- Людка! – поздно вечером в хату Кошкиных вбежала соседка Галина Ивановна. – Что ж ты молчала? Я б пораньше прибегла!
Людка лежала на кровати и тяжело дышала. Потирая бока огромного живота, она вздыхала, охала и ждала, когда дите появится на свет. Зажженные свечи, потрескивающие на столе, благоухали неприятным ароматом, который душил и заставлял слезиться глаза. В доме было тихо, потому что дети вместе с мужем изгнаны на улицу, чтобы не мешали естественному процессу. Люда кряхтела, жмурилась и что-то шептала себе под нос, задирая подбородок к потолку.
- Что у тебя тут? – ахнула Ивановна, увидев множество свечей. – Неужто молишься?
- Молюсь, - простонала Люда, переворачиваясь на бок. – Молюсь, чтоб мертвый родился.
- Тьфу, дурында! Ты что такое несешь? Не гневи бога, Людка, - соседка встала у кровати и осмотрела роженицу с головы до ног. – Мокрая вся. Тебе переодеться надо.
- Не буду, - махнула рукой Люда, - пускай в грязи рождается.
- Глупая ты баба, - Галя села у ног Людмилы. – Кто ж виноват, что тебя…
- Молчи, - зашептала Люда и перевернулась на спину. Согнув ноги в коленях, она задрала подол платья по самую шею. – Никто об этом знать не должен. Принимай! – скорчив ужасную гримасу, женщина начала тужиться.
- Так, так, - залепетала соседка, поднеся руки к промежности роженицы. – Еще. Да не заталкивай ты его обратно. Забыла, что ли, как рожать надо?
- Замолчи ты-ы-ы, - протяжным голосом попросила Людмила, не открывая покрасневших от многочасовых мучений глаз. – Тяни его. Больше суток, чертяка, кочевряжится. Все соки из меня вытяну-у-ул.
- Ой! – воскликнула соседка, подхватив молчаливого новорожденного. – Ой, какая славная!
- Девка?
- Ага!
- Заверни ее в полотенце и вынеси на мороз.
- Да ты что, Люда? Да как можно? Это ж живой человек. – впала в ступор соседка.
- Скажем, что мертвая родилась. Топи ее скорее, чтоб глаза мои не видели. Хватит с меня ртов. Четверых на свет произвела, а эту, - приподняла голову Люда, - эту никому нельзя показывать. На мороз, Галочка, убери ее, видеть не хочу.
Голова упала на подушку, и Люда замолкла.
Входная дверь скрипнула. Галя закрутила головой. Что же делать? Причину, по которой Люда хочет избавиться от ребенка, она прекрасно знала. Но рука не поднимается придушить невинное дитя. Закрутив девочку в полотенце, Галя приподнялась с постели.
- Ну что там? – поинтересовался Алексей - муж Людмилы.
Он не спешил войти в комнату, топтался у печи и ждал ответа. Жена мучается вторые сутки, а разродиться не может. Впервые такой казус с Людмилой, первых ребятишек быстро родила и столько времени на бабскую «работу» не затрачивала.
Андрейке, старшему сыну, захотелось появиться на свет, когда Люда и Алеша сено в поле ворошили. Пласты еще не высушенной травы ворочают, Люда песню поет, а Алеша идет позади и подпевает. Сели у стожка передохнуть, так Людмила возьми и ляпни, мол, сегодня к вечеру она ему первенца – сыночка – подарит. Алеша ничего не ответил, прижал к себе любимую и задремал на целый час. Через час просыпается, а жена уже ребеночка грудью кормит. Не слышал Алеша ни звука бабьего, ни крика младенческого.
Шурка, нежданно-негаданно, морозной темной ночью «вылупилась» и давай орать, а Людмила спит после тяжелого дня и не слышит. Алеша чуть со страху не помер, когда проснулся. Откидывает одеяло, а там кровищи, дите горлопанит, а женка будто наливки напилась – дрыхнет. До сих пор эту историю без смеха не вспоминают. Правда Людмиле не нравится, когда муж об этом вслух говорит, мол, стыд пробирает – схваток не почувствовала. Да какие уж тут схватки, если за день так намаешься, что ног не чуешь! Алеша посмеивается, а Людмила злится.
Сонька тоже не предупредила, когда покинуть чрево матери собиралась. «Выпрыгнула» и давай голосить, как слепой котенок. Пищит, а Люда лежит в сене и приговаривает:
- Ну здравствуй, Сонька, а вот и ты. Еще одна помощница в нашу семью пришла.
С Гришей также чудно́ получилось. Праздник в селе «Заря» проводился, с хороводами, песнопением. Бабы кружат вокруг гармониста, чуть поодаль ребятишки в салочки играют, а Людка сидит на табуретке и подпевает. Громко так, с надрывом. Потом как ойкнет! Что аж голоса прекратились. Народ на Людку покосился, она встает, а под ней лужа. Вся юбка водой пропитана.
- Началось, - пробормотала женщина.
Обмотала мокрым подолом промежность, так в раскоряку и потопала до хаты.
- Как из пулемета она их выстреливает, - поговаривал народ в селе, удивляясь Людкиным способностям. Всем бы так, с легкостью, от бремени избавляться. Всем бы, да не всем в постыдную историю попадать. Посторонней любовью завязанную.
Много лет за Людкой Ванька Серый ухлестывает. Проходу не дает. Серым его прозвали от того, что он в детстве любил в саже печной изваляться. Откуда такая тяга – никто не знает. Почистит его мать печь, золу на грядки вывезет, а Ванька тут как тут. Плюхнется животом на горку пыли, ручки оттопырит и делает вид, будто по реке плывет. Мать его прутом отгонит, в таз посадит и давай отмывать. Волосенки все в саже - не очистишь. Так и прозвали мальчонку Серым. До сих пор кличку эту он носит. Вырос Ванька, а память людская крепка, покуда люди живы. Ванька давно Иваном стал, но Серым так и остался. Правда, характер чересчур испортился. Был добродушным мальчиком, а стал злобным, завистливым мужичком, всю жизнь зарящимся на чужое. Приглянулась ему Людка с самой юности. Пытался Ваня за ней приударить, да не смог обратить на себя внимание, потому что сердце Люды было отдано Алексею, первому красавцу на деревне. Но Иван не отступал.
Поймает ее в темном углу и о любви своей судачит. Людка отворачивается, к стенке деревянной спиной прижимается, охает-вздыхает, но намека на близость не дает. С малых лет Ванька неровно дышит к местной красавице, с малых лет снится она ему, в мечтах грезится. Но однажды, напившись самогонки местной, задумал он недоброе. Пока Алексей был в отъезде, подстерег Ваня его женщину за сараями, когда она белье на веревках развешивала, затащил в бурьян высокий, да и надругался над ней. Не смогла Люда отбиться. Сил не хватило. Сбежал Иван, исполнив задуманное. Выползая из кустов, Люда охала и рыдала, чем и привлекла внимание соседки Гали, возвращающейся из леса, что за огородами виднеется. Наткнулась на Людмилу, лежащую у бурьяна, и помогла ей подняться. Рассказав об Иване, Люда решилась наложить на себя руки, но Галя заставила ее одуматься, потому что деток у Люды четверо. Соседка поклялась, что не расскажет ни одной живой душе о произошедшем, только пусть Людмила о детках своих думает и делает вид, будто ничего не случилось.
Через несколько месяцев поняла Людмила, что семя Ивановское в ней зародилось. Как только не пыталась избавиться от дитя вражеского, да только ничего не помогло. Последняя задумка вовсе бесовской была, когда срок уже большой был – спрыгнула Люда с крыши сарая прямо на голую землю. Лодыжку повредила, а дитю ничего не сделалось. Сообразив, что так просто от него не избавиться, решила Люда подождать окончание срока, а там придушить младенца, чтобы все подумали, будто он мертвый родился...
- Галя, убери ее, - прошептала сквозь сон Людмила, - за окошко брось.
Закрутившись на месте, Галя растерялась: бежать к окошку или передать дите Алексею. Боязно за подругу, сил нет. Если Алексей узнает, что дите не от него зачато – Людмиле несдобровать.
- Прости меня, Господи, - кинулась к окошку женщина, держа на руке ребенка, но так и не успела отворить раму.
Девчонка как будто беду почувствовала, как начала орать на всю хату, что аж у Алеши слезы градом посыпались. Стоит мужик, плечом печку подпирает, а сам слезы счастья льет.
- По голосу слышу, - прошептал Алеша, - девка у нас…