Прошло три месяца. Жизнь Андрея постепенно возвращалась в привычное русло, хотя порой он просыпался среди ночи от кошмаров, в которых снова и снова слышал тётин голос. После повышения на работе он с головой ушёл в новый проект, часто засиживаясь в офисе допоздна.
Первая часть рассказа - перейти
— Андрей, ты бы домой шёл, — говорила уборщица тётя Наташа, протирая его стол. — Десятый час уже.
— Сейчас, — отвечал он, не отрывая глаз от монитора. — Ещё пару строчек...
Дома его встречала тишина — уютная, не давящая, как раньше. Квартира медленно избавлялась от следов тётиного присутствия: исчез въевшийся запах "Красной Москвы", со стен пропали тёмные пятна от её бесконечных свечек, а царапины на паркете от чемоданов затёрлись специальным карандашом.
— Слышь, сосед, — окликнул его как-то дед с пятого этажа. — А где ж твоя тётка-то? Не видать что-то...
— Уехала, — коротко ответил Андрей.
— Да? А она говорила, навсегда к тебе...
— Планы изменились.
Вечерами он разбирал мамины вещи — то, до чего раньше не доходили руки. В старой коробке с документами нашёлся её дневник, начатый ещё до его рождения. Простая тетрадь в клетку, исписанная мелким, аккуратным почерком.
"15 сентября 1995. Вера опять просила денег", — читал он, и строчки расплывались перед глазами. — "Не могу отказать — всё-таки сестра. Но как же тяжело смотреть, как она тратит их на ерунду, когда Андрюше нужны новые зимние ботинки..."
"3 октября 1995. Заняла у Петровны до зарплаты. Андрюша вырос из старых ботинок, а Вера... Вера купила новый телефон. Говорит, в рассрочку, но я же видела чек в мусорном ведре..."
Телефон тёти был заблокирован, но она пыталась достучаться через общих знакомых.
— Андрюша, — позвонила как-то Лариса Петровна. — Тут твоя тётя беспокоится...
— Да? — холодно отозвался он. — И что же её беспокоит?
— Говорит, совсем один живёшь, даже готовить некому. Может, помириться стоит? Всё-таки родня...
— Спасибо за заботу, Лариса Петровна. Но я уже взрослый мальчик.
Однажды вечером в дверь позвонили. На пороге стоял Витя, тётин муж — грузный мужчина с красным лицом и запахом перегара. Его помятый костюм, казалось, трещал по швам.
— Поговорить надо, племянник, — прогудел он, бесцеремонно пытаясь протиснуться в дверной проём. — Дело есть.
— Какое ещё дело? — Андрей упёрся рукой в косяк, не давая войти. — Нам не о чем разговаривать.
— Да брось ты! — Витя попытался изобразить добродушную улыбку, от которой его лицо стало ещё более неприятным. — Мы же родня. Вера места себе не находит, плачет целыми днями. "Андрюша то, Андрюша сё..."
— Родня? — внутри поднималась знакомая волна гнева. — А когда мама в больнице лежала, где была эта родня? Когда ей на обезболивающие не хватало?
— Слушай, что ты старое ворошишь... — Витя достал помятый конверт из внутреннего кармана пиджака. — Вот, возьми. Тут расписки все, которые ты нашёл. Мы долг признаём, честь по чести. Выплатим частями, как только квартиру...
Андрей с грохотом захлопнул дверь. Звук эхом прокатился по подъезду. Руки дрожали, когда он набирал номер слесаря — пора было менять замок.
— Приезжайте завтра с утра, — сказал он в трубку. — И самый надёжный поставьте, не экономьте.
Через неделю в почтовом ящике он нашёл письмо — длинное, на шести страницах, с множеством подчёркиваний и восклицательных знаков. Тётин почерк, такой похожий на мамин, но более размашистый, неряшливый, кричал о тяжёлой жизни, о том, как она всегда любила его "как родного сына", о том, что "мама бы не одобрила" его поведения...
— Мама много чего не одобрила бы, — прошептал Андрей, складывая письмо.
Он положил его в ту же коробку, где хранились расписки. Пусть будет. Как напоминание — не только о прошлом, но и о том, что иногда любовь к себе важнее родственных уз.
Неожиданная встреча
В конце марта, когда в город пришла ранняя весна, затопив улицы талой водой и наполнив воздух запахом пробуждающейся земли, Андрей столкнулся с двоюродной сестрой Катей в супермаркете. Она стояла у полки с крупами, такая же худенькая и светловолосая, как мама в молодости. Младше его на десять лет, она, кажется, единственная из всей родни действительно заботилась о маме в последние месяцы.
— Андрей? — её голос дрогнул. — Я думала, ты в этот супермаркет не ходишь...
— Обычно нет, — он замялся, разглядывая её осунувшееся лицо. — В своём ремонт. А ты как? Давно не виделись.
— Да вот, — она неловко переминалась с ноги на ногу, теребя ручку корзины. — Я слышала про тётю Веру... Все только об этом и говорят.
— И что же ты слышала? — спросил он, внутренне готовясь к очередным упрёкам и нравоучениям. — Что я бессердечный? Что выгнал родную тётку на улицу?
— Вообще-то... — Катя подняла на него глаза, удивительно похожие на мамины. — Я считаю, что ты молодец. Правда. Я давно хотела тебе позвонить, но... В общем, они и с папой так пытались. Всё говорили про какой-то семейный бизнес, убеждали квартиру продать...
— Может, выпьем кофе? — неожиданно для себя предложил Андрей. — Тут за углом новая кофейня открылась.
Катя кивнула, и через пятнадцать минут они уже сидели за столиком у окна. Весенний свет играл в её волосах, когда она, сжимая чашку дрожащими пальцами, рассказывала:
— Понимаешь, это у них схема такая. Сначала тётя Вера приходит — вся такая несчастная, обиженная жизнью. Давит на жалость, напоминает о родственных узах...
— А потом появляется дядя Витя с "деловым предложением", — продолжил Андрей, вспоминая недавний визит.
— Точно! — Катя отставила нетронутый кофе. — У папы они просили только половину квартиры. Говорили, что откроют семейный магазин. А когда он отказался...
— Что они сделали?
— Тётя Вера всем рассказывала, что папа спился, что он опасен для общества. Пыталась даже опеку надо мной оформить! — её голос задрожал. — Представляешь? А ведь папа просто депрессию переживал после маминой смерти.
Они проговорили больше двух часов. Кофе остыл, за окном стемнело, а они всё говорили — о маме, о детстве, о том, как важно иногда говорить "нет" даже самым близким людям.
— Знаешь, что самое страшное? — Катя накрутила на палец прядь волос — совсем как мама когда-то. — Тётя Вера ведь искренне считает, что права. Она говорит всем, что ты очерствел, что деньги тебя испортили...
— А что думаешь ты?
— А я думаю, что ты просто повзрослел. И научился тому, чему наши мамы так и не смогли научиться — защищать себя.
Вечером, вернувшись домой, Андрей достал старый фотоальбом в потёртой кожаной обложке. От страниц пахло пылью и немного — маминым любимым цветочным одеколоном. Вот они на даче, ему лет пять, всё лицо перемазано клубникой, а мама смеётся, вытирая его щёки платком. Вот школьный выпускной — она украдкой смахивает слезу, думая, что он не видит. А вот последнее совместное фото, за месяц до её ухода — она уже совсем худая, но в глазах всё тот же свет, та же нежность...
Он налил кофе в мамину чашку — старую, с маленькой щербинкой у края, хранящую тепло её рук. За окном шумел весенний дождь, почти такой же, как в то октябрьское утро, когда на пороге появилась тётя Вера. Но теперь этот шум не вызывал тревоги. Теперь он знал: настоящая любовь к родным не измеряется деньгами, а предательство не искупить слезливыми письмами.
Телефон тихо звякнул — сообщение от Кати: "Спасибо за разговор. Мама очень тобой гордилась бы. Может, как-нибудь сходим вместе на кладбище? Я давно собиралась..."
— Конечно, — прошептал он, отвечая на сообщение.
В глубине квартиры всё так же тикали старые часы, отсчитывая время новой жизни — жизни, в которой он наконец научился расставлять правильные границы, не предавая при этом мамину память. Их мерный стук напоминал биение сердца, словно мама до сих пор была где-то рядом, одобрительно улыбаясь его решениям.
"Да, мам", — подумал он, глядя на её фотографию, где она держит его, пятилетнего, за руку. — "Теперь я понимаю: иногда любить — значит уметь говорить «нет». И это тоже часть твоего наследства. Может быть, самая важная часть".
Новые связи
Встреча с Катей что-то изменила в жизни Андрея. Они стали созваниваться почти каждую неделю, а по выходным вместе ездили на кладбище — сначала к маме, потом и к Катиным родителям. Оказалось, что её отец умер прошлой осенью, не выдержав очередной волны клеветы от тёти Веры.
— Ты бы видел его в последние дни, — голос Кати дрожал, когда они сажали цветы на маминой могиле. — Всё повторял: "Как же я мог быть таким слепым? Как позволил всему этому случиться?"
— Он не виноват, — Андрей осторожно поправил покосившуюся вазу. — Тётя Вера умеет убеждать.
— Знаешь, — Катя смахнула слезу, — я часто думаю: может, если бы он тогда поступил как ты, всё было бы иначе? Может, он был бы жив...
Андрей молча сжал её руку. Что тут скажешь? Прошлого не изменить.
Однажды утром, когда он готовил очередной отчёт, раздался звонок из полиции.
— Андрей Михайлович? — спросил усталый голос в трубке. — Старший следователь Сергеев. У нас тут дело, касающееся ваших родственников...
Сердце пропустило удар.
— Что-то случилось с тётей Верой?
— Можно и так сказать. Она и её муж попались на очередной афере — пытались отжать квартиру у одинокого пенсионера. Ветерана войны, между прочим, — в голосе следователя появилось едва сдерживаемое возмущение. — Вы не могли бы приехать дать показания? Похоже, ваш случай был не единственным.
В отделении их с Катей встретил невысокий, седой следователь с усталыми глазами.
— Присаживайтесь, — он подвинул им стулья. — Кофе будете? Разговор предстоит долгий.
В коридоре они увидели ещё нескольких человек — разных возрастов, но с одинаково потерянным выражением в глазах.
— Вот, познакомьтесь, — следователь указал на пожилую женщину. — Анна Петровна, расскажите, как это было у вас?
— Как у всех, — женщина нервно теребила платок. — Сначала эта рыжая пришла, плакала на кухне, про больного мужа рассказывала... А потом он сам явился, весь такой деловой, с портфелем...
— Мария Ивановна? — следователь кивнул другой женщине.
— То же самое, — та покачала головой. — "Семейный бизнес", "золотые горы"... А потом документы подсунули...
— Двенадцать эпизодов, — покачал головой следователь, раскладывая перед ними фотографии. — И это только те, кто согласился заявить. А сколько ещё молчат...
Вечером того же дня в почтовом ящике Андрей нашёл письмо — на этот раз из СИЗО. Конверт был помят, а почерк тёти, обычно такой аккуратный, прыгал по строчкам.
"Андрюшенька, родной!" — читал он, чувствуя, как дрожат руки. — "Ты же не оставишь тётку в беде? Я всё осознала, правда! Это всё Витька, это он меня втянул... Помоги, христом-богом прошу! Я изменюсь, вот увидишь..."
— Что там? — Катя заглянула через плечо.
— Письмо, — он протянул ей конверт. — Из СИЗО.
— И что будешь делать? — В её глазах читалось беспокойство.
Андрей долго смотрел на знакомый почерк, так похожий на мамин. На столе лежала фотография — мама в больнице, осунувшаяся, но всё ещё улыбающаяся. Тогда тётя тоже просила помощи... для "срочной операции".
Он достал телефон и набрал номер адвоката.
— Я помогу, — сказал он твёрдо. — Но не деньгами. Пусть получит нормальную защиту в суде. И пусть ответит за всё по закону.
— Думаешь, она поймёт? — Катя положила руку ему на плечо.
— Не знаю. Но это единственная помощь, которую я могу ей оказать, не предавая себя. И может быть... может быть, это поможет ей больше, чем все мои деньги.
После этого жизнь снова изменилась. На работе Андрей взялся за новый проект — систему защиты для пожилых людей от мошенников.
— Это что-то личное? — спросил начальник, просматривая презентацию.
— Можно и так сказать, — кивнул Андрей.
В свободное время они с Катей организовали группу поддержки для тех, кто столкнулся с семейным абьюзом. Каждая история была как зеркало их собственной боли, каждое "спасибо" от участников группы — как маленькая победа над прошлым.
— Представляешь, — сказала как-то Катя, разливая чай в мамину чашку и её близняшку, найденную на блошином рынке, — а ведь если бы не тётя Вера, мы бы с тобой так и не сблизились.
За окном шумел летний дождь, совсем не похожий на тот, октябрьский. В воздухе пахло свежестью и маминым любимым жасмином, который они посадили под окном.
— Знаешь, что я понял? — Андрей смотрел, как капли стекают по стеклу, образуя причудливые узоры. — Родственные узы — это не про кровь. Это про выбор. Каждый день мы выбираем, кого впустить в свою жизнь, а от кого защититься. И иногда самый сложный выбор — это позволить человеку встретиться с последствиями своих поступков.
Старые часы в глубине квартиры пробили шесть. Где-то в коридоре зашуршала кошка — тоже подарок судьбы, подобранная у маминой могилы в дождливый весенний день. Она запрыгнула Андрею на колени, требовательно мурлыкая.
Жизнь продолжалась. Она была совсем не такой, какой представлялась раньше — и намного лучше, чем могла бы быть, если бы он тогда не научился говорить "нет". В ней было место и боли, и радости, и новой любви, и старой памяти.
А фотография мамы всё так же стояла на комоде, и в глазах её читалось одобрение. Теперь Андрей точно знал: она гордилась бы им. Не за то, что он отказал тёте. А за то, что остался верен себе и тем ценностям, которым она его учила.
Подписывайтесь на канал прямо сейчас, тут каждый день новые рассказы ❤️
Обязательно читайте заключительную часть: