидкостью и разлил.
– В это я не верю. Люди в этом городе заботятся о вас.
– Меня уже давно никто не любит, – усмехнулся Стручков.
Глеб знал, что именно он имеет в виду. В каком-то странном смысле они были не такими уж и разными. Но это также заставило его осознать кое-что.
– Я не думаю, что дело в том, что им все равно; я думаю, что вы не позволяете им.
– Ты пришёл сюда, пацан, чтобы читать мне нотации?
– Нет, я зашёл, потому что знаю, что значит быть одному, и немного устал от этого. Подумал, может, вы тоже устали.
– Я стараюсь не задумываться об этом.
– Может, пришло время подумать, – сказал Глеб, пожав плечами, затем поднял рюмку и осмотрел жидкость. – Разве самогон всегда прозрачный?
– Это яблочный самогон, – гордо объявил Анисим Петрович. – Ты закончил трепаться, чтобы мы могли выпить?
Глеб рассмеялся. Возможно, он не изменил жизнь человека мгновенно, но чувствовал, что одним своим присутствием дарит одинокому старику компанию на день и кого-то, с кем можно разделить выпивку. Поднял стакан.
– До дна, – сказал, прежде чем проглотить золотистую жидкость и стать новым официальным дегустатором старика.
***
Катя прижалась к боку Глеба, наслаждаясь тем, как его тепло окутывало её, как одеяло. Этой ночью, как и каждой предыдущей, было потрясающе. Она безоглядно влюбилась в него, но не имела представления, чувствует ли он то же самое. Было так много в нём, чего она не знала. Так много, что он скрывал от неё. Устала ходить вокруг да около, чтобы не спугнуть его. Но если бы он любил её, по-настоящему, разве не доверял бы ей настолько, чтобы открыться?
Катя провела пальцем вверх и вниз по твёрдым мышцам его груди, пока он играл с её волосами.
– Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – сказала, надеясь, что Глеб наконец почувствует себя достаточно комфортно, чтобы открыться.
– Например?
– Что угодно.
– Ты красивая.
Она остановила руку на его груди и взглянула с приподнятой бровью.
– Ты говоришь мне это постоянно. Кроме того, это не то, что я имела в виду. Расскажи мне что-нибудь о себе.
Глеб отодвинулся, и девушка натянула одеяло на своё тело, когда он прижался спиной к изголовью кровати.
– Я не знаю. Пожалуй, рассказал тебе всё.
– Нет, не рассказал, – произнесла Катя, не в силах скрыть горечь в своём тоне. Ей было так трудно продолжать притворяться, что ей всё равно, что он держит её от своей души на расстоянии вытянутой руки, никогда не раскрывая слишком много о том, кто он такой. Вещи в его жизни, которые помогли сформировать его личность, которой он является сегодня. Она не привыкла не знать каждую деталь о человеке, а мужчина, в которого она, несомненно, влюбилась, отказывался впускать в свой внутренний мир.
Глеб испустил раздражённый вздох, его руки опустились на матрас.
– Только не снова, – он встал с кровати и схватил свои брюки с пола.
– Куда ты идёшь?
– Куда угодно, лишь бы не говорить на эту тему.
– Чего ты так боишься?
Мужчина провёл напряженной рукой по волосам. Вены на его шее вздулись, а лицо приняло оттенок красного, которого Катя никогда раньше не видела.
– Ты хочешь знать? Ты действительно хочешь знать?
Нет, блин! Она просто так спрашивала, чтобы поддержать разговор. Конечно, она хотела знать. Разве он не видит? Не понимает, что лишает не только её, но и себя шанса стать более близкими? Поделиться всеми частями друг друга, как бы тревожны они ни были. Разочарование, которое кипело на поверхности, наконец взорвалось.
– Да! Я хочу, чтобы ты рассказал мне! Доверился настолько, чтобы рассказать! – голос Кати был отчаянным и расстроенным, но ей было все равно. Она устала ходить вокруг да около него, боясь надавить слишком сильно и расстроить Глеба. Боясь, что станет выглядеть неуверенной в себе. Она не была такой. Она была просто девушкой, которая хотела, чтобы мужчина, которого она любила, любил её достаточно сильно, чтобы быть с ней честным. Чтобы заполнить пробелы, которые так тщательно охранял. Доверял ей.
– Это не имеет никакого отношения к доверию; не вешай мне лапшу на уши, – почти прорычал Глеб.
Катя встала на колени и подошла к краю кровати, протянув руку, надеясь, что её прикосновение успокоит и убедит, что она не хочет его расстраивать. Глеб не потянулся к ней, и девушка попыталась стряхнуть боль, которую вызвало это простое действие. Он привык прятаться за стеной, и его действия не отражали его чувств. Тогда Катя упрямо, не позволяя мужчине больше игнорировать себя, взяла его руку в свою и взглянула в глаза, позволяя гневу утихнуть.
– Тогда почему ты не разговариваешь со мной?
– Хорошо! – закричал он, его голос эхом разнёсся по её спальне, когда он вырвал руку. – Пока я сидел и смотрел, как умирает мой брат в больничной койке, моя девушка изменяла мне с моим собственным отцом. Это то, что ты хочешь услышать? Меня предал мой собственный родной человек!
Ошеломлённая и не в силах произнести ни слова, Катя смотрела на Глеба, её рот был открыт. Слезы проступили, когда наблюдала, как боль и гнев бушуют в нём. Она хотела утешить его, сказать, что ей жаль всего, что ему пришлось пережить. Убедить, что она никогда не предаст. Никогда не причинит такую ужасную боль. Вместо этого села и позволила Глебу говорить, потому что боялась, что если прикоснётся, произнесёт хоть слово, он снова замкнётся.
– Я думал, что она любит меня. Я планировал попросить её выйти за меня замуж. Так что, пожалуйста, прости меня за скептицизм. За то, что немного сдерживаюсь. За то, что не хочу вкладываться полностью, потому что уже делал это однажды и обжёгся.
– Я не она, – сказала Катя, не в силах молчать.
– Ты думаешь, я не знаю этого?
– Нет, потому что ты не знаешь, – Катя вскочила с кровати и встала перед ним. – Если бы ты знал, мы бы не вели этот разговор.
– Я не могу это делать, – сказал Глеб, натягивая футболку.
– Что делать? Разговаривать?
Он снова замыкается, и она не знала, как его остановить. Не знала, как убедить, что то, что у них есть, стоит риска.
– Нет, – он махнул рукой. – Что бы это ни было.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что дал обещание самому себе много лет назад. Даже теперь, ослеплённый твоим милым личиком, не имею права его нарушить. Я знаю лучше. Счастливых финалов не бывает, и я настраиваю себя на большее разочарование. Не могу сделать это снова. Не буду.
Мужчина повернулся к двери, и Катя побежала за ним, схватив за руку в жалкой попытке остановить. Проблема была в том, что не имела представления, как заставить его понять, что она не его бывшая девушка. Что не изменит и не бросит. Что любит.
– Глеб, пожалуйста, не уходи.
Он вырвался из её хватки и повернулся назад, гнев и раздражение сменились чем-то, что она не могла точно определить, возможно, болью или сожалением.
– Мне жаль, Катя, – сказал он, прежде чем выйти за дверь.
Катя стёрла льющиеся по щекам слезы. Она ненавидела плакать, но не могла остановиться. Каждый раз, когда думала, что справится с собой, накатывала новая волна и сбивала с ног. Она была так зла на Глеба, но и на себя тоже. Может быть, могла бы поступить иначе. Может быть, ей не следовало давить так сильно. Она просто хотела узнать больше о человеке, в которого влюблялась с каждым днём всё больше и больше.
Теперь, когда у неё были ответы, она не чувствовала удовлетворения; всё, что она чувствовала, – это тошнота.
Все покидали Глеба, по своему выбору или по смерти. Это всё, что он знал, поэтому вместо того, чтобы воспользоваться шансом на новую жизнь, решил, что предательство и разочарование когда-либо произойдут с ним снова. Потому оттолкнул Катю, решив разорвать их связь прежде, чем будет снова пострадать. Но разве он не понимал, что она не хочет причинять ему боль? Все, чего она хотела, – это любить его!
Он не был слишком глупым, чтобы в упор не видеть, кого встретил на жизненном пути. Катя никуда не собиралась уходить. Он может отпихивать её сколько угодно, но она будет рядом на каждом шагу, показывая и доказывая ему, что она здесь, чтобы остаться, и это время начинается прямо сейчас.
Девушка схватила ключи и выбежала за дверь. Солнце едва поднялось над горизонтом, но Кате было всё равно. Она будет сидеть на ступеньках его магазина и ждать Глеба, пока солнце не взойдёт и он не появится.
Что именно и сделала. За исключением того, что хозяин заведения так и не появился. Даже к тому времени, когда его магазин должен был открыться. Никто не появился. Даже если Глеб был зол на неё, это не помешало бы ему прийти на работу. Что-то было не так, и как только Катя это поняла, ужасное чувство скрутило её желудок.
К счастью, сегодня работала Женя, поэтому Катя позвонила ей сообщить, что должна уйти, а затем помчалась к дому Глеба. Она подъехала, и его машина была там, но сколько бы раз она ни стучала и колотила в дверь, он так и не ответил. Девушка повернула ручку, надеясь, что он, как и все остальные в Травнинске, оставил дверь незапертой. Когда ручка повернулась, толкнула дверь и побежала вверх по лестнице.
– Глеб! – крикнула Катя, пробегая через гостиную и прямо в спальню. Его кровать была не заправлена, телефон лежал на скомканном одеяле. Одежда, которую он носил вчера, была брошена в кучу на полу, как будто переодевался так быстро, что даже не подумал бросить её в корзину для белья, которая была прямо по другую сторону комнаты.
Девушка спустилась вниз и резко остановилась на лестничной клетке. Его велосипед, который обычно стоял именно на этом месте, исчез. Даже если бы он поехал кататься, он бы уже вернулся, чтобы открыть свой магазин.
Катя схватилась за перила и опустилась на ступеньки, пока в голове разворачивались ужасные картины. А что, если у него несчастный случай? Что, если ударился головой? Или скатился с одного из холмов?
Её сердце колотилось о грудную клетку, делая дыхание невозможным. Она боролась, делая короткие отчаянные вдохи, пытаясь контролировать своё учащённое сердцебиение.
– Успокойся, – пробормотала себе, сосредотачиваясь на том, чтобы воздух входил и выходил из лёгких. – Может, это ничего. Возможно, ты преувеличиваешь, – продолжала разговаривать сама с собой. – Но что, если ты ошибаешься? Что, если он ранен?
Катя не нуждалась в том, чтобы спрашивать себя дважды. В глубине души она уже знала ответ.
Но где он? Если на тропах, то их длина больше двадцати километров, и большую часть она петляет в лесу. Катя подумала о том, чтобы самой отправиться на поиски, но что, если Глеб без сознания? Или не может ходить? Что ей тогда делать? А что, если на него нападёт медведь или волк прежде, чем она это сделает? Вероятность была мала, но здравый смысл исчез примерно в то время, когда Катя поняла, что он пропал.
Пропал.
Боясь потерять ещё одну секунду, девушка вскочила со ступеней и снова села в машину, направляясь к единственному человеку, который мог бы ей помочь.