Федор нашел ей нужный сайт, и Антонина Павловна купила билет на самый ближайший поезд, он был через три часа. А вскоре она уже сидела в вагоне, решив, что так поздно свое начальство беспокоить не будет, а отпросится утром. Уснула она как-то сразу. Да и проснулась Антонина, своему удивлению, поздно и почему-то подумала:
– Видно мне для чего-то дали отдохнуть, а может он…, нет не может такого быть, он молодой, организм у него крепкий.
Ехать оставалось два часа и она окунулась в воспоминания:
Костя был совсем маленький, когда они поехали всей семьей на море. Это было великолепное путешествие, сын был доволен, и именно тогда она заметила первые признаки равнодушия в нем, сын абсолютно ничем не интересовался, но вокруг зеркал в фойе пансионата, где они жили, крутился постоянно.
– Уж не там ли на море было начало нашей последующей трагедии– думала она, – неужели там мы и упустили что-то в его воспитании, а потом все наростало, как снежный ком.
Вспоминала Антонина, как он первый раз пришел из школы избитый, и ей было так жалко его, она ходила к директору школы разбираться, хотя все ребята в один голос говорили, что он, Костя, сам был виноват.
– Может я сама его испортила своей излишней опекой.
Но тут вспомнилось и то как он ухаживал за дворовым щенком, как кормил птиц зимой, развешивая в дворе кормушки.
– Почему, почему он такой противоречивый вырос. В нем странным образом соединились и высокое самомнение, и доброта, эгоизм и сострадание к животным. Что, что мы с отцом упустили? Мама моя постоянно говорила нам, что нужно еще детей рожать, а единственный ребенок это всегда эгоист. Может она и права. А Косте Марина родила близнецов, двух сыновей. Ну что, что может быть для мужчины лучше? Нет не понять мне его.
И вот наконец-то Москва, она заторопилась к выходу, Надеясь выйти из вагона первой и ей удалось, но уже спустившись с метро, она вспомнила, что надо позвонить начальству, отпроситься. Быстро набрав номер, Антонина Павловна произнесла:
– Лидия Сергеевна, я в Москве, извините, что так поздно звоню, но я только вышла из вагона, а там я не хотела говорить.
И она объяснила ситуацию. В ответ ей было высказано сожаление по поводу случившегося с ее сыном. И ей разрешили остаться в Москве на столько дней, сколько ей понадобится.
Выйдя на нужной станции метро, она огляделась вокруг и нашла кафе, в которое должна была зайти, но там была абсолютно пусто, только сновали официанты, занимаясь своими делами. Антонина заказала себе кофе и омлет, ведь неизвестно, когда она сможет позавтракать. Она успела уже поесть, и тут дверь хлопнула и она увидела молодой женщину с младенцем на руках. Та обвела глазами помещение и направилась прямо к ней.
– Здравствуйте! Вы Антонина Павловна?
– Да, – растерянно сказала Антонина, удивившись ребенку, который спал на руках мамы, как она сразу поняла.
– А я Галя, – ребенок, как и думала Антонина, спал и она говорила шепотом, – Костя в очень тяжелом состоянии. Я боюсь что…
И она заплакала.
– Не плачьте, Галя, а то ребенок проснется.
– Это Верочка, завтра ей будет четыре месяца, – попыталась улыбнуться Галя, – правда она до сих пор не получила свидетельства о рождении, ведь Костя все откладывал и откладывал нашу регистрацию, а теперь… – и она, зажав рот, сдерживала рыдания.
– Ну вот, опять двадцать пять, – с раздражением подумала Антонина, – это уже ни в какие рамки не лезет, да что же не так с моим сыном, почему он такой? – подумала она в очередной раз и спросила у Галины:
– А больница далеко отсюда?
– Близко, минут десять езды на троллейбусе.
И они поехали в больницу. Разговаривать в троллейбусе было невозможно, и Антонина Павловна просто разглядывала женщину. Она была гораздо моложе сына, к тому же была небольшого роста и худенькая, поэтому выглядела совсем девочкой. Ей уступили место, и она сидела, прижав к себе ребенка. А вскоре поднялась и стала пробираться к выходу, махнув рукой Антонине Павловне.
Вот они уже идут по больничному двору. Антонина Павловна волнуется. Ведь столько лет она не видела сына, не слышала его голоса, не знала о нем ничего. Зато только сейчас узнала , что он снова поступил непорядочно. Галина неуверенно шагает рядом, словно боится его.
– А может и впрямь боится, ведь он не велел ей звонить мне, ладно сейчас во всем разберемся, – печально думала Антонина.
Она добилась, чтобы их обеих пустили к сыну. Костя он лежал весь белый: нога была в гипсе, рука перебинтована, на голове тоже была повязка. Увидев их, он сморщился, показывая этим свое недовольство. Но они знали, что времени у них мало, их пустили всего на несколько минут.
– Ты зачем приехала, кто тебя просил? – грубо спросил он.
Мать растерялась:
– Судя по его тону, Костя не так уж и плох, как утверждала Галина.
Но она взяла себя в руки и сказала:
– Мне Галина сообщила, что ты в больнице.
– Ты зачем ее слушаешь? Ты что, до сих пор не поняла? Я тебе сразу сказал, не лезь в мою жизнь.
Он вдруг замолчал, видно понял, что переборщил, а потом грубо сказал:
– Уезжай, мы сами разберемся.
– Ты уже однажды разобрался, или ты забыл об этом. Меня интересует всего один вопрос: ты жениться будешь?
– Нет, и не лезьте в мою жизнь.
– Хорошо, пойдем, Галя, – и она, взяв женщину за руку, повела ее из палаты, – пойдем отсюда, горбатого могила исправит, – сказала она громко и они ушли, прикрыв дверь, так как сын не очень лицеприятно распрощался с ними.
– Ой, не говорите так, – вскричала Галя.
Ну а Антонина Павловна очень спокойно произнесла:
– Я больше не приду сюда, и завтра же уеду, правда, я теперь очень хочу посмотреть, как же вы тут живете. И ты к нему не ходи, у тебя ребенок на руках, нечего тебе волноваться, а то молоко пропадет. А Верочке нечего в городском транспорте заразу собирать. Да еще и по морозу.
Они вновь сели на троллейбус и уже через полчаса были дома.
Квартира сына была в огромном шестнадцатиэтажном доме на седьмом этаже. Они зашли в квартиру, она действительно была огромная, одна комната была закрыта, Антонина Павловна заглянула туда: комната была пустая, только шторы висели на окнах, во второй комнате была спальня, там же стояла и детская кроватка, куда сразу, аккуратно раздев, и положили уснувшую малышку. На кухне было достаточно уютно, красивые шторы, дорогой, судя по всему, кухонный гарнитур, картина на стене над столом, огромный холодильник. Антонина открыла его, там была девственная пустота, только стояла бутылка молока и кастрюлька с чем-то.
– И все? – повернувшись к Гале спросила гостья.
– У меня денег нет, – виновато проговорила женщина, явно собираясь заплакать.
Но ее опередила Верочка, тихонько хныча, словно собираясь заплакать.
Позабыв обо всем, Галя кинулась к дочери:
– Ой, ее пора кормить, – и она стеснительно посмотрела на Антонину Павловну.
И та вышла, решив, еще заглянуть в ванную и туалет. Туалет был, как везде, а ванная комната была шикарной. Как и у нее, здесь был душ, правда в шикарной кабине. Над раковиной висело красивое овальное зеркало. И стоял огромный обычный пластмассовый таз, в котором, наверное, купала Галя дочку.
– Да, хорошо он приготовился к рождению дочери, – возмутилась Антонина Павловна.
По цветным небольшим тряпочкам, висевшим на полотенцесушителе и очень похожим на тряпки от старой ночной сорочки, Антонина поняла, что памперсов у них нет очень давно. В ней нарастало раздражение, нет даже не раздражение, а ярость. И она вернулась на кухню и начала открывать шкафчики: там продукты все же были: рис, гречка, сахар.
– С таким питанием у нее и молоко кончится, – подумала Антонина.
И тут Галя зашла на кухню, и, улыбаясь, сообщила:
– Уснула, моя лапочка, намаялась за сегодня.
– Магазин у вас далеко? – спросила Антонина.
– Нет, сразу справа за углом Магнит.
– Пойдем быстрее, пока она спит. У тебя же ничего нет, а тебе надо есть.
Они быстро оделись и сходили в магазин, а вернувшись занялись обедом. И пока они готовили, Галя рассказала о себе:
– Я сирота, квартиру получила в Подмосковье. Не слишком близко, конечно, но когда мне дали там квартиру, я решила, что это очень даже хорошо иметь квартиру в старом доме. Большая, теплая, на третьем этаже. Сейчас у меня там живут квартиранты, но так как сейчас зима, я не могу их выпроводить, хотя хотела бы вернуться домой. У меня там и работа хорошая была, пока…
Она, шмыгая носом, явно собиралась заплакать, но сдержалась.
– А ты где-нибудь училась?
– Да, я закончила Московский педагогический университет, пока училась и жила в общежитии. Мне казалось, что это так здорово – жить в столице. Потом я нашла работу, я логопед. И два года снимала квартиру, правда, на пару с подругой, тогда-то я и поняла, что одна в Москве я пропаду. В это тяжелое для себя время я и познакомилась с Костей.
Вскоре мне дали квартиру, как сироте, но только в Подмосковье. Я тогда поступила нечестно, по отношению к Косте, я не сказала ему о своей квартире, так как я сразу сдала ее квартирантам.
– И Слава Богу, – подумала Антонина Павловна.
– У меня меня накопилась на карте немного денег, от сдачи квартиры, но я сейчас беру оттуда понемногу, хотя понимаю, что брать нельзя, ведь там нужен ремонт, значит мне опять придется квартиру снимать, но я уже с Верочкой, а хозяева неохотно сдают квартиру тем, кто с детьми. Я уже поняла, что ваш сын на мне никогда не женится, я ему не нужна. Ему было совсем плохо сразу после аварии, а сейчас уже лучше, сразу видно было по его поведению. Вы уж извините, что я вас заставила приехать.
Уважаемые подписчики и все, кто просто заходит на мой канал, спасибо, вам за лайки, за теплые комментарии, пусть в вашем доме навсегда поселится счастье, и прочь уйдут все невзгоды.
Читайте также на моем канале:
Хрупкое право на жизнь