—Понимаешь, что будет, когда она заберет Аню? —сквозь слезы говорила Эля. —Я этого не вынесу.
—Но… Она же мать, это ее долг – воспитывать собственного ребенка, —возразила Вика.
Глава 26
— Ой! — испугалась Элеонора, прикрыв рот ладонью.
— Не ойкай, собирайся. — в приказном тоне посоветовал муж.
—Откуда ж ты узнал, что она едет? Ей же еще сидеть и сидеть, —слезы брызнули из глаз, Элю затрясло.
—Какая разница. Собирай вещи!
Эля вихрем закрутилась по квартире. Руки дрожали, женщина не знала за что хвататься. Всё валилось из рук. Голова была забита разными мыслями, но ни одна еще не подсказала, куда бежать.
—А куда же мы поедем? —спохватилась Эля, опустившись на диван.
—К сестре, куда ж еще, —Дмитрий открыл кошелек, чтобы дать денег жене.
—Точно! —воскликнула на радостях Эля. —Вике все равно одной скучно, дочка уехала, а тут мы.
Она начала забрасывать одежду в чемодан и тараторить о том, как будет здорово жить в деревне, где воздух всегда свежий, и Аню никто не найдет. Аня стояла в дверях комнаты и не понимала, почему ее «мама» собирает вещи и нервничает.
—Что стоим, кого ждем? —крикнула Эля, увидев ее. —Быстро складывай книжки и тетрадки, мы уезжаем!
—Куда? —брови девочки взмыли на лоб.
—Туда, где тебя никто не найдет!
Пожав плечами, Аня ушла в комнату и начала сборы…
***
Через несколько часов они прибыли в деревню, где их не ждали. Увидев родню, Вика всплеснула руками:
—С вещами? —она была удивлена внезапному приезду незваных гостей.
—Мы поживем у тебя какое-то время, —отчеканила Эля, поцеловав сестру в щеку.
—А что случилось? —недоумевала Вика.
—Потом расскажу. Предоставь нам комнату, мы надолго.
После разбора вещей Эля рассказала о невестке, которую освободили, и она уже в пути.
—Понимаешь, что будет, когда она заберет Аню? —сквозь слезы говорила Эля. —Я этого не вынесу.
—Но… Она же мать, это ее долг – воспитывать собственного ребенка, —возразила Вика.
—Нет! —вскочила из-за стола Эля и замахала руками. —Анечка – моя девочка, поняла? Моя! И я ее никому не отдам…
***
Увы, Эля проиграла битву за внучку. Люба не была лишена родительских прав, и после недолгих судебных разбирательств Аню вернули законной родительнице. Забрав дочь, Люба увезла ее в дом бабушки. За то время, которое Люба провела в местах лишения свободы, она родила сына. В свидетельстве о рождении мальчика в графе отец стоял прочерк. От кого родила мальчика, Люба никому не рассказывала, хотя и так понятно, что она его нагуляла. Ванюша, которому было всего шесть месяцев отроду, был беспокойным капризулей. Ночами не спал, плохо ел, плакал и часто кричал не своим голосом, будто его обижают. Люба, заставляя старшую дочь присматривать за ребенком, психовала, покрывая свою нелегкую судьбу отборным матом.
К бутылке первое время Люба не прикладывалась и старалась содержать дом в чистоте, чтобы у нее не отобрали детей. Из еды были картошка и крупы; яйца и молоко давали соседи, одежду Люба брала поношенную у всех, кто предлагал. Иногда попадались такие дряхлые вещи, что они были годны лишь на выброс, но Люба не избавлялась от подачек, потому что знала – новое достать она не сможет. Работала женщина скотницей. Приняли на работу ее сразу, потому что жаль детей, которые ни в чем не виноваты.
Каждый старался подкормить Аню, потому что выглядела она понурой и одутловатой. Соседи думали, что девочка недоедает, поэтому у нее темные круги под глазами, не улыбается и не играет с местными ребятишками. Будто слабость одолела ребенка, а может, и хворь какая.
—Девка у Любки больная, что ли? —рассуждали женщины, стоя у магазина.
—Так ее ж сюды такой и привезли.
—Да не-е-е-ет, видала я, какая девка справная была. Поначалу. А сейчас как будто голодом ее морят.
—Ой, не бреши! Любка и молоко имеет, и картоху, с чего там голодать?
—А ребенок в лохмотьях ходит.
—И что? Не такие уж и лохмотья. Что нам тут, в деревне, красоваться. Для чего наряжаться? А для огорода и старенькое пойдет.
—Так она ж что по улице, что по огороду в тряпье ходит. Видать, совсем бедно живут.
—Неправда. Заходила я к Любке нонче, сальце относила. В доме чисто, аж сверкает. Ну побыла баба за решеткой, и что ж? Навыки растеряла по хозяйству? Нет! А то, что в такую ситуацию попала, так ведь она защищалась.
—От мужа? Да Васька был ниже травы тише воды.
—Васька пьяницей был. Видать, напился до чертиков, да буянить начал. А Любка правильно сделала, что себя в обиду не дала.
—Да с ним она пила, на пару. Небось, из-за бабы той и схлестнулись.
—Какой бабы?
—Да была у него тут одна. Привозил и жены не стеснялся.
—Так-то ж родственница, кажись, и была.
—И ты в это веришь? Ну дуреха!!
Люба помнила и полюбовницу мужа, и все его прегрешения. Она не могла забыть то, как поймала мужика с его якобы «сестрой». До сих пор в глазах стояла та противная картинка, когда Люба заглянула в комнату, а там… А потом и схлопотала почем зря. От Васьки. Чтоб ему пусто было. То, как Люба проводила время в бараке, она не вспоминала. Не хотела душу бередить. Лишь сын напоминал ей те ночи, когда выть хотелось от отвращения. Да куда ж было деваться, ежели мужик глаз на нее положил? Обещал амнистию и слово свое сдержал.
—Ну, на том и спасибочки, —Люба месила тесто для пирога, ожидая сегодня «дорогого» гостя.
Аня во дворе катала коляску с братиком, который спал, мамка готовилась к встрече какого-то дядьки. Еще утром мать предупредила, что сегодня оба будут сидеть в комнате, и пусть только попробуют высунуть носы, враз подзатыльник прилетит. Аня помнила слова матери и возражать не стала. А так хотелось побегать с девчонками местными, поиграть в салочки! Но больше всего Аня скучала по бабушке, которая занималась с ней и русским, и математикой, книжки читали вместе, стихи разучивали. Книжки мамка в печке спалила, тетради порвала, мол, глупости всё это. В их семье ученых не было, значит, и Аньке такой никогда не стать.
—Вырасту, сбегу, —покачивая старенькую коляску, Анечка сидела на ступени крыльца и мечтала о побеге.