Мужчина и женщина шли по дорожке парка вдоль озера. Старик и такса поняли, что эти двое ссорятся, раньше, чем до них донеслось:
— Ну неужели ты не можешь просто погулять, отдохнуть? Неужели обязательно нужно ехать по магазинам?! У женщин это прямо фетиш какой-то!
— Да какой смысл просто так болтаться?! Я и без твоих прогулок все время на ногах! Тебе вообще мои желания неинтересны!
Двое присели на скамейку рядом со стариком и таксой, продолжая спорить.
Старик опустил узловатую руку на макушку собаки, та посмотрела ему в глаза.
— Поможем? — шепотом спросил старик.
Такса неуверенно махнула тонким рыжим хвостом.
— Вы извините, мы, наверное, помешали, — спохватился мужчина, обращаясь к старику.
Женщина замолчала, недобро стрельнула глазами, отвернулась. Старик покачал головой, погладил таксу.
— Нет, нам вы не помешали. Наоборот, хорошо, что вы присели на нашу лавочку.
— Вы понимаете, женщины... — Мужчина виновато развел руками.
— А хотите, я вам одну историю расскажу? Может, пригодится... — Старик смущенно улыбнулся. — Если у вас время есть, конечно.
— Да я с удовольствием послушаю вашу историю. — Мужчина обернулся, глянул на свою спутницу. — Уж это всяко лучше, чем ругаться.
Женщина не удостоила его взглядом, вытянула ноги, откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза. Словно говоря: «Делайте что пожелаете».
***
— Жили-были, — начал старик, — муж, Илья Петрович и жена, Вера Викторовна. Хорошо жили, не то чтобы совсем безоблачно, но не хуже других. Сына вырастили, внука вырастить помогли. И вот, когда их жизнь перешагнула шестой десяток, остались они вдвоем. Вроде здорово — свободные, еще относительно крепкие, живи и радуйся. Только вот чего-то им не хватало. Особенно Вере Викторовне. Вышла она на пенсию и загрустила.
Муж работал, сын приезжал редко, с тех пор как перебрался в другой район. О внуке и говорить нечего. Молодой, шебутной: не до стариков ему.
— А давай-ка заведем собаку, — предложила Вера Викторовна мужу. — И мне будет с кем погулять-поговорить, и тебя дома будут двое счастливчиков встречать.
— Ну собаку, так собаку, — согласился Илья Петрович.
Посидели они, подумали и решили взять гладкошерстную таксу. Идеальная собака. Компактная, аккуратная, не шибко линючая, серьезная, басовитая, с характером. Просто миллион достоинств! Так в доме появился Макс.
Вошел он в жизнь супругов маленьким, кругленьким щеночком. Не было у него тогда еще длинного таксиного носа, прекрасных вытянутых форм и грозного голоса. Все это пришло со временем. А вот любовь между супругами и Максом вспыхнула практически сразу.
Но собака собакой, только вот ругаться и спорить супруги стали все чаще и чаще. Да и не только друг с другом. Может, свободного времени у них стало больше. А может, усталость за всю жизнь накопилась, вот и выплескивалась таким образом.
Ну вот, например, раньше Вера Викторовна никогда мужа по мелочам не пилила. Не помыл он, допустим, тарелку сразу после еды, да и бог с ней. Ничего страшного. А теперь ее это жутко раздражало:
— С чего это Илья, ты вдруг решил, что раз я на пенсии, то должна твоей домработницей быть! — возмущалась Вера Викторовна и строго смотрела из-под очков.
— Ну что ты, Верочка! Даже и мыслей таких не было. Просто не вижу ничего ужасного, если тарелка пять минут не помытой в раковине полежит, — отвечал Илья Петрович сначала.
— А на ковре наследил для того, чтобы мне было чем заняться?! — не успокаивалась Вера Викторовна.
— Да, бог с тобой. Я же не специально. Уберу.
— Уберет он! Ты вообще домом не интересуешься. Знаешь, что для этого у тебя я есть. Сел, понимаешь, на шею и ножки свесил! — еще больше ярилась Вера Викторовна.
Илья Петрович тоже не выдерживал:
— Да что с тобой, Вера? Ты же в какую-то ведьму превращаешься. Я-то думал, на пенсию выйдешь, отдыхать больше будешь, время свободное появится, станешь жить да радоваться, а тут все наоборот!
Макс, присутствовавший при этих ссорах, всегда нервничал: поскуливал, погавкивал, метался от одного к другой. Не любил он хозяйских скандалов.
— Вот, даже Макс считает, что ты неправ, — по-своему объясняла собачье поведение Вера Викторовна.
— А может, он думает, что ты сама разбухтелась без повода! — парировал Илья Петрович.
Вскоре Макс понял, что нужна стратегия. Поэтому, как только супруги затевали ссору, он бежал к дверям и просился на улицу. Это помогало.
— Ладно, Илья, пойдем с Максом пройдемся, просится вон. Заодно мозги проветрим, воздухом подышим, поговорим спокойно, — предлагала Вера Викторвна.
— И то дело, — соглашался Илья Петрович.
Они одевались и шли в парк. Гуляли вдоль озера, сидели втроем на скамейке, смотрели, как солнышко трогает краешком воду... И успокаивались, мирились. Невозможно было иначе. Тишина и благодать вокруг. Не место здесь дрязгам и пустой ругани.
***
А потом проходило время и опять откуда-то вылезало мелкое, противное недовольство. Однажды даже с сыном Володей Илью Петровича угораздило поругаться. Глупо, сильно, навсегда! Так ему сначала показалось.
Сыну Владимиру стукнуло тогда уже сорок с хвостиком. Приехал он как-то в гости к родителям. Веры дома не было. С Максом на дачу к подружке укатила. Илья Петрович гостю сперва обрадовался. А потом... Кто его знает, что пошло не так. Только заговорил Володька о ремонте в родительском доме.
— Чего-то, папа, у вас совсем квартирка обветшала. Ремонтик бы нужен.
Илья Петрович пожал плечами. Ему казалось, что все и так неплохо. Ну разве что обои обновить да побелить кое-где. Но у сына были наполеоновские планы.
— Ты, батя, не обижайся. Но квартирка ваша выглядит, словно портал в мое детство. И мебель старая, и сантехника, пусть крепкая, но ведь раритетная. Давай-ка нормальный ремонт сделаем. Может, и не евро, но что-то посовременнее. Я расходы на себя возьму.
Какая муха тогда укусила Илью Петровича, он и сам не знал. Только вот обидно стало ему за свою квартиру. И за мебель любимую. Пусть старенькую, но удобную, каждую выпуклость Ильи Петровича повторяющую.
— Ты вот что, Володька, не наглей! Ишь, современный олигарх какой выискался! Нам, между прочим, и в этих декорациях замечательно живется! Ты для кого ремонт-то делать решил? Для себя, небось? Ждешь, что ли, когда мы с матерью жилплощадь освободим? Заранее готовишься?
Владимир покраснел, открыл было рот, но нужные слова не сразу нашлись. Зато Илью Петровича словно злобный чертенок за язык тянул:
— Чего молчишь? Угадал я? То-то же!
— Ну, батя, не ожидал! Да на кой мне твоя квартира? Сам вроде не бедствую. Для вас же с мамой хотел, как лучше! Эх...
Володя махнул рукой, вышел в прихожую, хлопнула входная дверь. Илья Петрович остался один. «Чего-то я и правда, палку перегнул, — подумал он. — Жаль, Веры с Максом не было, чтобы заткнуть мой фонтан вовремя».
Много сил и нервов стоило помириться с сыном Илье Петровичу. Вера Викторовна тогда взяла на себя роль миротворца, хоть и ругала мужа на чем свет стоит:
— Да что за бес в тебя вселился, Илья? Молод ты вроде еще для маразма! Такого сыну наговорить — это же додуматься надо! Смерти он твоей ждет! Да как твой язык повернулся, такое брякнуть! Вовка же нам всегда помогал чем мог. Эх ты, сморчок склочный!
— Да отстань ты, Вера, и так тошно, — вяло оправдывался Илья Петрович. — Хотя кто его знает, а вдруг я в чем-то прав...
Вера Викторовна обижалась. Много они тогда времени на бойкоты да ругань потратили. Да и потом частенько друг другу нервы мотали. Вроде уже и с Володей Илья Петрович помирился, а нет-нет, да и вылезет: припомнит Вера мужу злые слова.
***
Потом и Илья Петрович вышел на пенсию. И вот тут скандалы рванули на новый виток. Давно они раньше с женой бок о бок целые дни не проводили. Вроде за столько лет могли бы и соскучиться по совместной праздности. Так ведь нет. Раздражаться еще больше стали. Вроде и любили друг друга, и уважали... Все равно лезла какая-то дрянь наружу. Жизнь портила.
Повзрослевший Макс все также старался быть связующей ниточкой между супругами. И ведь получалось. Когда они выходили втроем в парк, казалось, что все беды и невзгоды оставались за дверью квартиры.
Годы летели, супруги старели, старел и Макс. Седина подернула рыжий нос. И вот тогда к Илье Петровичу стали приходить страшные мысли. «А что, если Веры не станет, как я буду жить один? А если и Макс уйдет на свою собачью радугу... Ох, даже представить такое жутко!»
И Илья Петрович стал особенно ценить время, проведенное вместе. Он почти прекратил ругаться с женой. Еще больше полюбил их совместные прогулки. Частенько они втроем сидели на лавочке перед озером и просто молчали, впитывая покой и красоту.
Недолго это продлилось... Веры Викторовны не стало солнечным сентябрьским днем, незадолго до ее дня рождения. Илья Петрович заказал для жены торт с красивыми цифрами семьдесят три. Хотел порадовать. Не успел.
Первым хозяйку нашел Макс. Вера Викторовна лежала на полу кухни, в квадрате солнечного света, падающего из окна. Спокойная, тихая, неподвижная... Пес подошел, потрогал носом открытую ладошку и завыл-заплакал.
Илья Петрович бросился на кухню, чувствуя, зная, что произошло. Не желая верить... Но Макс никогда так не выл. Он увидел их: безмятежную Веру, смотрящую в потолок и горюющего пса, уткнувшегося в ее ладонь. Увидел и замер. Страшно было подойти, словно пока он не прикоснется к жене, есть еще надежда...
Похороны, горе, тоска, безысходность. Все это было позже. Год минул с тех пор. Не прошла боль. Затаилась, ждет, ночами терзает, в каждой Вериной вещице прячется... Не буду рассказывать об этом.
— А вот о чем я жалею больше всего, скажу, — вздохнул старик. — Времени жалко, что я потратил на сущую ерунду. На эти дурацкие ссоры, на ничего не значащие скандалы, на ругань и недовольство! Если бы я мог повернуть годы вспять! Да я бы ни секунды всему этому не отдал!
Хорошо, что понял это еще при жизни Веры. Только все равно слишком поздно. Теперь все, что у меня осталось — это Макс, озеро, наша любимая лавочка и воспоминания...
Зато я больше никогда и ни с кем не ругаюсь. Жалко времени. С сыном у нас хорошие отношения, с внуком тоже... Но они взрослые люди. Самостоятельные, живущие свою жизнь. А вот это все, — старик погладил таксу, обвел рукой пейзаж, похлопал по скамейке, — оно было только наше!
Не тратьте вы время на ругань. Жизнь такая короткая.
***
— Спасибо... — тихо сказала женщина.
Оказывается, она уже давно внимательно слушала старика.
— Не грустите... Ведь, возможно, вы еще встретитесь с женой, — смущаясь, посочувствовал мужчина. — Пойдем мы. Благодарю за историю.
Он встал со скамейки, протянул своей спутнице руку, она улыбнулась, поднялась. Они уходили по дорожке все дальше и дальше. Обнявшись, словно подростки...
— Ну что, Макс, и нам пора, — сказал старик. — Надеюсь, мой рассказ хоть немного поможет им. Пусть поможет...
---
Автор: Алена С.
Грешная любовь
Эля была похожа на Элизабет Тейлор. Такая вот необычная красота – жгучая брюнетка с синими глазами и густыми ресницами. А еще кожа была смуглая, и по этой нежной, матовой коже разливался нежнейший румянец. И грудной голос. Господи, какой у нее был смех! И, конечно, мужчины оглядывались вслед. И, естественно, о ней мечтали, и все такое…
На медосмотре девчата хихикали и стеснялись. Девочки ведь, многим и восемнадцати нет. Дрожали перед кабинетом гинеколога: многие там ни разу еще не были и всего боялись. Тем более, чуткостью врачи не отличались. Их раздражала зажатость девушек и стыдливость.
- Стыдно им! Небось, ноги раздвигать перед мужиками нисколько не стыдно! – бухтела врачиха, жмакая печатью по странице девственной медицинской карты, - не пройдет и месяца, как на аборт побежит записываться, зараза. Что я, не знаю? Тут им не стыдно…
В кабинете хирурга – еще не легче. В гинекологии хоть тетка сидела, а тут принимал мужчина. Молодой и симпатичный, в хрустящем белом халате, пахнувший одеколоном «Консул». Девочки, раздетые до трусиков, прикрывали грудь руками. Врач, осматривая Элю на наличие искривления позвоночника, грыжи и прочих пакостей, спросил:
- Куришь?
Элька кивнула.
- Такая девка красивая, и курит! Э-э-э-х.
Эля пожала плечами.
- А что делать? Кому сейчас легко.
Врач неохотно отпустил ее восвояси. Элька и его ввела в мысленный грех. Ну… красивая, ничего не поделаешь.
Вера любовалась Элей. На курсе полно было симпатичных и даже очень симпатичных студенток. Вера тоже была милашкой. Но Эля – верх совершенства. Таких делают поштучно. И эта штучность убивала душу и взращивала зависть у окружающих. Даже ненависть. Но Вера завидовала молча. Потому что подружилась с Элькой с первого взгляда. Потому что дружить с ней было ужасно интересно.
Элька не была отличницей. За учебниками никогда не сидела и не зубрила до посинения конспекты. Но хвостов не имела, и зачеты сдавала на твердое «хорошо». Она не относилась к группе тихих девочек, которые приехали в училище за профессией, а не за черт знает, чем. Тихие девочки жили в отдельном корпусе общежития, новеньком, только что отстроенном. Там были комнаты на двоих, кухонька с отдельной плитой и душевая. И даже лоджия. Считай, отдельная квартира. Тихие девочки не устраивали дебошей, к ним на балкон не залезали кавалеры, никто не курил на кухне и не устраивал попоек.
Целый корпус, заселенный зубрилами. Серыми, некрасивыми девицами, которым ничего, кроме красного диплома в этой жизни не светило. Их маленькие старческие мордочки не исправила бы никакая косметика и никакая прическа. Совсем безнадежные. Эти не будут загорать, обнажив голые коленки, в окне перед народом. Эти смотрят только в свои тетрадки с лекциями. Их мамы спокойны – в подоле точно не принесут!
Эльку, как и Веру, как и Вичку, как и Надюху, и Ксюху – поместили к вахте поближе. Потому что Элька, Вера, Вика, Надюха и Ксения состояли в группе риска. . . . ДОЧИТАТЬ>