Начало читайте здесь. Глава 1.
Кёрста и Гордей ехали домой на поезде с двумя пересадками. Резкий запах машинного масла и паровозного дыма, приникающие в вагон на станциях, усиленные раскалёнными рельсами, вызывали у девушки сильную рвоту. Голова раскалывалась, как будто в ней стучали в миниатюрные барабаны сотни упорных барабанщиков. Вибрации из головы проходили в горло, сталкивались с тошнотой и рвотными позывами. Кёрсте казалось, что это путешествие никогда не закончится, никогда-преникогда. Она вспоминала, как в детстве с отцом ездила на ярмарку в Ригу со смешно шепелявящим соседом, на его тёмно-зелёной машине. Лицо соседа походило на картошку, которую огромные ладони сжали, выдавив наружу круглые щёки и нос, усеянные рытвинами от прыщей, как некоторые картофельные клубни бывают украшены глазками. Он, водитель с большим стажем, раскачивался в такт движениям машины, и казалось, что это его картофельная фигура раскачивает машину, а не наоборот. Всю дорогу сосед рассказывал, какие у него были случаи в шофёрской жизни.
- Колесо на мосту проткнул, а? - поворачиваясь всем телом к отцу, возмущался он. - Только мне так в жизни и везёт.
- Да, да, - соглашался Андрис, надеясь, что после его поддакиваний сосед обратит внимание на полевую дорогу. - Что уж тут скажешь, конечно, не повезло.
- А, вот, руль заклинило. Заклинило, и всё тут, - подвергая пассажиров опасности, водитель снова смотрел на испуганного отца.
- Ну, тут уж вовсе ничего не скажешь, - рука Андриса непроизвольно тянулась к баранке.
- Представь, корова прямо в крыло боднула, - это была, очевидно одна из самых долгих историй, на ней бедняга и застрял на добрых полчаса. - Рогатая ещё такая, ско_тина! - и пустился в утомительное повествование.
Пока ехали по полевой дороге, переходящей в просеку, а затем в просёлочную, Кёрста разглядывала зеленеющие деревья, фиолетовые цветы кашки, кланяющиеся ей уважительно. Белые цветы калины, притаившиеся за дубами. Гибкие веточки бересклета, которые старая Айла спиливала в лесу и на горбе носила в деревенскую мастерскую, чтобы из них потом получились колёсные спицы или красивые, мягко теплеющие в руке, изящные веретёнца.
Кёрста иногда погружалась в дрёму под шуршание колёс и звуки окружающего мира. Но потом машина въезжала в город, бежала по мощёным улочкам, подпрыгивая на каждом камне, запинаясь и спотыкаясь.
Вот и сейчас, погрузившись в забытьё на несколько кошмарных минут, Кёрсте показалось, что она в Риге. В окружении домиков, похожих на игрушечные, с черепичными крышами и нарядными крылечками. Толчок, толчок, ещё один. Девушка открыла воспалённые глаза. Мутное стекло нехотя показывало переезд, деревянную кривую избу, напомнившую Пушкина с его «Капитанскую дочку». Болото позади избы, с затонувшими в нём мостками. Потом шли долгие заросли борщевика, похожего на огромный укроп, выросший на два или три метра.
На вокзалах Гордей покупал солёные помидоры или огурцы в трёхлитровых банках, сливал рассол в стакан в узорчатом подстаканнике, протягивал девушке. Она, держа подстаканник обеими руками, на секунду заглядывала во внутрь, будто надеясь продлить удовольствие. Затем пила медленно, маленькими глотками, делая несколько перерывов, пока опрокинутый подстаканник не показывал своё дно.
Кёрста прожила на Севере около четырёх лет. Лето там тоже было, но совсем не такое, как на её родине. Неласковое и быстрое, оно заглядывало в гости совсем ненадолго. Казалось, вот только утром появились головки одуванчиков, а к вечеру они разлетаются по свету парашютиками, боясь не успеть поселиться на мёрзлой земле, оттаявшей сверху на пару сантиметров. Сейчас она ехала в душном поезде, потеряв счёт времени.
После поезда они добирались больше двух часов на автобусе, который трясся и подпрыгивал на ухабах. Молодой шофёр в залихватской кепке дымил на весь автобус.
- Стой, стой, - закричала Кёрста и бросилась к задним дверям.
Она не успела отойти и на пару шагов, как содержимое измученного желудка вырвалось наружу.
- Как ты? - встревоженно спросил Гордей, не зная, подойти лучше к ней, или не подходить.
- Присматривай лучше за ней, папаша, а то,глядишь, весь автобус заблю_ёт, - водитель в кепке, оперевшись локтем на печку, хмыкнул в салон.
Гордей обеспокоенно посмотрел в лицо девушки.
- Да? - спросил он.
- Да, -ответила Кёрста, вытирая губы платочком, занимая прежнее место в автобусе. - Что, не ожидал? - Её взгляд устремился в окно.
В окна смотрели и другие пассажиры автобуса, каждый в ближнее к себе. Каждый знает, что подсматривать за чужой жизнью нельзя, нужно сделать вид, что ничего не происходит. И будто всему автобусу не интересно, как поведёт себя незадачливый папаша.
- Ну почему не ожидал? Ожидал. - Гордей смотрел на её вздёрнутый носик, на гордый профиль, не умевший признавать поражения. Тоненькая венка на виске билась, говоря сейчас больше, чем любые слова. - Всё будет хорошо, вот увидишь!
Кёрста повернула голову и посмотрела в его голубые глаза:
- Я знаю. Ты никогда не сможешь обидеть меня. Ты добрый и сильный, - она подняла руку, будто хотела погладить его по лицу, но не решилась, и только поправила воротник рубашки. - Всё будет хорошо, - повторила девушка его недавние слова, и улыбнулась, едва вздохнув.
Гордей не почувствовал внезапно обрушившегося счастья, головокружения и желания кричать. Он почувствовал тревожно сжавшуюся грудь, и не мог раздышаться. Теперь он в ответе за что-то неизвестное, ещё не рождённое. Ребёнок. Невидимый, неосязаемый новый человек, её и Кёрсты, теперь соединяет их. Гордей взял её руку и укрыл своей большой рукой.
- Мы поженимся, только быстрее, чем хотели, хорошо? - он считал, что так надо, что так будет правильно.
- Почему? Почему мы должны спешить? - Кёрста хотела слышать ответ на свой вопрос.
- Потому что ты беременна. Значит, мы должны пожениться, как можно быстрее.
- Значит, это не потому, что ты уж-жасно хочешь сделать меня своей женой, а потому, что я понесла? - во время волнения акцент становился более заметным, и Кёрста нечаяно затягивала щипящие.
- Это некрасивое слово, понесла. Зачем ты так говоришь? - Гордею казалось, что они на пороге ссоры, и для девушки подойдёт любой повод.
- Какая раз-зница, как это называется? - Кёрста заговорила громче, и люди вокруг перестали делать вид, что им неинтересно.
Теперь они хотели не только послушать, но и посмотреть.
На левой скуле Гордея проступило белое пятно, заметное даже на загрубевшей от морозов коже.
- Кёрста, давай приедем домой и поговорим, - Гордей удержал руку, которую она попыталась освободить из-под его руки.
- Конеш-шно, - её взгляд снова изучал мутное окно, кривые берёзы за ним, пыльную траву вдоль обочины.
Ей бы хотелось, чтобы сейчас мир вокруг был радужным, солнце - круглым и жёлтым, трава - сочной и зелёной, как в детской книжке. И ещё она очень хотела селёдки и кислого киселя, который варил отец по пятницам. Она хотела узнать, где конец этой ужасной дороги, когда прекратит курить водитель, и когда она наконец ляжет, свернётся клубочком и уснёт.
Посёлок не произвёл на Кёрсту особенного впечатления. Много низеньких домиков, покрашенных в жёлтый, синий или коричневый цвета, тянулись вдоль вихляющей дороги с обеих сторон. Заборы кое-где покосившиеся и неряшливые, кое-где аккуратные, с ровно отпиленными штакетинами. По улицам бегали собаки, там и сям рыжие и чёрные кошки лениво грелись на солнце, изображая, что каждая из них единственная на всём свете. Яблони росли так близко к охраняющим их заборам, что, казалось, готовы проломить их набравшимися силы стволами. Яблоки валялись по обе стороны забора в траве, спелые, сочные, красные полосатые или жёлтые.
Гордей нёс два увесистых прямоугольных чемодана, Кёрста с сумочкой через плечо в руке несла небольшую болоньевую сумку с подарками.
Спустившись вниз на пару кварталов, они повернули налево. Девушка ахнула:
- Гордей, что это такое? - она присела корточки, ощупывая белые выпуклые камни, которыми была вымощена дорога.
- Это Екатерининский тракт, - Гордей поставил сумки на булыжники, между которыми, не теряя надежды, вылезала щетинка зелёной травы. - Во времена Екатерины Второй здесь был тракт, по которому гоняли ссыльных в Сибирь.
- Сколько же его строили? - Кёрста смотрела вперёд, и не видела конца улицы.
- Не так уж долго, Кёрста. Каждой семье Было приказано положить столько камней, сколько в ней человек. Где семеро - значит, положить семь камней, где девять душ - девять камней.
- Сколько же у вас всего душ было в городе, - Кёрста вымученно улыбнулась и с тревогой приложила руку к ещё плоскому животу.
- Тошнит? - Гордей посмотрел на Кёрсту, на её белые ноги, белые нежные руки. Сестрёнки летом бывали уже чернее чёр_та.
- Я так сильно пить хочу, но уже и пить не могу, - девушка подняла лицо к небу, на котором не было ни тучки, ни облачка.
- Это ты думаешь, что не сможешь. Через два дома видишь колонку? - он кивнул, слегка приподняв подбородок, указывая на железную колонку с бетонным прямоугольником рядом. - Сейчас увидишь.
Они дошли до колонки, прочую траву вокруг которой победила желтоголовая ромашка. Чемоданы остались дожидаться хозяев на тропинке, протоптанной год за годом женщинами с коромыслами на плечах и парой вёдер на них.
- Зачем этот большой камень, - спросила девушка, ладонью проводя по бетону, трогая каждый изгиб, каждую щербинку, появившуюся от ветра и непогоды.
- Чтобы вёдра не ставить на землю. Бывает слякоть, дождь, а вёдра всегда чистые.
- Хорошо придумано, - Кёрсте казалось странным всё, дома, улицы, и даже ветер пах по-новому, по-другому.
Гордей нажал на рычаг, и с шумом вырвалась плотная сильная струя воды, ударяясь в лунку, проделанную ей давным-давно, разлетаясь брызгами, загоревшимися на солнце разноцветной радугой. Кёрста подставила ладони, сложив их ковшиком. Вода била её по рукам, наполняя маленький ковшик и выплёскиваясь на землю под ногами.
Девушка поднесла ладони ко рту. Вода была холоднющая, освежала язык удивительным вкусом. Её хотелось пить всё больше и больше, пить не останавливаясь.
- Это чудо! Это чудо, какая вода! - девушка ополоснула лицо, набрала воды снова, ополоснула шею и голые по локоть руки. Быстрая вода, пролившись, намочила платье ниже шеи, и Гордей старательно не смотрел на это место.
- Осторожно, - предупредил он, - так и простудиться недолго. - Ты ещё маминых огурцов не пробовала, вот это точно чудо!
- Я, кажется, ожила, - Кёрста подошла и обтёрла его лицо своими влажными и холодными ладонями. - А ты будешь пить?
Гордей, наслаждаясь её прикосновениями, на секунду прикрыл глаза:
- Нет, я потерплю. Жара такое дело, один раз уступишь ей, напьёшься от души, и она всё время просить пить будет.
- Ты хитренький, - она прищурила глаза.
- Нет, я умненький, - улыбнулся Гордей. - Ну, что, пошли, немного осталось.
Кёрста шла рядом с Гордеем, здороваясь с теми людьми, с кем здоровался он. Рассматривая те же дома, что и он. Казалось, она хочет увидеть его родину его глазами.
- Ну вот, мы и пришли, - Гордей остановился около двухэтажного дома с узкими окошками и простыми деревянными наличниками, покрашенными белой краской.
Кёрста встала близко к Гордею, взялась своей свободной рукой за запястье его левой руки, держащей за ручку чемодан. Так они и вошли во двор.
- Это всё ваш дом, - Кёрста очертила круг головой над высокими очертания дома.
- Нет, Кёрста, на втором этаже соседи живут. У них отдельный вход. А это вот наше крыльцо.
Мужчина поставил чемоданы на крыльце, девушка замерла на месте, потеряв вместе с его рукой сильную опору. Открыл дверь в сени, пахнувшие прохладой, снова взял чемоданы.
- Пойдём, - глазами подбодрил её Гордей, и шагнул через порог.
В прихожей было мрачно. Впереди виднелась кухня с печкой и окном. Слева была высокая дверь, которая, очевидно, закрывалась деревянными полотнищами, похожими на оконные ставни В нос ударил резкий запах лекарств, дряхлого тела и влажных половиц.
- Мама? Отец? - спросил Гордей.
Навстречу ему вышла пожилая сухая женщина в тёмном платке и невзрачной одежде.
- Сынок! Ну, наконец-то! Дождались! Отец, Гордей приехал! - проходи, сыночек, проходи. - Вера обняла его одной и рукой, и, будто не решаясь задерживать, лёгким движением подтолкнула в сторону кухни.
- Здравствуйте, - произнесла Кёрста смущённо, оставаясь у высокого порога.
- Здравствуй, милая, - Вера хоть и знала, что сын приедет с девушкой, замешкалась. -Проходи, будь как дома.
Гордей тем временем уже сидел на кровати рядом с отцом, обняв его одной рукой за плечи, склонив голову к его седой голове.
- Хорошо, что приехали, да ведь, мать? - Сергей глазами нашёл Веру в проёме двери.
- Хорошо, отец, конечно, хорошо, - Вера из прихожей позвала: -Девочки, Гордей приехал.
Из большой комнаты вышла серьёзного вида женщина, хорошо одетая и с очень уверенным взглядом. За ней появилась худая молодая женщина со слегка вопросительным выражением глаз.
- Не может быть! - Гордей обнял одну, потом другую. - Девчонки, какие же вы красавицы выросли!
- Конечно, ты бы ещё дольше на Северах торчал, вообще забыл бы, как мы выглядим, - голос серьёзной женщины был сочным и громким.
- Вот моя Кёрста, познакомьтесь, отец, сестрёнки, - Гордей взял за руку девушку, подвёл к кровати отца.
- Здравствуйте, - с опаской произнесла она, протягивая ладонь для рукопожатия.
Мужчина был седой, без обеих ног, с выражением отчаяния и боли на морщинистом лице.
«А моего отца совсем нет,» - почему-то подумала девушка.
- Не бойся, не съем, - взяв в плен её ладонь и потряхивая вверх-вниз с усмешкой сказал Сергей, - да она у тебя пугливая, как сойка, сынок. Что, похрабрее не было?
- Я не пугливая, - серьёзно глядя в глаза мужчины, произнесла Кёрста. - Просто я Вас ещё не знаю.
-Ну-ну, - Сергей принялся вытряхивать трубку в пепельницу с миниатюрой свирепого медведя в полный рост, давая понять, что аудиенция окончена.
Наталья по обычаю изобразила приветственные объятия, положив руки на плечи и не думая прижимать Кёрсту к себе.
- Привет, привет, дорогуша, - глаза оценивающе скользнули по лицу и обшарили ладную фигуру.
Аннушка обняла Кёрсту, будто хотела поделиться с ней своей душой:
- Привет, будешь мне сестрёнкой теперь? - глаза смотрели в глаза, это было всё, что интересовало Анну.
- Буду, - не найдя в себе сил сопротивляться схожести брата и сестры, сказала Кёрста.
- Давай я тебе всё покажу, а потом отдохнёшь с дороги, - (угадайте, кто это сказал.)
- Конечно, согласилась Кёрста.
- Пойдёмте вместе, мне тоже интересно, что-то, может, изменилось? Гордей снял дорожную рубаху и достал из шифоньера любимую, видавшую сенокос и брызги воды на рыбалке, рубашку.
Молодые люди вышли в огород, Кёрста походила вокруг колодца, трогая цепь и края ведра. Она встала, влекомая желанием заглянуть в глубину, но что-то сдерживало её.
- Ты чего? - спросил Гордей, - у нас здесь самая вкусная вода.
- Я боюсь колодцев, - девушка смотрела и смотрела, не в силах оторвать взгляд, ей казалось, она слышит, как таинственно и призывно шепчет в нём вода.
- Отчего же? - спросила Анна, - у нас только маленькие дети боятся колодцев.
- Когда я тоже была маленькая, мне папа сказку рассказывал, про невесту ужа. В ней уж обманом заставил девушку обручиться, а потом с собой забрал. В колодец. А там скользко, холодно и страшно, - Кёрста решительно развернулась к Гордею. - А у вас яблони есть?
И осмотр достопримечательностей был продолжен. В доме молодым отвели дальнюю комнату, Наталья и Анна разместились в проходной. Кёрста переоделась в длинный вышитый халат, открывавший красивые нежные руки до локтя и шею чуть ниже ключиц, как раз до того места, где висел простой четырёхугольный крестик на верёвочке.
Потом накрыли стол в кухне. Гордей предлагал в зале, хотел перенести туда отца, но Сергей наотрез отказался покидать свою кровать. Тесненько усевшись, ели простую еду. Запечённую в печи курицу с золотистой корочкой, ароматную жареную картошку, малосольные огурчики, грибочки-груздочки с лучком и сметанкой. На столе стояла запотевшая беленькая, которой долго ждать своей очереди не пришлось. Кёрсте не случилось заявить во всеуслышание, что пить она не будет, так как женщины больше делали вид, чем пили. Отец Гордея быстро захмелел, молча и безучастно смотрел перед собой, рассматривая узор на жёлтой с ромашками скатерти, кое-где затёртый следами присутствия горячей чашки.
И всё было бы ничего, разговор шёл за столом, как обычно. Только взгляд матери Гордея обжигал Кёрсте, а именно то место под ключицами, где уже больше двадцати лет жил тоненький крестик.
Продолжение следует.