Найти в Дзене
Бронзовое кольцо

Это было с нами. Глава 76.

Начало здесь Глава 1. Игорь с Адой прилетели в далёкую Коми АССР, получили телеграмму о сме_рти Сергея, и полетели обратно. - Ада, ты, пожалуй, оставайся здесь. Я один слетаю на похороны отца, - мужчина погладил миниатюрную руку невесты, - перелёт за перелётом, да и хлопоты тяжёлые будут. - Я даже слышать ничего не хочу, - энергии у Ады было хоть отбавляй. - Никуда один не поедешь, не отпущу тебя, и весь разговор. - Повезло же мне с тобой. Не ожидал от тебя такого, Ада, - Игорь был по-настоящему обрадован, ему было тяжело принять уход отца, которого он видел несколько дней назад. Он всё время что-то вспоминал из своего детства, из прошедшей юности. Ему хотелось делиться воспоминаниями с девушкой, как будто тень его отца находилась рядом, когда они говорили о Сергее. - Он меня на жеребца садил, а я ещё малой, мне так страшно было, жуть. А у отца лицо суровое, а в глазах искорки такие, будто смешинки застряли. - Однажды столько снега в феврале намело, дверь открыть не могли. И лопату с в
Возможно, Вы увидите Аннушку? Фото из семейного альбома.
Возможно, Вы увидите Аннушку? Фото из семейного альбома.

Начало здесь Глава 1.

Игорь с Адой прилетели в далёкую Коми АССР, получили телеграмму о сме_рти Сергея, и полетели обратно.

- Ада, ты, пожалуй, оставайся здесь. Я один слетаю на похороны отца, - мужчина погладил миниатюрную руку невесты, - перелёт за перелётом, да и хлопоты тяжёлые будут.

- Я даже слышать ничего не хочу, - энергии у Ады было хоть отбавляй. - Никуда один не поедешь, не отпущу тебя, и весь разговор.

- Повезло же мне с тобой. Не ожидал от тебя такого, Ада, - Игорь был по-настоящему обрадован, ему было тяжело принять уход отца, которого он видел несколько дней назад.

Он всё время что-то вспоминал из своего детства, из прошедшей юности. Ему хотелось делиться воспоминаниями с девушкой, как будто тень его отца находилась рядом, когда они говорили о Сергее.

- Он меня на жеребца садил, а я ещё малой, мне так страшно было, жуть. А у отца лицо суровое, а в глазах искорки такие, будто смешинки застряли.

- Однажды столько снега в феврале намело, дверь открыть не могли. И лопату с вечера во дворе оставили. Отец в кладовой окно открыл, мне велел за лопатой сходить. А снегу-то по самые окна и намело. Я в окно, да и по пояс провалился. Сам вылез, потом валенки в сугробе искал. Батя смеялся с нами. Потом велел матери пирогов настряпать с повидлом, а нам сказал в школу не ходить. На следующий день нам записки всем написал, что дом по крышу замело. Такой день был!

- А знаешь, Ада, когда Максим на работу утраивался егерем, нам батя всем написал, чтобы мы помогли, чем могли. Так мы все вместе на ружье-то ему и скидывались. И Наталья, и Гордей, и я. Отец с матерью тоже чем могли, помогли. Вот такое ружьё у Максима получилось. Если бы не батя...

Батя тем временем на следующий день отправился в обратную дорогу вместе с Максимом, которому больше всего пришлось пережить в последний день жизни отца, да и в первые дни его смер_ти. Антонина, конечно, не поехала на похороны свёкра. Она и в последующие годы ни разу не приезжала в пыльный невзрачный посёлок, где раньше по недоразумению проживала семья мужа. Не была она ни на могилке свёкра, ни на похоронах и на могилке свекрови, женщины, которая вырастила её мужа в лихие годы невзгод, голода, лишений. Дочери Максима и Антонины, гордо несущие фамилию матери с младенчества и не менявшие их на фамилию мужей после заключения брака (ещё чего не хватало!), тоже родили дочерей. Эти девочки стали жёнами своих мужей перед Бо_гом и людьми, и впридачу по фамилии тоже. Так, фамилия научного деятеля, отца Антонины, была утрачена, позабыта, как снег, растаявший весной и унесённый бурным течением реки. Все приложенные усилия оказались напрасными.

Максим снова трясся по ухабистой дороге, сидя рядом с телом, которое оставила уставшая измученная душа. Теперь всё вокруг казалось ему неважным, бесцветным и безразличным. Он будто смотрел чёрно-белый фильм, внутри которого он сам нечаянно оказался. Максим не чувствовал, как затекла спина, онемели ноги, ныли рук, время от времени придерживавшие тело, подпрыгивающее на кочках. Он смотрел на лицо по_койника, время от времени отводя взгляд, и, не в силах удержаться, смотрел на него снова. Мать говорила, что на по_койника долго нельзя смотреть, потому что счастья в жизни не будет. Максиму в голову приходили разные мысли, воспоминания, в которых отец был молодым, весёлым, не похожим на себя недавнего.

Вчера он был жив, и на него можно было смотреть, сколько хочешь. Разговаривать о чём угодно. Спрашивать о его, отцовом, детстве. А он, Максим, не спрашивал. Не разговаривал, не интересовался. Жалел отца, но никогда не говорил ему об этом, потому что тот никогда не принял бы его жалость.

Гордей с Кёрстой помогали Вере дома, Наталья хлопотала то в церкви, то по магазинам. Анна была бы рада помочь, но чувствовала слабость, и больше помогала по мелочам.

Вскоре в дом внесли Сергея, и он стал похож на многие горестные траурные дома с занавешенными зеркалами, и наполненные женщинами в чёрных платках, тихо плачущих, причитающих, шепчущих молитвы. Казалось, каждая на свой лад произносит своё заклинание, просит помощи, но помощь не приходит, и заклинание стекает с горючих тонких свечей прозрачными очищенными слезами.

Дети сделали всё, что нужно. Соседи, знакомые, люди, с которыми работал Сергей, приходили и уходили. Своими словами соболезнований они будто напоминали семье о её утрате, о том, что жизнь никогда не будет прежней. Что они никогда не увидят отца и мужа, отдав его сырой жадной земле. Напоминания эти не проходили даром. Дети, будто очнувшись, снова раз за разом переживали свою утрату, будто очнувшись от равнодушного сна.

Вера молилась. Она чувствовала, что вокруг неё дети, что они поддерживают её, заботятся о ней. Но Вера, покорная своей судьбе, чувствовала, что она одна. Она одна, сама, должна простить мужа, чтобы он поко_ился с миром, чтобы Гос_подь принял его душу. Не то, чтобы она педантично вспоминала все причинённые Сергеем обиды. Вера будто шла по длинному мосту, с каждым шагом прося милости Гос_подней. Но с каждым шагом она всё больше понимала, что в душе её нет смирения и нет прощения. Вера устала. Ноша её была тяжела, и становилась тяжёлой с каждой прожитой минутой.

Она вошла в проходную комнату, где на табуретках стоял г_роб с Сергеем, окружённый людьми.

- На кого же ты меня покинул, да как же я дальше без тебя буду? - следуя обычаю, нараспев негромко произнесла Вера.

Она и правда не представляла свою жизнь без Сергея, без его понужаний, упрёков и ничем не заслуженных оскорблений. И без искреннего своего раскаяния о нём.

День был долгим, второй ещё дольше. На третий день запах свечей и дух разлагающейся плоти стали единым запахом, проникающим в ноздри, глаза, мысли людей.

Сергея провожали многие люди, наступая на оброненные с везущей его машины еловые лапы, но не провожала в последний путь жена. В последние годы жизни Сергея она всё чаще причитала «Хоть бы мне год без тебя прожить спокойно!» После смер_ти мужа стала говорить другое:

- Хоть бы мне не сразу уме_реть, хоть бы мне помучатся, перед смер_тью искупить свои грехи.

Вера её была сильна, молитвы шли от самого сердца. Она верила, что страданиями можно получить прощение Гос_подне.

Отца похоронили честь по чести. На кладбище сразу оставили место для жены, как делают многие семьи.

Дом помыли родственницы после выноса тела, проветрили, вынесли вещи у_сопшего. Широкие окрашенные половицы, которых больше не коснуться костыли Сергея. Умывальник, который не поможет больше умыться ему с утра. Старую скрипучую кровать вынесли в сарай, уми_рать в одиночестве среди прочего ненужного и забытого со временем хлама.

Максим и Игорь с Адой пробыли в доме несколько дней среди близких, похожих один на другой печальными лицами родственников, тишиной за обеденным столом, равнодушным молчанием кукушки в часах, которые кроме Сергея никто не заводил. Затем уехали вместе в областной центр. Максим - чтобы работать, учиться и безумно любить свою ненаглядную жену. Игорь с Адой - чтобы улететь на работу и жить жизнь, которую Ада с огромным удовольствием и птичьей быстротой, а также по аналогии со своим именем, превращала в ... далеко не райское житьё.

У Игоря с Адой родились три дочери. Все высокие, стройные, видные. С бабушкиными глазами и папиным чувством юмора, прекрасными вьющимися волосами цвета колосящейся пшеницы. Прекрасный муж и отец, Игорь всю жизнь работал в тяжёлых условиях, наверное, правильнее сказать, экстремальных условиях. Не однажды проваливался под лёд и переворачивался на дорогах, которые назвать дорогами нельзя; участвовал в строительстве железной дороги; работал на нефтедобыче. Всем дочерям купил хорошие квартиры в прекрасном районе. Не однажды он выслушивал от жены, что у соседа машина лучше, у соседки шуба дороже, а детсад, в которые ходят их дети, престижнее.

Возможно, именно это помогло Игорю идти дальше и не останавливаться на достигнутом. Возможно, развитый оптимизм и врождённое чувство юмора. А возможно, искренняя, непобедимая, неистребимая любовь к жене. У_мер он в возрасте пятидесяти семи лет от очень распространённой болезни сердца, находясь на отдыхе на тёплом побережье в компании моложавой весёлой быстроглазой жены.

После известия о сме_рти отца Наталья позвонила Фараху и под благовидным предлогом осталась ещё на неделю в родительском доме. Анна хоть и жила с засевшим глубоко кашлем, прорывавшимся наружу при возникшем вдруг волнении, казалось, медленно крепла.

Прекрасным осеним днём, который, если бы не шуршание бронзовых и золотых листьев, можно было спутать с летним, Наталья приехала навестить «своих». Она уговорила Аннушку надеть красивое яркое платье и пройтись по «городу», как именовался квартал в центре. Они шли не спеша, вдыхая тёплый воздух с острыми нотками сжигаемой листвы, разговаривая о разных мелочах. Железные ставни, закрывающие на ночь двери магазинов, казались похожими на сказочные врата, местами опутанные витающими в воздухе осенними паутинками. Нарядные по случаю воскресенья люди бродили от магазина к магазину, некоторые катались на колесе обозрения, построенном купцом-меценатом в прошлой жизни уездного городка. Оно стояло по одну сторону мелкой речушки, привыкшей к гусям и брошенным калошам. По другую сторону величаво возвышалась церковь, золочёным крестом здороваясь с облаками.

В гастрономе продавали яблочный и томатный соки на разлив, а если повезёт, сливочное мороженное с деревянными палочками в бумажных стаканчиках. Непонятно и загадочно до сих пор, что было причиной этого невероятного запаха: настоящее мороженое, бумажный стаканчик или палочка из дерева.

Наталья и Анна среди толпы гуляющих были как цветы в школьной клумбе, пёстрой, нарядной и разноцветной. Они зашли в универмаг, посмотрели посуду со цветами и в полоску, кружки, расписанные геометрическими узорами. Поднялись на второй этаж, где в одном отделе продавали одежду и обувь, а в другом - золотые и серебряные изделия, и бижутерию.

- Ты только посмотри на эти туфли, Аннушка! - Наталья была искренне удивлена, - откуда в нашей ды_ре такое взялось?

- У нас новая заведующая, молодая, - глаза продавщицы в изысканном клетчатом халатике стрельнули на дверь, ведущую в подсобное помещение. - И ещё в «Золоте» новое поступление, там тако-о-е... - рот непроизвольно оформился колечком.

- Что же, спасибо, Вы так внимательны, - Наталья искренне поблагодарила продавщицу, обладающую редкостным слухом.

- Пойдём, Ань, правда, посмотрим в «Золоте», может и там есть стоящие вещи, - Наталья легонько подталкивала Аннушку по направлению к ювелирному отделу. Первым делом они увидели очередь из мужчин и женщин, наперебой атакующих двух немолодых и неторопливых продавцов. Поневоле станешь тут неторопливой, когда на твоей материальной ответственности столько золота да серебра в ассортименте.

Взгляд Аннушки выделил из толпы знакомую спину, шею, поворот головы. Сомнений быть не может, это точно Андрей Сергеевич! Только как будто похудел. Может, он тоже был нездоров?

Почувствовав пристальный взгляд Аннушки, молодой мужчина обернулся.

- Ох, Анна, здравствуйте! - почему-то в его глазах смущение и ещё что-то, что Анна сразу не смогла определить.

Из-за его плеча вынырнула белокурая головка пышных волос с ужасным бантом, призванным подчеркнуть экстравагантность её хозяйки:

- Ну надо же, это Аннушка собственной персоной! А какое платье у нас, только посмотрите! Андрюша, не отвлекайся, пожалуйста, это кольцо мне жмёт. Нужно на пол размера побольше точно. А ещё скоро отёки начнутся, и пальчики тоже отекать начнут, - будущая мадам щёлкнула указательным пальчиком по носу оторопевшего жениха. И, возможно, уже не в первый раз.

Наталья резко развернула Анну на месте, и потащила к лестнице, ведущей вниз.

«Платье. Зачем я его надела только. Туфли жмут. И лицо, наверное, в мороженом. К чему всё это?» Мысли Анны бежали, как ступеньки в серую и белую крошку под неудобными туфлями.

Вечером в постели Анна чувствовала, как намокает простыня от её горячего тела. Как руки наливаются тяжестью и, непослушные, не могут помочь ей вытереть пот со лба. Потом вернулись чудовища, притаившиеся в сумрачных углах и насмешливо ожидающие своей очереди. Ещё девушку душил кашель, заставляя дугой выгибаться её худое тело и выводить глубоко засевшую мокроту.

Наталья уехала в Казань. Дома остались Вера, Аннушка, и Гордей с Кёрстой. Тенистый дом, в который в один неминуемо печальный день то ли из колодца, то ли через печную трубу, проникла страшная искалеченная душа болезни, не оставлял его обитателей. Болел Сергей, долго, хуже и хуже с каждым годом. Заболела Аннушка, её сил не хватило, чтобы победить болезнь, и она медленно чахла, угасая.

Кто же следующий несчастный в несчастном доме?

Продолжение следует.