После «лечебного дела» я решил отучиться в ординатуре на психиатра. Ну, как решил. Скорее, у меня не было другого выбора. Дед мой был психиатром, дядя, брат моей мамы, заведующий общепсихиатрическим мужским отделением нашей психиатрической клинической больницы. Мама моя, правда, не психиатр, она фармацевт, работает в аптеке. Стало быть, я из династии медиков, а психиатрия, похоже, передается у нас по мужской линии.
Практику я проходил под чутким руководством своего дорого дядюшки - Петра Игоревича Веселовского, опытного специалиста со стажем более двадцати лет. Дядька филонить не давал, спрашивал с меня по всей строгости, скидок на родство не делал, учил уму-разуму. Я не противился, мне нравилось приходить в нашу клинику, нравилось, как всё устроено у него в отделении. Чистенько, медперсонал по струнке ходит, пациенты ухожены. Всё по чину. Никаких киношных мифов про ужасы психбольниц вы у нас не найдете. Правда, решетки на окнах всё же имеются. Таков порядок.
Петра Игоревича ценит руководство и уважают подчиненные. Но речь сегодня не о том. Была у нас с ним традиция. Нет, в баню мы не ходили, хотя дело это хорошее. Мы пили чай. Каждый день, после утреннего обхода, я заглядывал в дядюшкин кабинет. К моему приходу он уже заваривал листья китайского чая, доставал свои любимые конфеты «Мишка на севере» (говорил, они ему детство напоминают), и усаживался в свое громадное кожаное кресло, кряхтя от удовольствия. Кабинет у дяди уютный. Из окна открывается чудесный вид на больничный парк. Вдоль аллей тянутся фонарные столбы, скучающие лавочки, над которыми смыкают свои изумрудные кроны липы и тополя. Пейзаж весьма романтичный, особенно если не вспоминать, что находимся мы в доме скорби.
В такие минуты мы с дядей беседуем. Он рассказывает случаи из своей обширной практики, а я слушаю, развесив любопытные уши. Рассказывает он всегда интересно, да так, что чай у меня неизменно успевает остыть, потому что я вечно забываю его выпить.
- А, что Петр Игоревич, - так я называю дядюшку только пока мы в клинике, а дома зову его дядей Петей, - бывали у вас такие случае, когда больной оказался не больным, а бред его вовсе не бредом?
Дядя Петя помолчал, задумчиво почесал подбородок, сделал глоток из своей безразмерной кружки с надписью «лучшему психиатру» и задал мне встречный вопрос:
- Ты имеешь в виду какую-нибудь чертовщину?
Я заулыбался, опустив голову, но опытный дядюшка уже заметил лукавый огонек, вспыхнувший в моих глазах.
- Эх, молодежь, всё бы вам небылицы слушать. А ведь работа психиатра - такая же, как и любая другая. Только результат, может быть, не сразу заметен. А люди насочиняют сказок, думают, что мы тут чуть ли не чертей поганой метлой гоняем, верят во всякую ерунду. И киношники туда же. Только страху нагоняют, да напраслину на нашего брата возводят. Такое, бывает, покажут, что волосы дыбом встают и плеваться хочется!
- Так было чего? - прервал я горячую дядюшкину тираду.
- Было - не было… Даже и не знаю, как сказать… Одна любопытная история в памяти у меня занозой сидит. До сих пор не могу понять, что тогда на самом деле произошло. Был у нас пациент. Давно, лет семь назад. Я тогда только заведующим стал. Прихожу с утра на работу, а мне Светлана Геннадьевна наша с порога говорит.
- Посмотрите, Петр Игоревич, прелюбопытнейший случай! Ночью к нам пациента срочного доставили.
- Чего, говорю, натворил?
А Светлана Геннадьевна мне отвечает:
- Могилу, стервец, раскопал.
Я документы из её рук принял, а пока изучать не начал, спрашиваю:
- Как объясняет?
- Никак. Молчит, как партизан на допросе. Полиция его на кладбище взяла, их сторож вызвал. Прямо там, на месте преступления его и застали. Он даже убегать не пробовал. Сдался сразу и всё. Может быть, у вас получится его разговорить.
- А к нам-то, зачем его привезли? Вандалы, вроде, не наш профиль.
- А он в полиции сказал, что кольцо священное у мертвеца искал, да не нашел. Не тот, видно, мертвец. Другого надо рыть! Вот так вот.
Светлана Геннадьевна сделала большие глаза, и я рассмеялся.
- Да, - протянула она, - вандалы нынче пошли… Я думала, может он под чем-то, но кровь у него чистая.
Я покивал ей в ответ и погрузился в чтение, а Светлана Геннадьевна по делам ушла.
- Что за фрукт оказался? - нетерпеливо поинтересовался я, пока дядя увлечено извлекал конфету из обертки.
- Фрукт еще тот. Отец алкоголик, молодым еще повесился по пьянке. Мать умерла, когда он мальцом был. Рос под бабкиным приглядом. Да бабка тоже померла недавно. Девятнадцать лет ему, окончил девять классов, больше ничему не учился, работал, где придется, перебивался случайными заработками.
- И зачем же ему это кольцо понадобилось? Кладоискатель? - спросил я, отхлебнув чай из кружки.
- Вроде того, - загадочно пояснил дядя, - только он объяснял поиски эти своеобразно. Он якобы слышал голос, который велел ему выкопать тело.
- Шизофрения? - блеснул знаниями я.
- Я расскажу тебе историю с его слов, а ты дальше уж сам решай, - сказал дядюшка. - Мне удалось найти к нему подход. Он ведь отрицал собственное безумие. Как, впрочем, и все они. Но я воспринял его слова серьезно, и он раскрылся. А может быть, просто увидел во мне хорошего слушателя, того, с кем можно поделиться мучившими его мыслями, выговориться, в конце концов.
*****
- Меня зовут Олег. Олег Васильев, - так начал рассказ мой пациент. - Жизнь моя безрадостна. Родителей своих я почти не помню. Знаю лишь, что были они зависимые люди. Отец зависел от водки, а мать - от отца. Я не был им нужен.
Моя судьба никогда их не интересовала. Воспитывала меня баба Зина. Её моя судьба тоже мало заботила. Называла она меня и «ярмом», и «хомутом на шее» и бог еще знает чем. Говорила: «не нужен ты никому, а помру я, так и вовсе в детдом пойдешь. Отец твой алкаш, всю жизнь моей дочке испоганил, всю кровушку нашу выпил и его отец, дед твой, тоже алкашом был. ПрОклятое семейство! Не стоило моей Диночке с вашей дурной кровью мешаться. Говорила я ей! Ты, поди, тоже таким станешь, как отец твой и дед! Проклятие на вас, и род ваш гнилой и проклятый».
Я слушал эти тирады не раз. И всегда обильная речь её, сдобренная проклятиями, заканчивалась неутешительными предсказаниями моей грядущей судьбы. В конце концов, я перестал обращать внимание на её слова, просто впадал в отупение, когда она снова заводила свою пластинку. Думал о чем-то своем или пел про себя любимые песни, позволяя ей спустить накопившийся пар. Жизнь у неё была нелегкая. Денег всегда не хватало, но она тянула меня, как могла, и я ей по-своему благодарен. В детдом не сдала, хоть и еле терпела.
Когда она померла, а случилось это внезапно, я вдруг понял, что совершенно один на белом свете. Профессии у меня нет, учится мне не на что, работы приличной тоже без образования не найти. Бабка была единственным человеком, который знал о моем существовании. Даже её скрипучий голос, без конца бубнивший проклятия, сейчас казался мне таким родным и близким.
Помыкавшись в одиночестве, я решил, что такая жизнь мне не мила. Зажился я на этом свете, пора и честь знать. Никто ведь и не заплачет обо мне. Решил свести счеты с опостылевшим существованием. Набрал ванную погорячее, намутил пены побольше, залез в воду, посидел немного, пригревшись, взял лезвие и …услышал голос.
- Не смей портить шкуру! Ты моя собственность!
Я лезвие выронил. Оно упало на дно ванны, затерявшись в густой пене. И давай головой во все стороны вертеть. А никого и нет рядом. Я дома один.
- Кто, - говорю, - здесь? А у самого голос дрожит.
А этот продолжает. Голос у него тягучий такой, до самого донышка пробирает, аж мурашки по телу стадами бегают.
- Я, - говорит, - к тебе с самого твоего рождения приставлен, пришло время тебе со мной познакомиться.
Ну, думаю про себя, совсем с катушек поехал, раз голоса всякие мерещатся. А сам понимаю, что помирать-то уже не хочется. Отпустило меня, вроде. Я как-то даже повеселел.
- А что, - говорю я бодро, - рад знакомству. Будет теперь, с кем словечком перекинуться!
- Дурак ты, - отвечает голос раздосадовано, - некогда мне с тобой болтать. Не для этого пришел.
- А для чего?
- Работу тебе предложить хочу.
Я почувствовал вдруг, как пятая точка подмерзать начинает. Вода в ванной остыть успела. Как будто льдом даже подернулась. Я вылез из ванны, вытер прилипшую пену полотенцем и на кухню пошел. Захотелось мне выпить нестерпимо. В холодильнике, помню, коньяк дешевый стоял. Так-то, доктор, вы не подумайте! Я не пью и ничем таким не балуюсь, даже к курению равнодушен. Кофе с коньячком уважаю, могу иногда позволить, давление у меня низкое. А тут тяпнул сразу грамм сто и присел на стул, прямо так, в полотенце обернутый. А голос уже тут как тут!
- Что, - говорит, - будешь на меня работать?
- А если не буду, что тогда? - решил проверить я.
- А тогда, - отвечает мне, - повторишь судьбу деда и отца!
Я прямо опешил, рот открыл, аж привстал от удивления, даже полотенце на пол упало. Потом снова на стул голой задницей сел и чувствую, что ноги от холода неметь начинают.
- Что же получается, - возмутился я, - это ты их извел, из-за тебя они пили, как верблюды, а потом с жизнью распрощались? Да кто ты вообще такой?
Голос пропустил мои претензии мимо невидимых ушей.
- Это ты у своего прадеда спроси, кто я такой и как он со мной познакомился! - парировал он.
- Как же я спрошу, коли прадед помер черт знает когда, и про него я ничего не знаю!
- То-то! - победоносно проговорил он. - Вы, людишки, живете теперь без роду и племени, а потом удивляетесь, от чего это жизнь ваша не ладится. Отцы пьют, дети вешаются или, вон, как ты, шкуру себе портят. А заглянули бы вы в дебри веков, так и поняли, в чем загадка. Проще простого ваш ребус решается. Я вот своих предков до пятнадцатого колена знаю. Ночью разбуди меня, отвечу, чем прапрадед по материнской линии на жизнь зарабатывал.
- Ой, какой же ты молодец! - съязвил я. - Сам себя не похвалишь - весь день ходишь как оплеванный! А ты вот лучше объясни мне, отчего моя жизнь такая задрипанная.
- За грехи прадеда отдуваешься, - совершенно спокойно ответил мне голос, - и весь род его за те грехи пострадал.
- Что же он натворил такого?
- Вор он, - тихо сказал голос, - расхититель могил. Грех это большой покой мертвых тревожить, но прадеду твоему невдомек было. Ограбил он однажды могилу старого колдуна. Колдуны, когда помирают, богатства свои, за жизнь набранные, в могилу к себе велят положить и охраняют их как зеницу ока. А кто на те богатства позарится, тому несдобровать.
- Утащит мертвец к себе что-ли? - решил пошутить я.
- Хуже, - громыхнул вдруг голос прямо над моим ухом. - Сущность к нему прицепится, черная душа колдуна и не отцепишься от неё во веки. Души колдунов, чтоб ты знал, черны, как смоль, и не могут от своей тяжести землю покинуть. Так и маются здесь, клады стерегут, да люд живой со свету изводят.
- Значит, ты и есть тот колдун, что моих родных извел, - грустно заметил я.
- Сами виноваты. Надо было делать, что говорил. А они испугались. Подумали, что с ума сходят, раз меня слышат, пить начали, чтобы голос мой заглушить, а там уж какой от них толк.
- Что мне нужно делать для тебя? - вздохнул я.
- Как что? Не догадался еще? Клады искать, конечно же. Дед твой мои богатства по ветру пустил, проел-прогулял, да еще и кольцо мое украл. А кольцо то, по секрету скажу, волшебную силу имеет.
Я слушаю его, а у самого волосы не только на голове шевелятся, а вообще везде. Думаю, ну, попал!
А он продолжает:
- С кольцом этим волшебным твоего прадеда и похоронили. А кто, спрашивается, мне украденное вернет? И клад мой, и кольцо?
- Кто? - прикидываюсь дурачком.
- Так ты и воротишь всё!
Я снова вздохнул. Понял уж, что отвертеться не получится. Придется за дедовы грехи мне отдуваться.
- А какая сила в кольце том, - спрашиваю, - что оно умеет?
- О, - восхищенно выдохнул он прямо мне в ухо, - кольцо мое умеет клады находить! Оно их чувствует, понимаешь?
Я кивнул, мол, конечно, понимаю, а как же!
- Кольцо мое надобно достать! - рявкнул он так, что я подпрыгнул голым задом на стуле.
- Как достать? Из могилы?
- Конечно. Я тебе подскажу, где могила окаянного вора, прадеда твоего, находится.
От мысли, что мне придется лезть в могилу и снимать кольцо с праха почившего, у меня похолодели руки, а лоб покрылся липкой испариной.
- Да не трусь! - подбодрил меня голос. - Я ведь и тебя не обижу. Будешь, как сыр в масле кататься! Ведь как ты сейчас живешь? Тьфу! Смотреть противно! Влачишь жалкое существование, еле-еле концы с концами сводишь. А кладов много в земле лежит. Всем хватит: и мне, и тебе.
- Вы согласились? - спросил я Олега.
Он помолчал немного, следя внимательно глазами за ползающей по стене мухой, а потом ответил:
- А что мне оставалось делать? В петлю лезть, не признавая его существование или, может быть, пить начать, как отец и дед? Согласился, конечно. А дальше вы, доктор, уже всё знаете.
- А кольцо-то вы нашли? - спрашиваю у Олега.
- Нашел, - говорит, - но где оно, не спрашивайте. Всё равно не скажу. Я его хорошо спрятал.
- На этом Олег свой рассказ закончил, - подытожил Петр Игоревич.
*****
Я сидел и таращил на дядюшку свои ясные, как полуденное небо, глаза.
- Как же складно у него все выходит. И голос, и кольцо и даже семейная история, - искренне восхитился я.
- Бред величия сопряженный с чувством вины и бессмысленности существования, - пояснил дядюшка.
- Вы так думаете?
- Так я думал после нашего с ним разговора. До того момента, пока не выяснилось, что он пропал. Просто исчез, растворился в воздухе. Сбежать, как ты сам понимаешь, из-под наблюдения он не мог. Отделение закрывается на ключ. В ту ночь дежурила Светлана Геннадьевна, а мимо неё даже бактерия не проскочит!
- Куда ж он подевался? - недоумевал я.
Петр Игоревич пожал плечами.
- Не знаю, как сквозь землю провалился. Но шуму было, я тебе скажу! Меня чуть с должности не поперли. А ведь я не успел даже во вкус войти! Но ничего, отбились мы со Светланой Геннадьевной от проверок, да нападок. Еле-еле отбились. Я и раньше к порядку строг был, а после того случая еще внимательнее следить за дисциплиной стал. Ну, как тебе история?
- Круто! - искренне сказал я, переваривая услышанное. - Прямо магия какая-то, аля Хогвартс!
- Ага! Куда уж магам хогвартским с отечественными колдунами тягаться! - рассмеялся дядюшка, поднимаясь из кресла. - Пора работу работать! Дела сами себя не сделают.
Я нехотя отставил в сторону недопитый чай и вышел из кабинета в реальную, полную пациентов и забот, жизнь. Рабочий день клонился к полудню, по коридору сновали медсестрички в белых халатиках, а у меня из головы никак не шел рассказ моего дяди. Неужели и правда всё было так, как рассказал Олег Васильев? Голос колдуна, родовое проклятье, грехи предков…Может ли быть такое на самом деле? А вы как думаете, друзья?