Найти в Дзене
Бронзовое кольцо

Я тебе верю. Глава 2.

Начало здесь. Глава 1. Нина трясущимися руками обтирала лоб дочери. Только сейчас она заметила, насколько осунувшееся и бледное у неё личико. Тень от жидких ресниц спадала веером, ещё больше оттеняя синяки под глазами. Вдруг тоненькие веки дрогнули, и Зина открыла зеленовато-карие глаза. - Мама… что случилось? Что-то голова кружится. Нина не знала, как себя вести с дочерью. Что сказать своей малышке, которую она почти перестала замечать, всё чаще заглядывая на дно бу_тылки. Она решила подождать. - Проснулась, доченька? – Нина погладила рыжие волосы дочери. - Вот и хорошо. Я тебе сейчас чаю горячего налью. – Она быстро вышла из комнаты. - Мама, сейчас утро? – девочка озадаченно приподняла голову. - Утро, Зина, утро, - с кухни донеслись звуки льющейся воды и доставаемых из шкафа столовых приборов. - Мам, пол восьмого уже, мне в школу собираться пора, - худенькая фигура девочки показалась в дверях. Она натягивала застиранную серую майку. - Зина, ложись пожалуйста, я учительнице записку на
В ожидании чуда. Или нет. Фото из открытого доступа.
В ожидании чуда. Или нет. Фото из открытого доступа.

Начало здесь. Глава 1.

Нина трясущимися руками обтирала лоб дочери. Только сейчас она заметила, насколько осунувшееся и бледное у неё личико. Тень от жидких ресниц спадала веером, ещё больше оттеняя синяки под глазами. Вдруг тоненькие веки дрогнули, и Зина открыла зеленовато-карие глаза.

- Мама… что случилось? Что-то голова кружится.

Нина не знала, как себя вести с дочерью. Что сказать своей малышке, которую она почти перестала замечать, всё чаще заглядывая на дно бу_тылки. Она решила подождать.

- Проснулась, доченька? – Нина погладила рыжие волосы дочери. - Вот и хорошо. Я тебе сейчас чаю горячего налью. – Она быстро вышла из комнаты.

- Мама, сейчас утро? – девочка озадаченно приподняла голову.

- Утро, Зина, утро, - с кухни донеслись звуки льющейся воды и доставаемых из шкафа столовых приборов.

- Мам, пол восьмого уже, мне в школу собираться пора, - худенькая фигура девочки показалась в дверях. Она натягивала застиранную серую майку.

- Зина, ложись пожалуйста, я учительнице записку напишу, что ты заболела.

Жгучий стыд перекатывался в теле матери, от лица до самых ступней, жаром обдавая все её внутренности. «Да как я только могла! О чём я только думала!» Словно тревожное табло красными буквами вспыхивало снова и снова.

- Всё, конец этой яме. Надо выбираться. Что с дочерью сотворила! Сво_лочь я после этого, а никакая не мать.

- Хорошо, мама, я тогда правда полежу. Как-то странно голова кружится, - Зина легла на подушку, казавшейся огромной от соседства с маленькой головкой.

- Подожди, Зина, я чай несу, - мать вошла с кружкой и тарелкой, на которой лежала два куска хлеба с вареньем.

Она наклонила подушку на полированную спинку кровати, помогла дочери сесть, навалившись на подушку.

- Мама, а что вчера случилось, в голове туман. Помню, мужчина какой-то приходил, вы в зале закрылись. А потом не помню ничего, - Зина взяла чашку в одну руку, хлеб в другую.

Ей казалось странным всё происходящее. Добрая мама, тревога в её испуганных глазах. «Может, я что-то натворила, и не помню? Разбила что-то? Нет, мамина любимая ваза всё так же стоит на подоконнике.» Глаза девочки пробежались по комнате, наткнувшись на пустую выпуклую бутылку под столом.

Нина, увидев, куда обращён взгляд дочери, торопливо сказала:

- Да, вчера человек один с работы приходил, выпили немного. А ты уснула. На кухне, - мама почесала указательным пальцем под носом, будто что-то ей мешало.

Зина без аппетита съела один кусочек хлеба и с удовольствием выпила весь чай.

- Мама, а можно мне ещё чаю? – попросила она, - какой-то сегодня странный он. Но очень вкусный.

- Конечно, доченька, - Нина взяла остатки еды и вернулась на кухню. Она достала из-за холодильника бутылку с остатками конь_яка, и плеснула со столовую ложку содержимого в чашку.

«Немного, совсем чуть-чуть, в её состоянии хуже не будет,» - оправдала мать свой поступок.

Зина проспала целый день. Сон был тревожный, её бросало то в жар, то в холод. Ей казалось, что она ослепла в своём сне. Серая пелена, сквозь которую проникали только звуки. Громкий мужской смех врезался, превращаясь в милицейскую сирену, что она слышала на прошлой неделе вечером. Мамины стоны превращались в хихиканье кикиморы, которой она так испугалась на «Проводах зимы». Зина точно помнила, что кикимора была одета в старую рваную фуфайку, из которой клочьями торчала серая вонючая вата, а на голове полосатый платок с куриными перьями, которые она теряла, совершая дикие прыжки согнутой горбатой фигурой. Крючковатый нос приковывал к себе внимание, и ужас Зины не давал ей отвести глаза.

Потом наступала тишина, и девочка чувствовала в ушах свой пульс, ожидая новую какофонию ужасных звуков.

На обед мама сварила макароны, приправив их маргарином. Отрезала по два кусочка сала. Разогрела чайник. Она подходила к холодильнику раз десять за полдня. Ненавидя себя за то, что сомнения всё больше теребят её сознание. Вставала сбоку от задней стенки, покрытой чёрной железной решёткой. «Только руку протяни, только руку протяни, и всё будет хорошо!» Но в этот миг Нина видела беспомощные глаза дочери, и спрятав руки в карманах видавшего виды халатика, отходила от холодильника.

Вечером ей нужно было идти на работу. Она проклинала себя за то, что не вылила сразу остатки вчерашней вы_пивки в раковину, как сначала собиралась сделать. Теперь жёлтая жидкость манила её больше, чем некоторых манит путеводная звезда. Все мысли исчезли, вместо них пульсировала одна, размером с игольное ушко. Эта игла впилась в мозг Нины, и давила на него, казалось, проникая всё глубже, причиняя ужасную боль. «Выпей, выпей, выпей», - билось в каждой клетке несчастной женщины. Уже одевшись, с шейным бордовым платком, зажатым в руках, как последняя надежда, Нина села на кухонный табурет.

- Одна стопка, и всё… - сказала она себе, не понимая, насколько правдивы её слова относительно «и всё».

Поцеловав дочь на прощание, обдав её запахом, который некоторыми считался присущим благородному напитку, Нина по-киношному махнула шарфиком в дверном проёме зала, и через несколько секунд захлопнула за собой входную дверь.

Зина отвернулась к стене, и принялась разглядывать обои с вензелями. Завитушки были разные, побольше и поменьше; похожие, и в то же время отличающиеся друг от друга.

Дверной звонок запел трелью невиданной птицы, которую Зина как ни старалась, не могла себе представить. Прошлёпав босыми ногами в прихожую, встав на табурет, она посмотрела в глазок. Вчерашний усатый военный стоял в подъезде, улыбаясь во все зубы.

- Кто там? - спросила в замочную скважину девочка.

- Это я, Геннадий. Открой, пожалуйста, дверь.

- Мамы нету дома, она на работе, - Зина взялась обеими руками за прочную чёрную пластмассовую ручку, будто наделяя её ещё и своей силой. Ниже ручки был врезан замок с защёлкой.

- А я знаю, мне мама сказала. Я к тебе пришёл. Мишку принёс игрушечного, хочешь посмотреть? Открой, я тебе сейчас его отдам.

- Мне мама не разрешает незнакомым открывать, - слабые руки девочки держали дверную ручку, выступающие костяшки побелели.

- Да какой же я незнакомый? Я - Геннадий, как крокодил Гена из Чебурашки. Я же вчера у вас в гостях был.

Зина молчала. Ей казалось, что она слышит раздражённое сопение за дверью.

«Ты – страшный серый волк, а никакой не Гена». Она зажмурила глаза, и стала считать про себя. «Я досчитаю до тридцати, и он уйдёт», - решила она.

Оборвав звериное сопение, резко хлопнула входная дверь подъезда. Заслышались медленные шаги, один чуть короче другого.

- Вы к Нине? – спросил неожиданно мелодичный для старушки голос.

- Да, к Нине. Договорились встретиться, а её дома нет.

- А Вы приходите завтра. Пораньше. В это время она на работе. До свидания. – по интонации бабушки было понятно, она ожидает, когда мужчина уйдёт.

- А, может…

- Нет, не может, - певуче, но уверенно произнесла бабушка.

- До свиданиьица в таком случае, бабуля, - произнёс Геннадий не из сказки, быстро протопал на выход.

Снова раздалась переливчатая трель дверного звонка. Теперь Зина знала, что это соседка, строгая бабушка Тамара.

- Зина, ты дома?

- Да, бабушка Тамара, я дома, - Зина стояла, прижавшись спиной к холодной стене, до половины окрашенной синей масляной краской. До светлой части, покрашенной сероватой извёсткой, её маленькая головка ещё не доставала.

- У тебя всё хорошо? – было слышно, как соседка перебирает содержимое сумки в поисках ключей.

- Да, всё хорошо, - сказала Зина, отделяясь от стены.

- Ты не волнуйся, Зина, твоя мама скоро придёт. Ты молодец, что не открыла дверь. Не надо таким маленьким девочкам, как ты, открывать дверь незнакомым дядям.

Зина хотела сказать, что не такой уж он не знакомый, но передумала. Мама и правда пришла скоро, девочка успела лишь безуспешно поискать Мурзика по всем закоулкам квартиры, да написать только несколько строчек во вторую зелёную тетрадь.

Нина выглядела странно, будто полководец, проигравший самую главную битву в своей жизни.

- Мама, привет, - вышла Зина в растянутых спортивных трико и футболке.

- Привет, дочка, - Нина села на табурет, «прописанный» в прихожей, свесив голову набок.

- Ты устала? - спросила дочь, пытаясь заглянуть в её лицо.

- Да, очень, - мама неловко стянула сапоги, путаясь в них. – Ты поешь там сама, ладно?

- Ладно, - согласилась Зина. – Мама, а ты не знаешь, где Мурзик?

- Мурзик, - вскинув голову, повторила мама. – Каэшшно знаю, в бане, - и снова безвольно свесила голову.

Острая игла прочно засела в мозгу Нины, мешая ей думать о другом. Утром, после пробуждения, она ругала себя. Присев на корточки у кровати дочери, смотрела на неё, смахивая солёные слёзы, разбавленные принятым накануне спир_тным. Смотрела на поношенную детскую одежду, давая себе честное слово, что после получки точно поедет по магазинам. Правда, жизнь была очень несправедлива по отношению к Нине Николаевне, и деньги после получки оседали в небезызвестном нам магазине.

Принятое с утра решение «Ни-ни» снова оказывалось к вечеру невыполнимым по целому ряду причин. Колесо жизни Нины медленно катилось под откос, увлекая с собой заодно и Зину.

Иногда мама приходила в компании с разными женщинами. Причину их весёлости Зина скоро научилась безошибочно определять в других людях. Потом стали появляться и мужчины, но они были не такие, как усатый военный в сапогах. Какие-то беззубые, замусоленные, жалкие, они становились храбрыми и отважными после приёма волшебного зелья.

- Чё_рт! – разглядывая свою расплывшуюся фигуру в зеркале прекрасным трезвым утром, воскликнула Нина, - ни фи_га себе! – живот будто появился из ниоткуда. Правда, Нина давно перестала выщипывать брови, которые могли быть пририсованы и Бреж_неву. Стирала одежду и бельё время от времени. Ногти постригала, когда у неё самой они уже вызывали отвращение. Так же она не следила за женскими делами, обходясь при случае старыми тряпками. Зато Нина рано узнала о «делах» благодаря багровым пятнам на заднице материной ночнушки, порванной под мышкой.

Нина заранее взяла на работе отгул. Утром встала, почистила зубы, пригладила волосы массажкой, застревавшей на затылке в непослушных свалявшихся волосах. Нехотя приняла душ, и отправилась в женскую консультацию. Денег на автобус было жалко, да и всё равно, до остановки переться сколько, и сколько времени там прождёшь его. Она брела по бесконечным тротуарам, изредка встречая одиноких прохожих. Ветер то подталкивал её в спину, будто помогая быстрее добраться. То вдруг набрасывался сбоку, сбивая дыхание и норовя сорвать старенькую шапку.

Женская консультация. Врачиха, задающая стандартные вопросы. Медсестра, не менее равнодушная, чем врач.

Тонкие губы с издевательско-яркой красной помадой бездушно шевелились.

- Замужем?

- Нет.

- Кто отец? – молчание. – Знаешь хоть?

- Знаю, - Нине хотелось разбить блестящие очки, такие же блестящие, как сытая уютная жизнь красноротой.

- Последние ме_сячные когда были? – ручка замерла над бумагой.

- Не знаю, - беременная Нина разглядывала грязные ногти с уголками заусениц.

- Рожать будешь? – хмыкнула врач.

- Нет, - Нина открыла ладони, пытаясь разглядеть, когда она на этой линии жизни свернула не туда.

- Раньше почему не пришла? Что мне сейчас с тобой делать прикажешь! – выговаривала врач. – На кресло давай.

Нине показалось, что красноротая выбрала самое большое зеркало из всех возможных. Небрежно засунув его в Нину, доктор спокойно отошла, и стала перебирать бумажки на столе. Комок отделился из желудка Нины, и начал быстрое путешествие наверх в поисках выхода. Она переглотила подступившую рвоту, собрав все силы. Наконец, инквизиция была окончена.

- Садитесь, - с издёвкой произнесла врач.

Нина присела на белый стул одну ягодицу, согнув ноги в коленях. Живот заныл от недавней неожиданной боли. Слёзы унижения готовы были пролиться из её глаз. Но Нина знала, зареви она сейчас, реветь будет долго и жалостливо. Сжав кулаки, она чувствовала, как длинные ногти впиваются в ладони, отвлекая одну боль от другой, прикрывая её сверху.

- Ну, что я Вам скажу, - шевелились яркие губы, - а_борт делать уже поздно. Придётся рожать. – Нине послышалось в торжествующем голосе «Шах и мат».

- Это точно? – ладони понемногу разжимались.

- Да как я могу сказать, точно или нет! За месяч_ными не следите, рожаете от кого попало. Плодите тут… - раздражение в голосе врача, ненавидевшего свою работу, достигало апогея.

- Ладно, я поняла.

Что происходило дальше, Нина пережила, как в дурном сне. Анализы, какие-то кабинеты, зубной, подмахнувший бумажку без осмотра ротовой полости беременной.

Потом она сидела на остановке, привалившись к её отвратительно холодной железной стене. Потом ехала, подпрыгивая на кочках и ухабах, в автобусе, который будто бычок на родео, стремился скинуть очередного бедолагу-ковбоя. Тащилась от остановки метров триста, несколько раз присаживаясь на лавки у «своих» домов. (У нас дом на одного хозяина в частном секторе называют «свой» дом.) В подъезде Нина уже не смогла сдержаться, и придерживала низ живота, будто это может помочь ей уменьшить тянущую боль.

Вскоре пошла к_ровь. Алая, обильная, будто горячая. Нина лежала, свернувшись калачиком, обхватив себя холодными руками.

Повернулся ключ в замке, послышался высокий голос Зины:

- Мама, я вернулась, - движение в прихожей, скрип дверей толстого жёлтого шкафа.

- Привет, дочка, - мать попыталась изобразить улыбку на лице. – Я приготовить не успела. В больницу ходила, заболела что-то.

- Ничего, мама, я сейчас чайник поставлю, чаю горячего попьём, - Зина быстро переодевалась в домашнее.

Про ужасы одинокой беременной женщины с ребёнком на руках можно писать долго и слёзно. На работе некоторые помогали, принося одежду, оставшуюся от своих детей Нининой дочери. Некоторые открыто осуждали, завидев пузатую фигуру со шваброй в одной руке и лентяйкой - в другой. Когда пришло время выхода в декрет, Нина пошла к директору.

- Анатолий Филиппович, можно? – робко постучавшись, Нина приоткрыла дверь директорского кабинета.

- Заходи, - махнул левой рукой директор, не поднимая рыжей головы, богато украшенной львиной гривой.

- Что у тебя? – он поднял голову и увидел просительницу, - а, это ты. Давай, говори быстрее, совещание скоро.

- Мне в декрет пора… - не подходя к столу, негромко сказала Нина.

Директор поднялся, взял пиджак, висевший на спинке высокого, с резной спинкой, деревянного стула.

- Пора – так иди. Думаю, отдел кадров не затруднит на твоё место кандидатуру найти, - руки уже в рукавах пиджака, вот они застёгивают крупные чёрные пуговицы.

- Вот, я и сказать хотела…

- Ну давай уже, рожай! То есть, нет, не рожай пока, - глаза директора обследовали живот Нины, - говори быстрее.

- Можно ли оформить кого-то на время вместо меня, ну, на декрет только. А я работать буду, я могу. Вот.

Внушительная кожаная папка из рук перекочевала под мышку.

- Не родишь ты мне здесь? Точно?

- Да точно не рожу, дочка у меня ещё, сами понимаете…

- Ой, всё, некогда мне тут с тобой, - Анатолий Филиппович приблизился к Нине и посмотрел на неё сверху вниз неожиданно добрыми и беззащитными глазами:

- Иди в отдел кадров, скажи, чтоб нашли кого вместо тебя оформить.

- Спасибо Вам, Анатолий Филиппович, - не ожидавшая быстрого решения своей проблемы, Нина растерялась.

Директор распахнул перед ней дверь, привычно выражая производственное недовольство:

- Да иди уже, некогда мне тут с вами…

Нина ходила на работу, как и до беременности, без опозданий. Правда, воды в ведро она наливала поменьше, и менять её приходилось чаще. После первого визита в женскую консультацию желание вы_пить уже не так обжигало. Куда как более болезненным оказались человеческое презрение и явно ощущаемая брезгливость. В поджатых женских губах; в том, как отодвигались от неё, садящейся рядом; в насмешливых взглядах мужчин всех возрастов, будто неприличное слово было написано на её лбу. Недавние знакомые иногда окликивали её, завидев на улице:

- Нинок, пошли посидим? А, Нинок, ну чё ты, как неродная?

- Нет, спасибо, некогда мне, - Нина шла своей дорогой, целеустремлённо глядя вперёд.

- А ещё говорят, чудес на свете не бывает! Оказывается, ещё как бывает, наш Нинок пить бросила, и в порядошные заделалась.

- Чего и вам желаю, - не глядя, бросала Нина.

- Пошли, Светка, нашим расскажем. Ви-и-иш, Нинка-то наша человеком стала. Не то, что мы, алкашня подзаборная. – И, делясь своими переживаниями друг с другом по поводу Нинки, чудесным образом бросившей пить, подруги отправлялись дальше, синхронно раскачиваясь из стороны в сторону.

- А вот ты, например, хотела бы такую жисть? – спрашивала обладательница спортивной шапочки с помпоном на макушке.

- Я? Такую жисть? – растерев по рукаву содержимое хлюпающего носа уточнила женщина в детской шапочке с висящими ушами, - Да ни в жисть!!!

И дамы, весело хохотнув, продолжили свой променад.

  • Продолжение Глава 3.
  • Путеводитель здесь.

Уважаемые читатели и гости канала!

Все текстовые материалы, размещённые на канале "Бронзовое кольцо" являются объектом aвторского правa.

Kопирование и распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет) запрещено. Tакже запрещено любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем, как и коммерческое использование.