Ольга сидела в кресле, в том самом, в котором когда-то засыпала, слушая мамины сказки. Её взгляд остановился на старой фотографии: двое детей, она и Витя, улыбаются на фоне резных ворот. Тогда они были так близки... Когда всё изменилось?
На антикварном столике остывал чай в маминой любимой чашке — той самой, с синими незабудками. Мама всегда говорила: «Незабудки — цветы памяти. Пока помнишь — живёшь».
Три месяца назад сердце мамы остановилось. Будничным февральским утром, когда за окном кружил колючий снег. Ольга до сих пор корила себя — может, успела бы спасти, если б не эта чёртова пробка на Садовом кольце? Пока она застряла в потоке машин, драгоценные минуты утекали как песок сквозь пальцы.
— Сестрёнка, что-то ты расплылась, — хмыкнул Виктор, появившись на похоронах в костюме от Brioni. — Жизнь в провинции не идёт на пользу фигуре.
Ольга смолчала. Зачем говорить, что «расплылась» она от бессонных ночей у маминой кровати? Что последние три года ела на бегу, между уколами, капельницами и походами в аптеку? Что влезла в кредиты, оплачивая дорогие лекарства?
— Муж-то где? — Виктор картинно осмотрелся по сторонам. — А, ну да. Слышал, сбежал к секретарше. Предсказуемо.
Хотелось ударить. Со всей силы, стереть эту снисходительную ухмылку. Но на кладбище дрались только в дешёвых сериалах.
Последние пять лет от брата не было ни слуху, ни духу. Только на прошлое Рождество прислал открытку из Куршевеля — глянцевую, с золотым тиснением. Подпись размашистая: «С праздником! В». Даже про маму не спросил.
Зато теперь развил бурную деятельность. Оказалось, в Москве у него риэлторское агентство премиум-класса. «VIP-недвижимость для особых клиентов» — так написано на визитке, которую он небрежно бросил на мамин комод.
— Район-то наш золотым стал, — Виктор мерил шагами гостиную, позвякивая ключами от «Майбаха». — За такой участок в центре знаешь какие бабки дают? Особенно если под элитную застройку. Продадим — озолотимся.
— Вить, ты что несёшь? — Ольга привстала. — Какая продажа? Это же наш дом! Тут прадед каждый кирпич своими руками укладывал...
— Началось, — закатил глаза брат. — Прадед, бабушка, мама... Сопли разводишь. А толку? Сидишь тут в нищете, в обносках. Думаешь, мама этого хотела?
— Да откуда ты знаешь, чего она хотела? — голос Ольги дрожал. — Ты когда её последний раз видел? Три года назад? Пять? Когда она звонила поздравить тебя с днём рождения, ты даже трубку не взял!
Виктор поморщился:
— У меня совещание было. С инвесторами.
— У тебя всегда было что-то важнее! — Ольга почти кричала. — Важнее мамы, важнее семьи! А теперь прискакал — делить наследство?
— Не истери, — процедил Виктор. — Я, между прочим, тоже имею право. По закону мне как старшему...
— По закону? — Ольга горько рассмеялась. — А по совести? Знаешь, сколько мама плакала, когда ты перестал приезжать? Когда даже на юбилей не явился? «Может, я плохая мать?» — всё спрашивала.
На секунду что-то человеческое мелькнуло в глазах брата. Но тут же исчезло.
— Ладно, — он достал телефон последней модели. — Я уже договорился с покупателем. Крупный застройщик, между прочим. Член Госдумы в доле. Снесут твою развалюху, построят что-нибудь приличное. Тебе долю переведут — купишь квартиру, машину. Заживёшь как человек.
— Снесут? — Ольга задохнулась. — Да ты... ты с ума сошёл? Тут же каждая половица памятью пропитана! Тут бабушка во время войны детей прятала, тут...
— Вот только военные подвиги предков не вспоминай, — поморщился Виктор. — Надоела эта патриотическая чушь. Двадцать первый век на дворе. Или ты думаешь, что будешь вечно прозябать в этих стенах? Одна, никому не нужная?
Удар попал в цель. После ухода мужа Ольга часто просыпалась в холодном поту от мысли, что так и состарится здесь в одиночестве. Но сдаваться было не в её характере.
— Не продам, — отрезала она. — И свою долю не отдам. Можешь хоть сотню депутатов привести.
— Ну-ну, — Виктор снисходительно усмехнулся. — Посмотрим, что ты запоёшь через месяц. Когда коммуналку нечем будет платить.
Он ушёл, оставив после себя шлейф дорогого парфюма и чувство гадливости. Ольга опустилась в кресло, пытаясь унять дрожь в руках. Что-то подсказывало: это только начало.
Так и вышло. Через неделю отключили горячую воду — якобы авария. Потом электричество начало барахлить. А когда во двор приехала комиссия из жилинспекции и начала составлять акт об «аварийном состоянии здания», всё стало предельно ясно.
— Вы не представляете, какие тут трещины в фундаменте, — с показной озабоченностью вещал представительный мужчина в костюме. — Того и гляди рухнет. Нужно расселять, пока не случилось беды.
— А вы не представляете, какие у вас будут проблемы, — вдруг раздался скрипучий голос.
На крыльцо вышел Семён Маркович — старый учитель истории, живший по соседству. В руках он держал внушительную папку.
— Вот здесь, — потряс он бумагами, — документы о присвоении этому дому статуса исторического памятника. Ещё в сорок седьмом году. А вот здесь — моя докторская об архитектурном наследии города. И целая глава про этот особняк.
Комиссия замялась. А Семён Маркович продолжал:
— А ещё у меня племянник в «Новой газете» работает. Очень интересуется коррупцией в строительном бизнесе. Может, пригласить?
В тот же вечер Ольга перебирала старые документы в маминой комнате. Руки дрожали. Если прав сосед, и дом действительно имеет исторический статус...
Коробка с бумагами упала, и из неё вылетел пожелтевший конверт. Внутри — фотографии военных лет и документы с выцветшими печатями.
Ольга читала, и по спине бежали мурашки. В сорок третьем их прадед, начальник железнодорожной станции, спас эшелон с детьми из блокадного Ленинграда. Успел перевести состав на запасные пути за минуту до налёта. А потом прятал детей в подвале этого самого дома, пока не пришли наши. Дом получил особый статус — как памятник подвигу железнодорожников.
Телефон взорвался звонком.
— Ну что, одумалась? — голос брата сочился ядом. — Или ждёшь, пока крыша рухнет?
— Вить, ты знал? Про прадеда, про детей...
— Господи, опять началось! — перебил Виктор. — Какая разница, кто там кого спасал? Это было сто лет назад!
— Значит, знал, — Ольга стиснула трубку. — И всё равно решил снести?
— Да пойми ты, дура! — брат сорвался на крик. — Там миллионы крутятся! Реальные миллионы! А ты со своими сказками...
— Приезжай, — оборвала его Ольга. — Я покажу тебе кое-что. И да, захвати своего депутата. Думаю, ему будет интересно.
Виктор примчался через час. Один.
— Ну и где твои сенсационные разоблачения? — он презрительно скривился, разглядывая старые фотографии. — Собралась шантажировать меня пожелтевшими бумажками?
— Не тебя, — Ольга положила перед ним документы. — А твоего покупателя. Как думаешь, избиратели оценят, когда узнают, что их депутат собирается снести памятник военной истории? Да ещё связанный со спасением блокадных детей?
Виктор побелел. Схватил бумаги, начал лихорадочно читать.
— Ты блефуешь. Этого не может быть...
— Может, — раздался голос от двери. На пороге стоял Семён Маркович. — И не только может, но и есть. А ещё есть показания живых свидетелей. Тех самых детей, которых прятали в этом доме. Троих я уже нашёл. Они с удовольствием дадут интервью.
Брат рухнул в кресло. Его холёное лицо пошло красными пятнами.
— Сволочи... Вы всё подстроили! Знаете, сколько я потеряю?
— А ты знаешь, сколько потеряла я? — тихо спросила Ольга. — Мужа. Здоровье. Годы жизни — пока ухаживала за мамой. Где ты был тогда, бизнесмен?
В повисшей тишине было слышно, как скрипят половицы — те самые, по которым когда-то бегали спасённые дети.
— Ладно, — Виктор встал. — Я найду другие варианты. Без шума и пыли. Есть способы обойти любой закон...
— Не советую, — покачал головой Семён Маркович. — У меня для вас сюрприз. Пока вы тут планы строили, дом включили в список культурного наследия федерального значения. А за ним теперь не только местные власти следят, но и ЮНЕСКО.
— Что?! — Виктор подскочил как ужаленный. — Какое, к чёрту, ЮНЕСКО? Это всё ты подстроила? — он ткнул пальцем в сестру.
— Нет, — Ольга грустно улыбнулась. — Это мама. Я нашла её дневник. Она десять лет собирала документы, писала письма... Боролась за этот дом. А ты даже не знал.
Виктор заметался по комнате:
— Да вы все тут с ума сошли! Какие дневники? Какое наследие? Это же золотая жила! Центр города! Я уже задаток взял...
— Значит, придётся вернуть, — отрезала Ольга. — И да, я подала заявление в полицию. О попытке мошенничества с недвижимостью. Там очень заинтересовались твоими схемами.
— Ты... — брат задохнулся от ярости. — Ты пожалеешь! Я тебя уничтожу!
— Не советую угрожать, молодой человек, — Семён Маркович достал телефон. — Я всё записываю. И эта запись уже у моего племянника-журналиста.
Что-то хрустнуло — Виктор с силой сжал подлокотник кресла. Потом резко развернулся и пошёл к выходу. У двери остановился:
— Сгниёшь тут одна. В своём памятнике.
— Не одна, — тихо ответила Ольга. — У меня будет ребёнок.
Виктор замер.
— Врёшь!
— Мама успела узнать, — Ольга положила руку на живот. — За день до... В общем, она знала. И очень радовалась.
— И от кого же? — брат попытался усмехнуться, но вышло криво. — Неужели нашёлся дурак?
— От Лёши. Моего мужа. Мы не разводились, просто взяли паузу. А когда он узнал про малыша...
— Какая идиллия! — Виктор картинно всплеснул руками. — Прямо сериал «Санта-Барбара»! Ну-ну, посмотрим, как ты будешь растить ребёнка в этой рухляди.
Он вылетел, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка. Через неделю по городу поползли слухи: богатый московский делец потерял крупный задаток, пытаясь провернуть аферу с историческим зданием.
А ещё через месяц случился пожар. «Случайное замыкание проводки», — констатировали пожарные. Вот только Ольга нашла в обгоревшей прихожей канистру из-под бензина.
Но дом устоял. Только закоптились стены да треснуло старое зеркало. Семён Маркович качал головой:
— Крепко строили. Не то что сейчас. А знаешь, почему он не сгорел? Говорят, в войну тут была икона, её дети принесли. С тех пор дом заговорённый.
Дом выстоял. Словно сами стены сопротивлялись попытке уничтожения. Когда приехала полиция, Ольга молча протянула следователю найденную улику.
— У вас есть предположения, кто мог это сделать? — спросил молодой капитан.
Ольга покачала головой. Она не хотела верить, что родной брат способен на такое. Но следующие события не оставили места сомнениям.
Виктор объявился через день, как ни в чём не бывало:
— Какая жалость. Теперь точно придётся сносить. Небезопасно же...
— Я подала документы на реставрацию, — спокойно ответила Ольга. — За счёт федерального бюджета. Историческое наследие, помнишь?
— Ты... — Виктор задохнулся от злости. — Да ты хоть представляешь, с кем связалась? У меня такие связи...
— У нас тоже, — раздался знакомый голос. В дверях стоял Михаил Петрович — старый мамин нотариус. — Прошу прощения, что задержался. Пробки.
— А вы тут при чём? — процедил Виктор.
— При том, что ваша мать оставила у меня кое-что, — нотариус достал пожелтевший конверт. — С условием вскрыть после её смерти, в присутствии обоих детей.
Виктор побледнел:
— Какие-то фокусы? Нет никакого завещания! Я проверял!
— Официального — нет, — кивнул Михаил Петрович. — А вот неофициальное... Присядьте, разговор будет долгим.
Он развернул бумаги:
— Итак, дом переходит в собственность города. С условием: Ольга получает право пожизненного проживания. А вам, Виктор Александрович, достаётся доля в московской квартире.
— Бред! — Виктор вскочил. — У мамы не было никакой...
— Той самой квартиры, которую вы оформили на себя три года назад, — перебил нотариус. — По поддельной доверенности. Кстати, прокуратура очень заинтересовалась этой историей.
Виктор рухнул обратно в кресло. Его залихорадило:
— Вы блефуете. Не докажете...
— Уже доказали, — Михаил Петрович выложил ещё одну папку. — Экспертиза подписи, показания свидетелей. Даже ваша секретарша разговорилась. Оказывается, неплохая прибавка к зарплате развязывает языки.
— Сволочи... — прошипел Виктор. — Все сговорились! А ты, — он ткнул пальцем в сестру, — ты хуже всех! Родного брата...
— Родной брат? — Ольга горько усмехнулась. — А где был этот родной брат, когда мама умирала? Когда я костьми ложилась, чтобы оплатить лечение? Знаешь, сколько я должна банкам?
— Ладно, — Виктор достал телефон, чтобы перевести деньги онлайн. — Сколько? Назови сумму.
— Убери, — Ольга даже не взглянула на сумму. — Не всё продаётся, Витя. Жаль, что ты этого так и не понял.
— Тогда вот вам выбор, — нотариус поправил очки. — Либо мирно принимаете условия завещания, либо... — он выразительно постучал по папке с документами.
Виктор молчал минуту. Две. Потом процедил:
— Ты ещё пожалеешь.
— Угрозы? — оживился Михаил Петрович. — Прекрасно, запишем. К делу подошьём.
Прошло полгода.
Ольга сидит в отреставрированной гостиной, гладит заметно округлившийся живот. За окном шумят клёны, те самые, что посадил прадед. В доме пахнет свежей краской — реставраторы заканчивают последние штрихи.
На стене — новая мемориальная табличка. О подвиге железнодорожников и спасённых детях. А в старой маминой комнате теперь детская. Скоро здесь будет слышен детский смех — первый за много лет.
Лёша вернулся. Как только узнал про ребёнка — примчался из своей командировки. Теперь носится по городу, ищет самую безопасную кроватку и лучшую коляску.
О Викторе ни слуху, ни духу. Говорят, спешно продал свой бизнес и уехал то ли в Эмираты, то ли в Таиланд. Впрочем, Ольге всё равно.
Иногда она достаёт ту детскую фотографию — где они с братом ещё улыбаются. Смотрит и думает: что делает с людьми жажда денег? Почему родные становятся чужими? И как воспитать своего ребёнка так, чтобы он понимал — есть вещи важнее материальных благ?
Семён Маркович часто заходит в гости. Приносит старые книги, рассказывает истории о доме. Недавно нашёл ещё одного спасённого ребёнка — теперь уже старушку. Она приезжала, плакала, гладила стены. Обещала привести внуков — пусть знают, помнят...
А как вы думаете: стоит ли прощать предательство близких ради сохранения семьи? Или есть поступки, которые не имеют оправдания? И можно ли в наш меркантильный век научить детей ценить что-то помимо денег?
Истории, которые могут вам понравиться:
🎀Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить выход новых историй и рассказов.